Ганнибал: Восхождение - Харрис Томас - Страница 5
- Предыдущая
- 5/55
- Следующая
– Ты сказал – "его высказывания"?
– Они все были про религию, но... Вы знаете, что значит слово "непристойный" или "непристойность"?
– Да.
– Сам-то я не совсем ясно представляю значение этих слов, но думаю, они означают что-то такое, что нельзя было бы произнести при маме.
– Я тоже так это себе представляю, – ответил учитель Яков.
– Если вы посмотрите на дату на стекле, это точно тот день, когда прямой солнечный свет каждый год падает на дядино окно.
– Он ждал солнца?
– Да. И в тот самый день он сгорел в своей комнате. Как только солнечный свет упал на его окно, он поджег сено моноклем, который надевал, когда сочинял свои книги.
Потом Ганнибал познакомил учителя с замком Лектер и провел вокруг замка. Они прошли по двору мимо огромного камня. В камень было вделано кольцо для привязывания, а на плоской поверхности камня виднелись шрамы от топора.
– Твой отец говорил, что ты измерил высоту башен.
– Да.
– И какой же они высоты?
– Южная башня сорок метров, а другая на полметра короче.
– А что ты использовал как гномон[4]?
– Этот камень. Измерил высоту камня и длину его тени и в тот же час измерил тень замка.
– Бок камня не вполне вертикален.
– А я использовал свой йо-йо[5]как отвес.
– А разве ты мог сделать все измерения одновременно?
– Нет, учитель Яков.
– Какая погрешность могла у тебя возникнуть из-за времени, прошедшего между измерениями тени?
– Один градус каждые четыре минуты, как земля вращается. А камень называется "Вороний", то есть "Камень ворона". Няня зовет его по-немецки – Rabenstein. Ей не разрешают меня на него сажать.
– Понятно, – сказал учитель Яков. – Тень у него значительно длиннее, чем я думал.
У них вошло в обычай вести беседы во время прогулок, и Ганнибал, семенивший рядом с учителем, видел, как тот старается приспособиться к тому, что разговаривает с мальчиком много ниже его ростом. Порой учитель Яков поворачивал голову в сторону Ганнибала и произносил слова в воздух высоко над ним, словно забыв, что разговаривает с ребенком. Наверное, он скучает по прогулкам и беседам с кем-нибудь его возраста, думал тогда Ганнибал.
Ганнибалу было интересно наблюдать, как учитель Яков строит отношения со слугой Лотаром и конюхом Берндтом. Оба они были людьми грубовато-добродушными, хорошо знавшими свое дело. Но совершенно иного склада ума. Ганнибал видел, что учитель Яков вовсе не пытается скрывать свои мысли, но и не выставляет напоказ свое интеллектуальное превосходство, никогда ни с кем не вступая в споры. В свободное время он учил их пользоваться самодельным теодолитом, обозревая окрестности. Ел учитель Яков вместе с поваром, из которого ему удалось вытащить несколько слов на успевшем сильно заржаветь идише, что вызвало изумление у всей семьи.
Части древней катапульты, которую Ганнибал Беспощадный использовал, воюя с тевтонскими рыцарями, хранились в амбаре на территории замка, и в день рождения Ганнибала учитель Яков, Лотар и Берндт собрали катапульту, заменив плечо метательной ложки новым крепким брусом. С его помощью они метнули двухсотлитровую бочку воды выше замка, и она упала с потрясающим взрывом на дальнем берегу крепостного рва, распугав плававших в нем птиц.
В ту неделю Ганнибал испытал самое острое чувство удовольствия за все свое детство. В качестве подарка на день рождения учитель Яков продемонстрировал ему геометрическое доказательство теоремы Пифагора, использовав изразцы и их отпечатки на песчаной грядке. Ганнибал смотрел на них, ходил вокруг. Учитель Яков поднял один из изразцов и приподнял брови, как бы спрашивая, не хочет ли Ганнибал снова увидеть это доказательство. И тут Ганнибал понял. Он все понял одним рывком. Ощущение было такое, что его забросили вверх из катапульты.
Учитель Яков редко приносил учебники на их беседы и очень редко ими пользовался. Когда Ганнибалу исполнилось восемь, он спросил его – почему?
– А ты хотел бы все помнить? – спросил в ответ учитель Яков.
– Да.
– Помнить – не всегда благо.
– Я хотел бы все помнить.
– Тогда тебе нужен Дворец памяти, чтобы все в нем хранить. Дворец, созданный в твоем мозгу.
– А это должен быть дворец?
– Он станет разрастаться, будет огромным, как дворец, – объяснил учитель Яков. – Его можно сделать еще и очень красивым. Какую самую красивую комнату ты знаешь, знаешь лучше других?
– Мамину комнату, – ответил Ганнибал.
– Вот оттуда мы и начнем, – сказал учитель Яков.
Ганнибал с учителем дважды наблюдали, как солнечные лучи весной касались окна дяди Элгара. Но в третью весну они уже прятались в лесу.
5
Зима, 1944/45
Когда рухнул Восточный фронт, русская армия лавиной покатилась по Восточной Европе, оставляя за собой дымящиеся пепелища, населенные голодающими и умирающими от ран и истощения.
Русские наступали с востока и юга, Третий и Второй Белорусские фронты дошли до самого Балтийского моря, гоня перед собой разбитые части отступающих дивизий СС, отчаянно пытавшихся добраться до побережья, откуда они надеялись морем эвакуироваться в Данию.
Амбициям добровольных помощников СС – хивисов – пришел конец. После того как они верой и правдой убивали и грабили, расстреливали евреев и цыган, чтобы услужить своим хозяевам-нацистам, никто из них так и не был принят в ряды СС. Их называли "Ostgruppen" – "Восточные части" и практически не считали солдатами. Тысячи хивисов были отправлены в трудовые батальоны, на рабский труд, часто приводивший к смерти. Однако некоторым удалось дезертировать и заняться собственным "предпринимательством"...
Красивая литовская усадьба недалеко от польской границы, дом открыт с одной стороны, словно кукольный домик: это взрывом артиллерийского снаряда снесло одну из стен. Владельцы усадьбы – вся семья, – застигнутые в подвале врасплох первым взрывом и погибшие от второго, лежат на полу в кухне первого этажа. Убитые солдаты – немцы и русские – лежат в саду. Немецкая штабная машина, перевернувшаяся набок, полуразорвана надвое попавшим в нее снарядом.
На диване в гостиной, лицом к камину, сидел майор СС; на брючинах у него застыла кровь. Его капрал снял с кровати в спальне одеяло и укрыл им офицера. Он разжег камин, но ведь гостиная открыта небу! Капрал стащил сапог с ноги майора и увидел, что у того почернели пальцы. Тут он услышал шум снаружи. Он снял с плеча карабин и подошел к окну.
Полугусеничная санитарная машина, "ЗИС-44" российского производства, но с опознавательными знаками Международного Красного Креста, грохотала по усыпанной гравием подъездной аллее.
Первым из машины вышел Грутас с белым полотнищем.
– Мы – из Швейцарии. У вас имеются раненые? Сколько вас?
Капрал оглянулся на офицера:
– Медики, господин майор. Поедете с ними?
Майор кивнул.
Грутас и Дортлих, на голову выше своего сотоварища, вынесли из машины носилки.
Капрал спустился к ним – объяснить.
– Вы с ним полегче, – сказал он. – Он ранен в ноги. И пальцы ног отморожены. Может, гангрена от отморожения начинается. Вы что, от полевого госпиталя?
– А как же! – ответил Грутас. – Но я могу и здесь оперировать. – И он дважды выстрелил капралу в грудь. Пули выбили облачка пыли из его мундира. Ноги у капрала подкосились, он упал; Грутас перешагнул через труп, вошел в дверь и сразу же выстрелил в укрытого одеялом майора.
Милко, Кольнас и Гренц высыпали наружу из задней двери машины. Форма на них была самая разная – литовской полиции, эстонского медкорпуса, Международного Красного Креста, но у всех на рукавах красовались повязки с большими эмблемами фронтовых медслужб.
4
Гномон – столбик-указатель или стрелка солнечных часов; указатель высоты солнца.
5
Йо-йо – детская игрушка "чертик на ниточке".
- Предыдущая
- 5/55
- Следующая