Красный дракон - Харрис Томас - Страница 48

• Предыдущая
• 48/81
• Следующая

Вогт, вдовец с тремя малолетними детьми, человек в высшей степени честолюбивый, был на пятнадцать лет старше Мэриан Долархайд. Всю свою ненависть он сосредоточил на сент-луисской газете «Пост-Диспетч», которая здорово подпалила ему перышки, раздув скандал с регистрацией выборщиков в 1936 году, а в 1940 году помешала стать губернатором штата.

К 1943 году звезда Вогта снова начала восходить. Он был выдвинут кандидатом в законодательное собрание штата и имел все шансы стать делегатом предстоящего съезда.

Мэриан проявила себя как очаровательная, гостеприимная хозяйка, и Вогт купил прекрасный старинный особняк на Олив-стрит, где они устраивали пышные приемы.

Через неделю после того, как Фрэнсис Долархайд поселился в доме бабушки, она повезла его туда.

Миссис Долархайд ни разу не была у своей дочери. Служанка, открывшая ей дверь, разумеется, не знала ее.

— Я — миссис Долархайд, — сказала бабушка и, громко топая, прошла мимо служанки.

Ее комбинация на три дюйма висела сзади из-под платья. Бабушка провела Фрэнсиса в большую гостиную, в которой уютно потрескивал камин.

— Кто там, Виола? — раздался сверху женский голос.

Бабушка торопливо прошептала:

— Иди к матери, Фрэнсис. Иди к матери. Беги!

Он отшатнулся и съежился под ее пронзительным взглядом.

— Иди к матери! Быстро! — Бабушка схватила его за плечи и подвела к лестнице. Он взобрался по ступенькам и, оглянувшись, посмотрел вниз. Бабушка кивком показала наверх.

В конце незнакомого коридора он увидел открытую дверь.

Мать сидела за туалетным столиком и красилась, глядя в зеркало, по краям которого горели лампочки. Она готовилась к политическому митингу, куда не полагалось являться слишком нарумяненной. Она сидела спиной к двери.

— Меме, — пропищал Фрэнсис, как его учили. Он очень хотел, чтобы у него получилось. — Меме!

Она увидела его отражение в зеркале.

— Если тебе нужен Нед, то он еще не вернулся из…

— Меме! — он вышел на свет, на безжалостный свет…

Мэриан услышала внизу голос матери, требовавшей чаю. Ее глаза округлились. Она сидела все в той же позе, потом вдруг быстро выключила лампы, освещавшие зеркало, и ее изображение исчезло. Мэриан издала тихий жалобный стон и всхлипнула. Может, она горевала о себе, а может, о нем.

После этого бабушка водила Фрэнсиса на все политические сборища и объясняла, кто он и откуда. И со всеми заставляла здороваться. А «здравствуйте» они дома не разучивали.

Мистер Вогт проиграл выборы, не добрав 1.800 голосов.

В бабушкином доме Фрэнсиса Долархайда повсюду окружали ноги со вздувшимися сизыми венами.

Еще три года назад бабушка основала дом престарелых. С тех пор как в 1936 году умер ее муж, бабушке хронически не хватало денег. Дело в том, что ее воспитали как леди, поэтому она не умела в одном месте купить, в другом перепродать.

У нее был большой дом и куча долгов, оставленных мужем. Брать постояльцев она не могла — дом располагался в очень уединенном месте. Бабушка могла потерять дом.

Когда газеты объявили о том, что Мэриан вышла замуж за богатого мистера Говарда Вегга, бабушка расценила это как дар небес. Она много раз писала дочери, умоляя о помощи, но так и не получила ответа. А когда звонила ей по телефону, служанка всегда отвечала одно и то же: «Миссис Вогт нет дома».

Потеряв последнюю надежду, бабушка договорилась с властями и стала селить у себя неимущих бездомных стариков, за каждого получая деньги от окружных властей.

Иногда, если властям удавалось разыскать родственников этих несчастных, перепадали кое-какие денежки и от них.

Бабушка едва сводила концы с концами, пока не надумала селить у себя в частном порядке стариков, принадлежащих к среднему классу.

За все это время Мэриан не оказала ей ни малейшей поддержки. А ведь у нее были средства!

Теперь Фрэнсис Долархайд играл на полу в окружении множества ног. Фрэнсис играл в машинки с бабушкиными пластинками маджонг, обвозя их вокруг узловатых старческих ступней, похожих на скрюченные корни.

Миссис Долархайд удавалось содержать в чистоте одежду своих постояльцев, но ей никак не удавалось побороть их привычку снимать тапочки.

Старики сидели целыми днями в гостиной и слушали радио. Миссис Долархайд поставила для их развлечения маленький аквариум с рыбками и пригласила плотника настелить поверх паркета линолеум — кто-нибудь из стариков непременно страдал недержанием мочи.

Они сидели рядком на кушетке и в креслах на колесиках и слушали радио, глядя давно выцветшими глазами на рыбок или куда-то вдаль, видя там ими кого-то или что-то из далекого прошлого.

Фрэнсис на всю жизнь запомнил шарканье ног по линолеуму в жаркий день, запах тушеной капусты и помидоров, доносившийся из кухни и эту ужасную вонь — так воняет от долго пролежавшего на солнце пакета из-под сырого мяса. Так воняло в доме бабушки от стариков. И еще там никогда не выключали радио.

«Если хочешь постирать.

Надо «Ринсо» покупать…» Фрэнсис все время торчал на кухне, потому что поварихой у бабушки работала Королева-мать, с детства прислуживавшая семейству Долархайдов. Иногда она приносила Фрэнсису в кармане передника сливу и называла его «маленьким соней-опоссумом». На кухне было тепло и уютно.

Но вечером мамаша Бейли уходила домой…

Декабрь 1943 года

Пятилетний Фрэнсис Долархайд лежал в постели на втором этаже бабушкиного дома. Окно было занавешено черными шторами. От японцев. Он не мог произнести слово «японец». Фрэнсису хотелось в туалет. Но он боялся темноты.

Фрэнсис позвал бабушку, которая спала внизу:

— Бе-бе…

Фрэнсис блеял, как козленок.

Он звал, пока не утомится.

— Пыжалста, бебе…

Вдруг ему на ноги брызнула тонкая, горячая струйка. А потом стало холодно, и ночная рубашка прилипла к телу. Фрэнсис не знал, как быть. Он глубоко вздохнул и повернулся лицом к двери. Ничего не случилось. Он опустил ноги на пол, встал. Рубашка словно приклеилась к ногам, щеки пылали от стыда. Фрэнсис кинулся к двери. Наткнувшись на ручку, он шлепнулся на пол, но моментально вскочил и ринулся вниз по лестнице, цепляясь за перила. Он бежал к бабушке! Подкравшись в темноте к ее постели, Фрэнсис забрался под одеяло, в тепло…

Бабушка повернулась. Ее тело напряглось. Фрэнсис почувствовал, что спина, к которой он прижимался щекой, словно окаменела. Затем раздался шепот:

— В жижни не шлыхала…

Нащупав на тумбочке вставную челюсть, бабушка засунула ее в рот и причмокнула.

— В жизни не слыхала о таком мерзком грязнуле! А ну, вылезай, быстро вылезай из моей постели!

Бабушка включила ночник. Фрэнсис стоял и дрожал. Она провела пальцем по его бровям и увидела кровь.

— Что-нибудь разбил?

Он мотнул головой, и на бабушкину рубашку попало несколько капелек крови.

— Наверх. Живо!

Он взбирался по лестнице в кромешной темноте. Свет он не мог включить — выключатели были очень высоко и до них могла дотянуться только бабушка. Фрэнсису не хотелось возвращаться в мокрую постель. Он долго стоял в темноте, держась за верхние ступеньки лестницы. Ему казалось, что бабушка не придет. Чудовища, притаившиеся в самых темных углах, в один голос утверждали, что она не придет.

Но она пришла и щелкнула где-то под самым потолком выключателем. В руках бабушка держала кипу простыней.

Перестилая постель, она не обмолвилась с Фрэнсисом ни словом.

Затем бабушка схватила его за руку и потащила по коридору в ванную. Свет зажигался над зеркалом, и бабушке пришлось встать на цыпочки, чтобы достать до выключателя.

Она дала ему полотенце, мокрое и холодное.

— Сними рубашку и вытрись.

Запах лейкопластыря и щелканье портновских ножниц… Бабушка раскрыла коробочку пластыря, поставила Фрэнсиса на крышку унитаза и заклеила ему ранку под глазом.

— А теперь… — сказала она и прижала ножницы к его круглому животу. Ему стало холодно.

• Предыдущая
• 48/81
• Следующая