Семнадцатилетние - Матвеев Герман Иванович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/130
- Следующая
— Ничего плохого в этом нет, — подтвердил Константин Семенович.
— Значит, вы согласны?
— Мне нравится ваша идея, Сергей Иванович. Возможно, что вы несколько сужаете идею политехнического образования и есть опасность ранней профессионализации, но, с другой стороны, сейчас подготовка к любой профессии охватывает так много предметов… Сельское хозяйство, например, немыслимо без механизации и электрификации во всех областях… Да, мысль Интересная! Но мне кажется, что наше министерство с задачей не справится…
— Абсолютно верно! Ваше министерство забюрократилось. Очень уж там силен чиновничий дух… Как они изучают детей? В кабинетах?.. Даже зоологи не мыслят своей работы иначе, как постоянно наблюдая зверей. Дети же меняются… Сейчас они не такие, какими были до войны или во время войны… Нет, нет… С педагогикой у нас совсем уж не так хорошо, как хотелось бы. Ведь не случайно Макаренко появился в системе Наркомата внутренних дел, а не в системе Наркомпроса…
Ему не удалось развить свою мысль. В кабинет вошла Лида.
— Хозяйка просит дорогих гостей к столу! — сказала она нараспев, делая глубокий реверанс.
— Подожди минутку, Лидуся… — остановил ее Сергей Иванович. — У нас тут интересный разговор.
— Нет, папа, Константин Семенович гость, а ты, наверно, замучил его своими теориями. Разговор можно продолжать за столом, — сказала она тоном, не допускающим никаких возражений.
Небольшой круглый стол был сервирован старинным фарфором. Константин Семенович не был знатоком фарфора, но и он залюбовался удивительно нежным рисунком сервиза.
— Это Мейссенский! — не без гордости пояснил Сергей Иванович. — Восемнадцатый век.
Но Константин Семенович успел заметить не только уникальный сервиз, но и то, что водка была подана не в графине, а просто в пол-литровой бутылке, что на белой накрахмаленной скатерти лежал кусок батона, что ветчина, поданная на великолепном блюде, была не нарезана, а накромсана. «Да, хозяйки-то в этом доме, очевидно, нет, — подумал он. — И Лиду все это, должно быть, совсем не интересует. Вот — один из результатов «свободного воспитания».
— Прошу!.. Папа, ты на свое место… Константин Семенович, сюда! — оживленно распоряжалась Лида. — Прошу вас сюда…
Она усадила учителя напротив отца и села рядом.
В это время пришла пожилая, круглолицая, с заплывшими глазками женщина. Она была одета в пышное с воланами платье темно-фиолетового цвета. В ушах болтались голубые шарики на тонкой цепочке, на груди приколота круглая брошка, а на пухлых пальцах кольца. Она подошла к Константину Семеновичу и бесцеремонно протянула руку:
— Здравствуйте!
— Наша домоправительница, Прасковья Андриановна, — с запозданием представил ее Сергей Иванович.
— Это она для вас нацепила все свои драгоценности, Константин Семенович, — усмехнулась Лида.
— Ну, уж ты и скажешь, Лидочка, — жеманно проговорила Прасковья Андриановна, чинно усаживаясь за стол. — Разве это все?
С появлением этой домоправительницы учителю стали понятно, что он был прав: хозяйки в доме нет. «Много лет назад приехала из деревни вот эта Прасковья, — подумал он, — устроилась у Вершининых и стала своим человеком. Ничему она за это время не научилась, ни и чем не нуждалась, и все ей сходило с рук. Отчета от нее не требуют, ни во что не вмешиваются, а потому и хозяев своих она ни во что не ставит. Очевидно, и тут свободное воспитание».
— Папа, мы тебя ждем, — напомнила Лида.
Сергей Иванович звонко захлопал в ладоши, хотя и было совсем тихо.
— Ну-с, дорогой гость… Надеюсь, вы не откажетесь? — сказал он, беря бутылку с водкой. Вопросительно взглянув на Константина Семеновича, наполнил его рюмку и налил себе. — В целях борьбы с алкоголизмом, дамам предписывается пить только красное, — провозгласил Сергей Иванович, наливая в Лидину рюмку кагор.
— Что вам положить, Константин Семенович? — спросила Лида. — Остренького? Папа, например, любит селедку…
— Пожалуйста!
— Селедку я всегда сама делаю, — Похвасталась Лида. — Паша так не умеет.
— У всех налито? — спросил Сергей Иванович и поднял рюмку. — Говорят, что русский человек без повода не пьет. На этот счет даже есть много анекдотов. Повод у нас, конечно, исключительный, но, знаете, Константин Семенович, не хочется как-то попросту… «со свиданьицем». Настроение сегодня почему-то приподнятое, — сказал он каким-то извиняющимся тоном и, подумав несколько секунд, заговорил торжественно и с чувством: — Нет дела более благородного, более ответственного и трудного, чем воспитание молодого поколения. Вам, учителям, доверило государство и вот мы, родители, самое дорогое, что у нас есть… От вас, в очень большой мере от вас, зависит сделать их упорными, стойкими, трудолюбивыми, образованными… Ну, одним словом, настоящими людьми…
Сергей Иванович замолчал, чтобы собраться с мыслями, но Лида воспользовалась паузой и не дала ему продолжать.
— Все понятно! — сказала она, вставая и чокаясь с учителем. — За учителей вообще и за Константина Семеновича в отдельности!
— Вот-вот. За учителей вообще и за вас в отдельности! — подтвердил с улыбкой академик. — Она у меня противница пышных фраз и всякой парадности. А я не могу так утилитарно…
— Папа… водка выдохнется!
— Сейчас, Лидуся, — поморщившись, остановил ее Сергей Иванович. — И знаете, Константин Семенович, я встречаю среди современной молодежи много таких вот рационализаторов в кавычках. Во времена моей молодости выпить рюмку водки… это было связано с каким-то событием. Мы часто собирались, спорили, веселились, но водка нам при этом была не нужна. А теперь?.. Если собралась компания, смотришь, обязательно и бутылочка появилась. Впрочем, может быть, это в моем лице отживающее поколение ворчит на новое…
После первой рюмки Сергей Иванович с аппетитом закусил и обвел всех веселыми глазами:
— А вы знаете, друзья мои, я так давно не пил, что даже забыл, какая она на вкус — водка-то! Придется немедленно повторить. — Выпьем теперь за новое поколение вообще и за присутствующее в отдельности. — А тебе, моя умница, — повернулся он к дочери, — желаю тебе отлично закончить школу!
— Наилучших тебе успехов, Лидочка! — громко пожелала Паша.
Лида повернулась к учителю и, не протягивая рюмки, с улыбкой ждала. Выражение глаз девушки напомнило Константину Семеновичу ее утреннее выступление на дискуссии, когда она чуть не поссорилась с Тамарой. Видимо, вопрос о счастье имел для нее какое-то особое значение.
— А я желаю вам, Лида, чтобы вы не прошли мимо своего счастья… и не ошиблись в нем.
В глазах у Лиды появился испуг, и, чтобы скрыть свое смятение, она резко повернулась к отцу.
— Ну вот, папа… слышал? — взволнованно сказала она и глубоко вдохнула в себя воздух, словно собиралась нырнуть под воду.
Сергей Иванович, кивнув головой, выпил. Через минуту он снова заговорил о школе, утверждая, что педагогика — это искусство, а не наука, и что в школе много хороших преподавателей, но, к сожалению, мало хороших педагогов.
— Папа, не надо сегодня больше серьезных разговоров… — умоляюще попросила Лида. — Константину Семеновичу, наверно, и в школе они надоели. Я лучше музыкой вас угощу. Хотите? Нам недавно привезли радиолу…
Не дожидаясь согласия, она ушла в гостиную, и скоро там с большой силой зазвучал симфонический оркестр. Лида вернулась на место.
— Хорошая радиола! Правда?
— Звук прекрасный!
— Никакого постороннего шума. И знаете, Константин Семенович, она сама меняет пластинки. Я зарядила сразу пять пластинок…
— Я вас просто не узнаю. Вы дома всегда такая? — вполголоса спросил учитель. Музыка заглушала его и слышала их только Лида.
— Нет, я только сегодня такая, — многозначительно произнесла девушка. — Я очень вам верю, — добавила она тихо. — Вы, наверно, умеете читать мысли. Мне даже стало немного страшно…
Учитель молчал. Он понял, что она говорит о его пожелании и что в душе у нее творится что-то неладное, словно она ищет выхода из какого-то тупика.
- Предыдущая
- 36/130
- Следующая