Семнадцатилетние - Матвеев Герман Иванович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/130
• Следующая

Иногда пыталась вмешиваться мать, но отец сразу же пресекал это вмешательство:

— Ты не касайся, Даша. Пускай сама… Она теперь грамотная. Триста копеек сложить и вычесть умеет. А если ошибется, — ее вина.

Дарья Степановна — мать Кати — была полной противоположностью отцу. Приветливая, добрая, уступчивая, услужливая, она всегда боялась кого-нибудь обидеть и старалась жить со всеми в ладу. Кате казалось, что мать боится не только отца, но и всех, кто держит себя уверенно, нахально. Иногда ей было досадно за мать и в то же время жаль ее. Катя всячески укрепляла в ней чувство собственного достоинства, но без особого успеха. Родом Дарья Степановна была из большой бедняцкой семьи. Года через два после Октябрьской революции Михаил Фомич, работавший в Питере уже много лет, приехав в родную деревню, женился на Дашеньке и увез ее в город. Тяжелое детство, подневольная жизнь наложили свой отпечаток, а большой, шумный и незнакомый город, казалось, напугал ее на всю жизнь. Катя появилась на свет поздно, через десять лет после свадьбы. Родители уже потеряли всякую надежду иметь детей. Отец, конечно, мечтал о сыне, но тем не менее горячо любил Катю и старался воспитать из нее дельного, честного, прямого человека, а не пустую, легкомысленную барышню.

— Катя, ужинать будешь? — спросила мать, заглядывая в комнату.

— Нет, мама, не хочется.

— Пойди поешь с отцом-то… Расскажи ему про школу. Он интересуется. Чего-то он сегодня хмурый… и все молчит.

Катя сразу поняла, о чем задумался отец, и решила начать наступление.

— Ну ладно. Я выпью чаю. А когда мы будем вместе, ты, мама, спроси его про время.

— Про какое время, Катя?

— Обыкновенное время. Спроси: сколько сейчас времени? Скажи, что наши часы неправильные.

— А зачем?

— Надо. Увидишь, что будет. Нальешь мне чаю, поставишь на стол и спроси, — объяснила Катя, направляясь за матерью в кухню, где ужинал отец.

Все получилось, как предполагала Катя. Когда мать налила чаю и спросила о времени, Михаил Фомич неторопливо вытащил из кармана часы и сказал:

— Без четверти двенадцать.

— Нет. Твои отстают, папа, — возразила Катя. — Сейчас больше.

Отец очень гордился своими часами, полученными в подарок от дирекции завода.

— Если и отстают, то минуты на две…

— Я с тобой спорить, конечно, не буду, но… — сказала Катя и подняла указательный палец. — Вот тебе первый случай. Был бы у нас телефон, мы бы сейчас и проверили твои знаменитые часы.

Отец взглянул на дочь. Глаза ее искрились лукавым озорством, и она с трудом сдерживала улыбку.

— Вот как!

— Да. Я знаю, что ты думаешь… Но ты ошибаешься, папа. Телефон придуман не только для связи между цехами…

— Иди-ка лучше спать, Катерина. Поздно уж…

На этом разговор о телефоне закончился.

Аня Алексеева оправдывала самые смелые надежды и шла вместе со Светланой одной из первых. Женя, Катя и, в особенности, Тамара были уверены, что она перегонит Белову. Но вдруг случилось непредвиденное.

В это дождливое октябрьское утро Аня пришла в школу мрачная, осунувшаяся, бледная, и на первом же уроке по геометрии получила тройку. Да и то, прежде чем поставить отметку, Василиса Антоновна подумала. Всем было ясно, что тройка — снисхождение, которое Аня заслужила сплошными пятерками, полученными раньше.

По истории она вообще отказалась отвечать, сославшись на болезнь. Это всполошило весь класс. В большую перемену девушки окружили Аню, но она демонстративно зажала уши и на все расспросы отмалчивалась. Женя выпроводила любопытных, подсела к Алексеевой и терпеливо ждала, пока та не опустила руки.

— Анечка, ты на самом деле больна? — участливо спросила Женя.

— Нет.

— Скажи мне, в чем дело? — продолжала ласково допытываться Смирнова.

— Да ничего не случилось! — с раздражением сказала Аня, отворачиваясь. — Не могла выучить — и все.

Но отделаться от Жени было не так-то легко. И не только по долгу старосты класса и «воспитательницы» решила она узнать, что случилось с подругой. Ее натура была такова, что, если кто-нибудь попадал в затруднительное положение, Женя не могла оставаться равнодушной. А сейчас Женя чувствовала, что у девушки большое горе.

— Неужели ты мне не доверяешь? — дружелюбно упрекнула она. — Я же тебе хочу помочь, Анечка. Скажи, что случилось? Зачем скрывать…

— Да ничего у меня не случилось! С мамой вчера поссорилась… вот и все…

— Тю-тю… Это дело, конечно, такое… узкосемейное. По это ничего! Ты не расстраивайся. Ну поругались, ну помиритесь! Это ненадолго. Поверь мне. Меня мама тоже поругивает иногда, а потом живем еще лучше…

Тройка по геометрии особенно встревожила Катю. Такого события она предусмотреть никак не могла, но Аня наотрез отказалась разговаривать с ней на эту тему.

— Ну, тройка и тройка… Пускай хоть единицу ставит. Оставь меня в покое!

— Ты с ума сошла! А как же «Обещание»? Ты комсомолка, ты подписалась!.. Мы же на тебя, знаешь, как рассчитывали! Посмотри, как Белова сияет…

— Ну и пускай, — равнодушно ответила Аня.

Катя поняла, что разговаривать дальше бесполезно и решила действовать иначе.

— Надя, что случилось с Аней? — тихо спросила Катя.

— Откуда я знаю? — с огорчением ответила Надя. — Она мне ничего не говорит…

— Ты не юли! — рассердилась Катя. — Я тебя по-комсомольски спрашиваю — в чем дело?

— Вот честное-пречестное слово, понятия не имею. Дома у нее какие-то неприятности…

— Дома, дома… Ясно, что не в трамвае. А что дома?

— Ну хоть режь меня на кусочки — не знаю!

— Смотри! — пригрозила Катя. — Ты за нее больше всех отвечаешь. Мы будем с тебя спрашивать.

— Это еще почему?

— А потому, что вы подруги. Друг должен отвечать за своего друга, если он, конечно, настоящий друг. Имей это в виду!

В конце большой перемены Катя спохватилась и отправилась в учительскую. Она не случайно была правой рукой Василия Васильевича. Катя любила химию и решила посвятить этой профессии всю свою жизнь. Увидев свою ассистентку, учитель приветливо улыбнулся.

— Василий Васильевич, я хотела… — Она оглянулась по сторонам и тихо попросила: — Не спрашивайте, пожалуйста, сегодня Алексееву. Она была вчера больна и, кажется, не знает урока…

— А что с ней такое? — встревожился учитель. — Пускай идет домой.

— Нет. Она ничего… температура нормальная…

— Хорошо, хорошо!

Катя чувствовала, что надо принимать еще какие-то меры, и хотела посоветоваться с Константином Семеновичем, но сначала следовало узнать, что же все-таки случилось с Алексеевой. В таком состоянии она никогда не видела Аню.

На уроке химии Надя сидела за одним столом с Аней. Разговор с Катей взволновал впечатлительную Надю, и она надеялась, что Аня не выдержит и расскажет ей о своем горе на уроке. Но напрасно. Аня сидела словно каменная, не обращала внимания на подругу, и взгляд ее застыл на одной точке. Надя попыталась вызвать ее на разговор и робко шепнула:

— Анечка. У тебя ничего не болит?

— Замолчи! — процедила та сквозь зубы.

Сложное и мучительное чувство переживала Аня Алексеева.

Она давно заметила, что с некоторого времени мать стала уделять своей внешности значительно больше внимания, чем обычно. Последние дни она не жаловалась на усталость, была веселой и доброй, как никогда. Был момент, когда Аню встревожила эта перемена, но она быстро успокоилась. Перемена была к лучшему, а не к худшему.

Михаил Сергеевич работал на одном заводе с матерью и, кажется, даже в одном цехе. Первый раз, когда он пришел к ним в гости, Аня отнеслась к нему с большой симпатией. Инженер сразу понравился ей веселым, беспечным характером, сочным голосом, прямотой и резкостью своих суждений. Она с удовольствием проводила вечера в компании его и матери. Михаил Сергеевич начал учить ее играть в шахматы.

— Нет, вы посмотрите, что делает этот коварный ребенок! — говорил он после какого-нибудь удачного хода девушки. — Это значит, она подбирается к моему ферзю! Это значит, она готовит вилку. Любопытная Картина… Анализ, анализ! Что нам показывает анализ? Если я пойду пешкой, она делает прыжок конягой, объявляет шах… и что же? Э-э-э… нет! Этот фокус у вас не пройдет, Анечка…

• Предыдущая
• 44/130
• Следующая