Казачьи сказки (Сборник) - Белянин Андрей Олегович - Страница 3

Шел по улице казак. Людям улыбался, воздухом дышал, усы крутил — моцион, одним словом. Вдруг видит в одном из освещенных окон — столик стоит, а за ним черт сам с собой в шахматы играет. Не стерпел казак! Как же это можно мимо живого черта пройти и в рыло не заехать? Не по-христиански как-то получается…

Вошел он во дворик, нашел дверь, шагнул в прихожую. Еще раз пригляделся. Все верно — комната с фикусом, патефон в углу, а за столиком натуральный черт в полосатом костюме и штиблетах.

— О, заходи, дорогой казак! По лицу вижу — драться пришел. И что это у вас за манера такая, чуть где черта увидали — сразу в амбицию?!

— Ах ты, нечисть поганая! — говорит казак, а сам уже рукава засучивает. — Да если вас, так через эдак, не бить, то, глядишь, вы всей Россией править вздумаете.

— Ни-ни! — успокаивает черт, но двигается так, чтоб меж ними всегда столик с шахматами был. — Зачем нам такой геморрой? Давай-ка лучше в шахматы сразимся. Игра мудреная, заграничная, всеми военными весьма почитаемая. Сам граф Александр Васильевич жаловал…

— Суворов-Рымникский! — догадался казак. — Ну тогда расставляй. Да только ваше рогатое племя просто так не играет — что ставить будем?

— Душу.

— Не нарывайся!

— Понял, понял… — повинился черт. — А давай фуражку казацкую. Синий верх, желтый околыш, лаковый козырек! Можно примерить?

— Вот выиграешь, тогда и мерь! — обрезал казачина и покрутил усы. — А ты ставь хвост в мясорубку, если моя возьмет.

— По рукам!

Засели за игру. Черт бутылочку принес, тяпнули за знакомство и начали.

На десятом ходу у казака меньше половины фигур осталось. Обидно ему рогатому проигрывать, да что сделаешь? Изловчился казак, плеснул себе и супротивнику, а пока черт водку пил, взял да и свистнул у него ферзя. А чтоб вражина не заметил чего, он этим ферзем свою стопочку закусил… Через два хода черт — тык, мык, где фигура?

— Съел, — честно отвечает казак.

— Не может быть, побожись!

— Вот те крест!

Пожал черт плечами, налил еще. Выпили, опять сидят, думают. Нечистому и невдомек, что казак вторую стопку его пешкой захрумкал. Зубы крепкие, организм закаленный, главное, чтоб заноза в язык не попала…

— Да у меня здесь пешка стояла!

— Где ж она?

— Ты шельмуешь, казак! Куда пешку дел?

— Съел!

— Врешь! Побожись!

— Вот те крест — не вру! Съел я ее!

Бедный черт аж пятнами пошел. А игра уже не в его пользу. Ход за ходом, зажал казак черного короля в угол. Понял черт, что проиграл. Добавил для храбрости и попросил:

— Вижу, что подфартило тебе. Но будь человеком, расскажи, на каком ходу ты моего ферзя съел?

— Не помню… — честно закашлялся казак, постучал себя кулаком в грудь и сплюнул горсть опилок.

Посмотрел на него черт, подумал, и счастье догадки озарило его лицо.

— Чтоб я еще раз с вашим братом взялся в шахматы играть — да ни в жизнь! — заключил нечистый и грустно пошел за мясорубкой…

… Продал как-то раз один студент душу черту, Дело, что и говорить, не особенно красивое, однако в былые времена встречалось не так уж редко, Да и продал-то по глупости, за смешную, можно сказать, цену… Ляпнул, не подумав, разок, дескать, замучили профессора университетские, у них, мол, и сам черт экзамен не сдаст!

Ну а нечистому тока намекни — уж тут как тут: хвостом вертит, ученость изображает, помочь обещается всячески. Поговорили они как два интеллигента, да и подписал студент желтую бумагу с буквами красными! О том, что, дескать, передает он душу свою бессмертную черту в руки, а за то ни один профессор его ни в чем нипочем срезать не сможет.

Сами знаете, откуль у энтих молодых атеистов о душе понятие, им бы тока Бога за рукав пощупать да и тиснуть в книженцию, мол, «материальных доказательств не обнаружено, а то, что есть, безобъективная иллюзия», во как!

Сроком поставили тот день, когда студент самый распоследний экзамен сдаст. Все честь по чести — серы нюхнули, договор скрепили, по рюмочке опрокинули за сотрудничество, и кажный к себе пошел, собою довольный.

Уж о чем черт думал, нам неведомо, а тока студент оченно счастлив был! Он, вишь, человек городской, образованный, знаниями перегруженный, премудростями книжными набитый, решил: что ему стоит нечистого обмануть? Трудно ли, умеючи, «вечным студентом» стать… Знай учись через пень-колоду, чтоб и выгнать жалко, и в люди выпустить стыдно! Мало ли таких… То-то облапошится хвостатый, долгонько будет меж рогов чесать, души атеистической дожидаючись…

Да почему-то не вышло ничего. С того дня, как ни пойдет студент в аудиторию, дык профессора с ним первые раскланиваются, за ручку здоровкаться в очередь толкутся, без экзаменов, экстерном все дипломы всучить норовят. Недели не прошло, а готовят на бедолагу полный отчет — уж такой разумности редкой молодой человек попался, что никак нельзя его в университетских стенах томить, а самый наипервейший диплом, со всеми печатями, вручить надобно да и просить самого государя слезно, чтоб он эдакую глыбищу над всем ученым советом наиглавнейшим поставил!

Вот тут-то и присел студент… Чего-чего, а не ожидал он от нечистой силы такенной-то прыти! Перепугался, однако… Они молиться пробовал — да не идет к Богу та мольба, что не от сердца… И в церкви поклоны бил — да только лбом ворота райские не отворишь… Опосля еще к гадалкам и колдовкам за советом бегал — куды тебе, они от него еще резвее деру дали: кто ж у черта законную добычу отнимать посмеет?

Парень с горя да по дурости уж и больным сказался, так к обеду цельная делегация ученая, всем составом профессорским, к нему диплом прямо на дом так и принесла! Только тут и понял студент, что не он нечистого, а нечистый его на хромой кобыле три раза вокруг елки обскакал… Залился он слезами горючими да и пошел с печали великой в садик вишневый погулять, последние часы вольным воздухом с ароматами напиться.

А в те поры шел по городу казак… На сапогах глянец, на щеках — румянец, лампасы яркие, штаны немаркие, «егорьевский» кавалер — всем героям в пример! Видит, в саду зеленом, за забором крашеным, студент в фуражке сидит, очки стеклянные слезами промывает. Не сдержался казак:

— А и какая же холера молодежь нашу культурную эдакие слезы лить заставляет? Какое ученое название у сей напасти?

— Безальтернативность… — студент ответствует да из-за пазухи договор треклятый пальчиками выуживает.

Глянул казак и так и сяк, сверху вниз да боковым зрением по диагонали и не понял ничего. Объяснил студент. Ну тут ровно тучка громовая на чело казачье набежала! Как топнет он сапогом со шпорою, как закричит голосом впечатляющим:

— А не бывать тому! Не позволит честный казак душе христианской, атеизмом научным отравленной, в адском пламени гореть по дури собственной. Ну-кось, появись здесь сей же час, дух нечистый! Мы с тобою по-иному потолкуем…

Один миг и вот он вам, черт лысый, тока позови — тут как тут: пятачком светит, улыбку клеит, а глаза бесстыжие добрые-добрые…

— Зачем звал меня, казак православный? Ваше племя с нашим дружбу не водит, а ежели морду бить али опять до Петербурга транзитом, так, увы, нет — слуга покорный… Я уж лучше в пекле пересижу. А господин студент еще с полчасика по земле походит, мне разве жалко, я ж тоже не без сочувствия…

— Студента не замай! Нешто сам не видишь, до чего человек образованностью на всю голову ужаленный?!

— Ой, да я бы и рад, но ведь договор — вещь бумажная, нетленная, юридической силы немереной! Хоть бы мне его и отпустить, так начальство со мной такое извращение сделает — ведра вазелина не хватит…

— Не гундось, чертово семя, — строго прикрикнул казак, спиной широкой студента прикрываючи. — А вот забирая меня вместо него! Что тебе проку в душе темной, неверующей, страха Божиего не имеющей, покаяния не испытывающей… Бери мою!