Клятва рыцаря - Хауэлл Ханна - Страница 36

• Предыдущая
• 36/64
• Следующая

Представитель местной власти оформил документы, в соответствии с которыми дом и прилегающие к нему земли перешли во владение Алана. Это имущество было вполне солидным по сравнению с тем, что имело большинство других незаконнорожденных. Элспет пыталась узнать имя его отца, но безуспешно. Представитель власти отказался сообщить ей, кто купил домик и землю для Энни Ситон, объяснив это тем, что не может нарушить конфиденциальность сделки. Элспет предложила компромиссное решение, попросив, если когда-нибудь он все же сможет назвать имя покупателя, сообщить об этом в Донкойл. Вначале Элспет думала, что будет достаточно известить этого человека относительно его возможного отцовства, но потом решила, что ей надо непосредственно познакомиться с ним и удостовериться, что он действительно является отцом, а не проходимцем, пытающимся завладеть ребенком и его имуществом. Мать Алана оставила его на произвол судьбы, и на долю малыша уже с первых дней выпали тяжелые испытания, так что Элспет не собиралась отдавать ребенка, пока не убедится, что он попадет в хорошие руки и его будут любить.

Прошло пять дней, прежде чем Элспет и Кормак наконец остались одни, и, хотя в эти дни они не занимались любовью, Элспет чувствовала, что они становятся все ближе друг другу. В промежутках между общением с жителями деревни, представителем власти и священником они беседовали, и Элспет многое узнала о Кормаке и его прошлом. Иногда во время разговора упоминалось имя Изабель, но оно звучало только как составная часть рассказа и потом быстро забывалось.

На шестой день утром, набрав веды, Элспет вернулась в дом и обнаружила, что Кормак полностью одет и стоит около кровати. Она сразу поняла, что их пребывание в этом домике подошло к концу. Кормак еще нетвердо держался на ногах и для уверенности вынужден был ухватиться за стойку кровати, однако Элспет не сомневалась, что он считает себя достаточно окрепшим, чтобы преодолеть верхом последние мили до королевского двора, а значит, и до Изабель. Элспет хотелось верить, что такая поспешность связана только с желанием Кормака как можно скорее прибыть туда, где, как он предполагал, их должны были ожидать ее родственники, но этот довод казался ей малоубедительным. Она надеялась задержаться в этом домике, пока Кормак окончательно не окрепнет. Тогда они могли бы в последний раз принадлежать друг другу, перед тем как он встретится с Изабель, но, очевидно, этому не суждено было сбыться.

– Ты, наверное, хочешь грохнуться на пол, – сказала Элспет, ставя ведро с водой.

– Я не так уж слаб. – Кормак стиснул зубы и сел на постель. – И вполне могу ехать верхом. Мы не должны больше оставаться здесь.

– Почему бы нам не задержаться еще на день или два? Рана на твоей ноге слишком глубока, и ты потерял много крови. Конечно, хорошо, что у тебя появились силы, однако, если ты попытаешься сейчас двинуться в путь, они быстро иссякнут.

– Я отдохну, когда мы прибудем на место. – Он вздохнул и коснулся пальцами своих волос. – Пол и Оуэн наверняка передали наше сообщение твоим родственникам, и они, вероятно, уже ищут тебя. Если они не найдут тебя при дворе, то помчатся во владения сэра Колина, чтобы рассчитаться с ним. Ты должна встретить их на месте, когда они приедут за тобой, иначе может возникнуть опасная вражда между кланами. Ты ведь не хочешь этого?

– Конечно, нет. Значит, мы едем завтра?

– Да, с первыми лучами солнца.

Ночью, устроившись рядом с Кормаком, Элспет прижалась к нему, стараясь подавить свои страхи. Она так сильно любила этого мужчину, что не могла поверить в отсутствие взаимности с его стороны. В той безумной страсти, которую они оба испытывали недавно, должна была зародиться любовь, и Элспет молила Бога, чтобы ради этой любви он в конце концов отказался от Изабель. Но она не была уверена, что это может произойти.

Из их бесед Элспет узнала одну очень неприятную вещь: родители Кормака слыли распутниками, ворами и лгунами. Она сочувствовала ему и другим детям из этой семьи, которые росли без родительской любви, в атмосфере позора. Но Кормак сумел, пережив тяжелое детство, стать порядочным человеком. Он так стремился восстановить честь, семьи, что ради этого готов был пожертвовать чем угодно.

Все порядочные мужчины дорожили своей честью, но Кормак дорожил ею с особым тщанием и не допускал даже мысли нарушить свое слово. Сейчас же речь шла не только о его личном достоинстве, но и о достоинстве братьев и сестер. Родители явно пренебрегали честью их клана, а Кормак решил восстановить ее и считал, что любое нарушение принятых обязательств ведет к дальнейшему унижению их семьи. Этого он никак не мог допустить. Для него не существовало полутонов. Только черное и белое. Данное слово было неразрывно связано с понятием чести, и его нельзя было нарушить.

«А это значит, – с болью подумала Элспет, – что его клятва, данная Изабель, прочнее камня».

– Я же говорила, что глупо садиться на лошадь, не оправившись до конца, – сердито сказала Элспет, укладывая бледного, взмокшего Кормака в постель.

Они с трудом добрались до гостиницы, где Кормак всегда останавливался по пути к королевскому двору. Последние две мили Элспет думала, что он вот-вот свалится с лошади лицом в грязь. Она прикусила язык, чтобы удержаться от резких слов, и ей оставалось только закрыть глаза, чтобы не видеть вновь проступившую из его ран кровь.

– Пожалуй, это не самое лучшее, что я когда-либо делал, – признался Кормак, слабо улыбнувшись, когда Элспет, ворча, снимала с него одежду. – Ты можешь ругать меня в полный голос, ангел мой. Я заслужил это.

Элспет только покачала головой, снимая повязки, обрабатывая раны и нанося на них мазь, прежде чем снова забинтовать чистыми полосками ткани. Его глаза были закрыты, пока она возилась с ним, но лицо немного порозовело. Она накрыла Кормака одеялами, крайне раздраженная его упрямством.

Затем Элспет распаковала веши и позаботилась о потребностях маленького Алана. Она понимала, что ее раздражение отчасти было вызвано настойчивым стремлением Кормака побыстрее добраться до королевского двора, даже рискуя своим здоровьем. Кормак считал, что ей необходимо как можно скорее встретиться со своими родственниками, чтобы утех не было оснований выступить против клана сэра Колина. И все же это казалось ей не единственной причиной, и ее мучила ревность. Конечно, Элспет удалось немного задержать Кормака, и она чувствовала, что все же поколебала его верность Изабель, однако она не была уверена, что смогла полностью убедить его отказаться от этой женщины.

После еды Кормак уснул, и Элспет с удовольствием помылась, а потом, думая о скорой разлуке с Кормаком, прилегла рядом с ним. Он сквозь сон пробормотал ее имя и, обняв здоровой рукой, притянул к себе. Затем с удовлетворенным вздохом снова крепко уснул. «Он помнит обо мне даже во сне», – подумала Элспет, и в душе ее снова забрезжила надежда.

Кормак вздрогнул, когда солнечный луч коснулся его глаз. Ему потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к яркому свету. Затем он огляделся и узнал гостиницу, в которой часто останавливался. Элспет была одета в красивое зеленое платье. Она только что закончила причесываться. Алан лежал в колыбели, которую они прихватили с собой из домика, и, что-то лепеча, перебирал пальчики своей маленькой ножки. Мадци растянулся кверху лапами на полу рядом с кроватью, греясь на солнышке в весьма вольном виде. Кормак улыбнулся, испытывая удовлетворение от открывшегося ему зрелища.

– Наконец-то ты проснулся, – сказала Элспет, тоже улыбнувшись и подходя к постели.

– Нет-нет. Позволь мне сесть без твоей помощи. – Его попытка сопровождалась приступами резкой боли, однако он чувствовал себя гораздо лучше, чем несколько дней назад. – Как долго я проспал?

– Ты уснул почти сразу, как только мы приехали сюда. Вечером проснулся, чтобы поесть, и опять уснул. Сейчас уже полдень следующего дня.

– О Боже. – Кормак покачал головой. – Неудивительно, что я так проголодался.

• Предыдущая
• 36/64
• Следующая