Боваллет, или Влюбленный корсар - Хейер Джорджетт - Страница 25

• Предыдущая
• 25/61
• Следующая

— Прошу вас следовать за мной, сеньор, — пригласил секретарь и стал подниматься по лестнице, которая выходила в длинную галерею второго этажа.

Они долго шагали по лабиринту коридоров и наконец подошли к двери, скрытой портьерами. Боваллет оказался в скромно убранной комнате, где его и оставили в полном одиночестве.

На стенах он опять увидел мучеников. Сэр Николас состроил гримасу и про себя обругал вкус его католического величества. Прошло еще полчаса. Король Филипп явно не торопился. Сэр Николас выглянул из окна в вымощенный булыжником двор. Он уже начинал позевывать.

Наконец секретарь вернулся.

— Его Величество примет вас, сеньор, — сказал он и отдал Боваллету верительные письма. — Сюда, прошу вас. — Он поднял портьеру, пропуская Боваллета, и повел его по коридору. Добравшись до очередных дверей, он поцарапался в массивные панели, и створки тут же распахнулись. Сэр Николас очутился в своего рода прихожей, где за столом сидели и писали что-то двое писцов, а около дверей застыли два стражника. Через эту комнату он прошел за секретарем к новым дверям, скрытым плотным занавесом. Стражник поднял занавес.

— Шевалье де Гиз, сир, — сказал секретарь, низко кланяясь, и отступая к стене.

Сэр Николас спокойно вошел в комнату, подождал, пока занавес за его спиной опустится снова, и быстрым взглядом окинул небольшой, скудно убранный кабинет, больше похожий на келью монаха. Интересного здесь было мало. Сундук, письменный прибор, священник у окна, стол в середине комнаты, и за столом, в кресле с высокой спинкой, человек, положивший ноги на бархатную скамеечку, бледный, с редкими прядями желтоватых волос, посеребренных сединой, с редкой бородкой и мрачными, хищными глазами под тяжело набрякшими веками.

Сэр Николас грациозно опустился на одно колено, касаясь пола перьями шляпы. «Господи, помилуй! — подумал он про себя. — Мы с моим врагом один на один в маленькой комнате, а он и не подозревает об этом!»

— Шевалье де Гиз… — медленно повторил Филипп хрипловатым голосом. — Мы приветствуем вас, сеньор.

Эти вежливые слова были произнесены невыразительным тоном, в тусклых глазах не было ни доброты, ни жизни. «Доброты было бы еще меньше, узнай он, что приветствует Ника Боваллета, » — подумал сэр Николас, легко поднимаясь на ноги.

Казалось, неподвижно сидящий в кресле Филипп изучает его лицо. Эта минута была очень напряженной, но сэр Николас спокойно стоял под пристальным взглядом короля. Придворные не должны были почувствовать, что его меч готов покинуть ножны в любую секунду.

— Вы привезли для нас письма, — медленно произнес человек.

Боваллет достал шелковый пакет, спрятанный у него на груди, подошел к столу, снова опустился на колено и протянул королю.

Беря бумаги, король слегка коснулся руки Боваллета. Пальцы у него были холодные и немного влажные. Он передал пакет секретарю и жестом приказал Боваллету подняться.

— Это ваш первый визит в Испанию, сеньор?

— Первый, сир.

Филипп наклонил голову. Секретарь надрезал шелк и разложил перед своим повелителем хрустящие листки бумаги. Глаза Филиппа медленно перебегали от строчки к строчке, но ничего не изменилось на его бесстрастном лице.

— Я вижу, вы приходитесь кузеном герцогу де Гизу, сеньор, — заметил он и оттолкнул страницы письма прочь по полированному столу. — Мы займемся этими делами и через неделю или около того сообщим вам ответ. — Спешить явно не входило в обычаи его величества. Он обратился к секретарю. — Васкес, если дон Диас де Лоса находится во дворце, пошлите за ним. — Он перевел взгляд на Боваллета. — Дон Диас займется вашим развлечением, сеньор. Где вы остановились? Боваллет назвал таверну. Филипп обдумал его слова.

— Да, это лучше всего, — сказал он. — Ведь вы здесь неофициально.

— В случае чего я буду утверждать, что путешествую для развлечения.

— Это разумно, — одобрил Филипп. — Надеюсь, вы сумеете приятно провести время. В Мадриде много интересного.

— Я дал себе слово непременно съездить и осмотреть великий Эскуриал[71], сир, — сказал сэр Николас, стараясь говорить благоговейным тоном.

Искра жизни промелькнула в глазах Филиппа, в его неживом голосе зазвучал энтузиазм. Он принялся говорить о своем огромном дворце, строительство которого, по его словам, подходило к концу. Он говорил одержимо, как будто речь шла о святом деле, и продолжал говорить, когда Маттео де Васкес вернулся в кабинет. За ним шел статный сеньор средних лет, одетый с большой пышностью, особенно по сравнению с королем, облаченным в черное.

Энтузиазм покинул Филиппа. Он представил дона Диаса де Лоса и препоручил Боваллета-шевалье его заботам. Ник раскланялся и вышел из комнаты следом за этим дворянином.

Похоже было, что дон Диас являлся доверенным лицом короля: он задавал только самые обычные вопросы. У него были холодные и торжественные манеры кастильского дворянина, и он молил шевалье обращаться прямо к нему при малейшей надобности. Дон Диас провел его по коридорам на галерею, где толпилось довольно много придворных, и поочередно представил его всем присутствующим. Шевалье был рекомендован всем как кавалер французского двора, путешествующий с целью расширить свои знания о мире. Таким образом, у Боваллета оказался покровитель, который ввел его в высшее общества. Дон Диас пригласил его быть гостем на приеме, дававшемся в его доме этим вечером, и Боваллет, не колеблясь, принял приглашение. Он еще немного побыл в галерее, беседуя с испанскими грандами, а потом откланялся.

Джошуа нервно ожидал возвращения хозяина и облегченно вздохнул, увидев, что тот, наконец, входит в комнату. Сэр Николас бросился в кресло.

— Клянусь смертью Господней, что это за двор! — воскликнул он и расхохотался. — Что за король! Что за замороженный король! Вот если бы кто-нибудь прошептал ему на ухо: «Перед тобой Эль Боваллет!» Я бы дорого отдал, чтобы только увидеть, как он вздрогнет.

— Господи, спаси и помилуй! — набожно проговорил Джошуа. — Нет, мне это совсем не нравится! — Вид у него был встревоженный. — И сколько мы тут пробудем, хозяин?

— Кто знает? Нет, какой рассказ для Дрейка! Дай мне Господи, все это выдержать, чтобы рассказать ему потом!

— Дай-то Бог, дай-то Бог, — мрачно согласился Джошуа.

— Успокойся, жулик, пройдет всего три недели, «Рискующий» доберется до нашей контрабандистской деревушки и каждую ночь будет подходить к берегу, ожидая моего сигнала.

— К чему все это, если вас поймают? — ядовито поинтересовался Джошуа.

— Меня не поймают, можешь быть уверен. Послушай, друг мой, вот что. Дорога у нас нелегкая, в пути нас поджидают опасные пропасти. Если я вдруг оступлюсь и провалюсь в одну из них… — Он помолчал, нюхая свой ароматический шарик, глаза его сузились и стали задумчивыми. — Да. Если только меня поймают, Джошуа, сразу же съезжай отсюда со всеми моими пожитками. Ступай в какую-нибудь таверну победнее и затаись там, так я смогу найти тебя. Если же ты точно узнаешь о моей гибели, или если я не найду тебя через десять дней, со всей скоростью пробирайся в порт известной тебе деревушки и сигналь фонарем, как только наступит темнота — ты знаешь, как. Но это в самом крайнем случае. А пока верь в удачу Боваллета. Ступай и разнюхай, где находится дом дона Диаса де Лоса. Я приглашен туда сегодня вечером. Кроме всего прочего, очень обяжешь, если узнаешь что-нибудь о доне Мануэле де Рада.

— Чума бы забрала всех женщин! — буркнул Джошуа, тщательно закрыв за собой дверь.

В доме дона Диаса де Лоса уже собралось много народу, когда туда прибыл и Боваллет. В одной комнате, где толпились молодые кавалеры, шла игра в кости, однако обстановка очень напоминала холодный прием, где каждый принужден выполнять свои обязанности. Пышно одетые господа группами прохаживались туда и сюда; среди них были и женщины, уже не столь сдержанные и благоразумные, как испанки прошлых дней. Прислуживающие гостям лакеи были одеты в ливреи с гербами де Лоса на рукавах. Гостей угощали освежающим питьем. В бокалах венецианского стекла светилось вино — вальдепеньяс из Морены, красное вино из Винароса и Беникарло, мансанилья, самое слабое шерри Сан Лукара. Подавались также сладости и фрукты — гранаты из Астурии и виноград из Малаги, но и только. Англичанину, привыкшему к роскоши, угощение показалось вовсе скудным, учитывая, особенно, всю пышность даваемого празднества. Дом дона Диаса мог похвастаться пушистыми коврами, стульями, обитыми шелковистым бархатом, тяжелыми серебряными канделябрами, часами из Толедо редкостной работы, гобеленами и шелковыми занавесями, но, казалось, в испанские обычаи не входило обильное угощение гостей на званых вечерах, как это было принято в более радушной Англии.

• Предыдущая
• 25/61
• Следующая