Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин - Страница 139

• Предыдущая
• 139/262
• Следующая

После первого прочтения никто не поверил. Шевеление пробежало по белым рядам, занимавшим ярусы слишком редко, чтобы иметь внушительный вид. Скавр еще раз прочитал письмо дрожащим голосом. И наконец раздались первые возгласы приветствия. Спустя час скандировал уже весь Рим: «Гай Марий сделал это! Гай Марий перевернул судьбы Рима! Гай Марий! Гай Марий!»

— Ну вот, он уже опять всенародный герой, — сказал Скавр фламину Юпитера Луцию Корнелию Меруле, который не пропустил ни одного заседания Сената с самого начала войны, невзирая на огромное количество ритуальных запретов, ограничивавших поведение человека, занимающего этот важный жреческий пост. Единственный из равных ему по происхождению, фламин Юпитера не имел права носить тогу. Вместо нее он заворачивался в тяжелую двухслойную шерстяную накидку, вырезанную в форме полного круга. Его головной убор представлял собою плотно прилегающий шлем из слоновой кости, украшенный символами Юпитера и увенчанный жестким шерстяным диском, пронзенным шпилькой из слоновой кости. Единственный из всех римлян столь высокого происхождения, фламин Юпитера позволял длинным волосам ниспадать на спину и бороде стелиться по груди. Все прочие традиционно выдерживали пытку бритья и стрижки с помощью костяных или бронзовых инструментов. Фламин Юпитера не имел права телесно соприкасаться с железом в любых видах — это означало, что он не может послужить своему отечеству. Луций Корнелий Мерула возмещал это усердным посещением Сената.

— Да, Марк Эмилий, — вздохнул Мерула, — думаю, мы, аристократы, должны признать: наши роды настолько истощены, что мы не можем произвести на свет народного героя.

— Ерунда! — огрызнулся Скавр. — Гай Марий — урод!

— Не будь его, где бы мы были?

— В Риме — и настоящими римлянами!

— Ты не одобряешь его победу?

— Конечно же одобряю! Я только хотел бы, чтобы под письмом стояла подпись Луция Корнелия Суллы.

— Сулла был хорошим городским претором, это я знаю. Но я никогда не слышал, чтобы он был равен Марию на поле боя, — сказал Мерула.

— Пока Гай Марий не оставит поле боя, как мы сможем это узнать? Луций Корнелий Сулла был рядом с Марием со времени войны против Югурты. И всегда он вносил большой вклад в победы Гая Мария, в то время как Марий приписывает их только себе.

— Будь справедлив, Марк Эмилий! В письме Гая Мария особо отмечены заслуги Луция Суллы! И лично я думаю, что похвала эта искренняя. Я также не могу слушать поношения в адрес человека, который воплотил в жизнь мои молитвы, — произнес Мерула.

— Человек откликнулся на твои молитвы, фламин Юпитера? Странно же ты выражаешься!

— Наши боги не отвечают нам напрямую, принцепс Сената. Если они недовольны, то посылают нам какие-либо явления, а когда они действуют, то делают это через посредство людей.

— Я знаю об этом не хуже тебя! — раздраженно крикнул Скавр. — Я люблю Гая Мария так же сильно, как и ненавижу его. Но повторяю: я хотел бы, чтобы подпись в конце письма принадлежала другому.

Один из служащих Сената вошел в палату; в ней оставались теперь только Скавр и Мерула, который задержался позже других.

— Принцепс Сената, срочное сообщение только что пришло от Луция Корнелия Суллы.

— Ну вот и ответ на твои молитвы! — хихикнул Мерула. — Письмо, подписанное Луцием Суллой!

Уничтожающий взгляд был ответом на слова Мерулы. Скавр взял маленький свиток и расправил его в руках. В полном изумлении он увидел всего две строчки, тщательно написанные большими буквами. Между словами были поставлены точки: Сулла хотел избежать неправильного истолкования.

С ГАЕМ • МАРИЕМ • СЛУЧИЛСЯ • УДАР • АРМИЯ • ДВИЖЕТСЯ • К • РЕАТЕ • Я • ВОЗВРАЩАЮСЬ • В • РИМ • НЕМЕДЛЕННО • НЕСЯ • МАРИЯ • СУЛЛА

Лишившись дара речи, принцепс Сената Скавр передал листок Меруле и тяжело опустился на скамью пустого нижнего яруса.

— Edepol! — Мерула тоже сел. — О, если бы хоть что-нибудь в этой войне шло как надо! Как ты думаешь, Гай Марий умер? Сулла именно это имел в виду?

— Я думаю, он жив, но не может командовать, и об этом знают его войска, — ответил Скавр.

Он перевел дух и кликнул служителя. Остановившись в дверях, писец немедленно вернулся и подошел к Скавру. Он просто сгорал от любопытства.

— Позови глашатаев. Вели им огласить весть о том, что с Гаем Марием случился удар и что его доставит в Рим его легат Луций Корнелий Сулла.

У служителя перехватило дух, он побледнел и поспешил выйти.

— Мудро ли ты поступил, Марк Эмилий? — спросил Мерула.

— Один только великий бог это знает, а я не знаю. Все, что я знаю, — это то, что, если я соберу Сенат, чтобы обсудить это, они проголосуют за сокрытие новости. А я этого не хочу, — сказал Скавр решительно. Он встал. — Пойдем со мной. Я должен сообщить новость Юлии до того, как глашатаи начнут вопить с ростры.

Когда пять когорт почетного эскорта, сопровождавшего носилки Мария, входили через Коллинские ворота, их копья были оплетены ветками кипариса, мечи и кинжалы обращены в противоположную сторону. Легионеры вступили на рыночную площадь, украшенную гирляндами цветов и заполненную молчаливым народом — это выглядело как праздник и похороны одновременно. И так было на всем пути до Форума, где тоже повсюду свисали цветы, но толпа стояла тихо и безмолвно. Цветами отмечалась великая победа Гая Мария; молчанием встречалось поражение, нанесенное ему болезнью.

Когда позади солдат появились плотно занавешенные носилки, по толпе пробежал громкий шепот:

— Он должен жить! Он должен жить!

Сулла и его солдаты выстроились на Нижнем Форуме у ростры, а Гая Мария отнесли по Аргилету в его дом. Принцепс Сената Марк Эмилий Скавр поднялся на ростру в одиночестве.

— Третий основатель Рима жив, квириты! — загремел Скавр. — Как всегда, он повернул ход войны в пользу Рима, и любая благодарность Рима будет меньше его заслуг. Принесем же жертвы богам ради его здоровья, потому что, возможно, настало время Гаю Марию покинуть нас. Он в тяжелом состоянии. Но благодаря ему, квириты, наше положение улучшилось неизмеримо.

Не было приветственных возгласов. Однако никто и не плакал. Слезы берегли для похорон великого человека, на момент, когда больше не будет надежды. Скавр сошел с ростры, и народ начал расходиться.

— Он не умрет, — с усталым видом произнес Сулла.

— Я никогда и не думал, что он умрет! — фыркнул Скавр. — Он пока еще не стал консулом в седьмой раз. Он не позволит себе умереть.

— Это в точности то, что говорил он сам.

— Что, он все еще в состоянии говорить?

— Немного. Это даже не слова, а какие-то обрывки. Наш армейский хирург считает — это из-за того, что у него парализована левая сторона, а не правая, хотя я не могу объяснить почему. Не знает этого и армейский хирург. Он лишь утверждает, что такова обычная картина, которую врачи наблюдают на поле боя при ранениях в голову. Если отнимается правая сторона тела, речь пропадает. Если же парализована левая сторона, речь сохраняется.

— Как странно! Почему же об этом не говорят наши городские коновалы? — спросил Скавр.

— Думаю, они просто мало видели пробитых голов.

— Верно. — Скавр дружески взял Суллу за руку. — Пойдем со мной, Луций Корнелий. Выпьем немного вина, и ты расскажешь мне о том, что случилось, — расскажешь абсолютно все. Я ведь думал, что ты все еще с Луцием Цезарем, в Кампании.

Никакого усилия воли не потребовалось Сулле, чтобы отказ его выглядел естественно.

— Пойдем лучше ко мне, Марк Эмилий. Я все еще в доспехах, а становится жарко.

— Пора нам обоим забыть о том, что произошло много лет назад, — искренне сказал Скавр, вздохнув. — Моя жена стала старше, степеннее. Она очень занята детьми.

— Ну, тогда пусть будет твой дом.

Далматика встретила их в атрии. Состояние Гая Мария сильно тревожило ее — как и всех в Риме. Теперь ей было двадцать восемь лет, и она хорошо сознавала счастливый дар своей расцветающей красоты, прелести своих каштановых волос, богатых, как дорогой мех. Глаза молодой матроны, взглянувшие в лицо Суллы, были серыми, как море в облачную погоду.

• Предыдущая
• 139/262
• Следующая