Нежданная любовь - Хейер Джорджетт - Страница 47
- Предыдущая
- 47/71
- Следующая
Венеция очень удивилась, так как не получала не только предупреждения о визите, но даже ответа на письмо тете с сообщением о женитьбе Конуэя.
— Мой дядя? — воскликнула она настолько недоверчиво, что Фингл обрадовался произведенному эффекту и признался, что сам не может прийти в себя от изумления.
— Ваш дядюшка проделал весь путь в своей карете, мисс, — сказал он, очевидно считая, что это обстоятельство придает дополнительный блеск неожиданному визиту, — и, как я подозреваю, со своими кучерами, так как он не расплатился с ними и не дал им денег на еду, а сразу отправил их в «Красный лев».
— Отправил в «Красный лев»? — воскликнула шокированная Венеция. — Боже мой, как же вы и Риббл это допустили?
Но оказалось, что мистер Хендред отверг все гостеприимные возражения, чего, как Фингл напомнил Венеции, и следовало ожидать, памятуя, что когда он провел в Андершо неделю после кончины хозяина, то не позволил принимать ни его кучеров, ни лошадей.
— Правда, тогда при нем был его слуга, мисс, а теперь — нет.
Эти сведения, сообщенные весьма драматичным тоном, не произвели на Венецию особого впечатления. Она только сказала, что должна сразу же приветствовать гостя, и быстро направилась в дом, хотя Фингл уже приготовился описывать во всех подробностях недостатки почтовых лошадей, запряженных в карету.
Венеция не стала переодеваться, а сразу же прошла в гостиную, где, как сообщил ей Риббл, мистер Хендред пребывал в компании ее милости и миссис Скорриер. Войдя туда, она задержалась на пороге с раскрасневшимися от ветра щеками, хлыстом в одной руке и шлейфом костюма, наброшенным на другую. Когда мистер Хендред поднялся с кресла у камина и направился к ней, Венеция отпустила юбку, отбросила хлыст и двинулась ему навстречу, протянув руки.
— Какой приятный сюрприз, дорогой сэр! — воскликнула она. — Я так рада вас видеть! Впрочем, это не помешает мне разбранить вас! Мы в Йоркшире считаем себя оскорбленными, когда наши гости отправляют слуг и лошадей в таверну!
Прежде чем он успел ответить, вмешалась миссис Скорриер:
— Разве я не говорила, сэр, что мисс Лэнион будет вас ругать? Но вам следует знать, дорогая мисс Лэнион, что во многих поместьях, куда больших, чем это, недавно стало правилом принимать у себя не более одного слуги гостя и вовсе не принимать лошадей.
— Это не соответствует нашим северным представлениям о гостеприимстве, — отозвалась Венеция. — Но скажите, сэр, что привело вас в Андершо? Надеюсь, на сей раз вы погостите у нас как следует, а не отбудете в спешке, прежде чем мы успеем осознать, что вы приехали!
Суровые черты мистера Хендреда смягчила улыбка.
— Вам известно, моя дорогая Венеция, — ответил он сухим, педантичным голосом, — что я не настолько располагаю своим временем, как мне бы хотелось. Цель моего визита касается вас, и я надеюсь вскоре сообщить ее вам.
Венеция была удивлена, но так как мистер Хендред был ее главным опекуном, то решила, что он приехал обсудить с ней какой-то деловой вопрос.
— Если вы собираетесь сообщить, — улыбнулась она, — что мое состояние исчезло благодаря происходящему в таинственном месте, именуемом «биржа», подождите, пока я принесу нюхательную соль!
Мистер Хендред снова улыбнулся, но едва заметно, так как подобное предположение было слишком чудовищным, чтобы служить предметом для шуток. Миссис Скорриер вновь вмешалась в разговор:
— Вам не стоит долго держать мисс Лэнион в напряжении, тем более что у вас такая чудесная новость! Не бойтесь, мисс Лэнион! Ручаюсь, что цель приезда вашего дяди скорее приведет вас в восторг, чем в ужас!
К тому времени Венеции стали ясны два обстоятельства. Судя по исключительной любезности миссис Скорриер, она была хорошо знакома с социальным и финансовым положением мистера Хендреда и решила произвести на него благоприятное впечатление, а судя по холодному взгляду, которым были вознаграждены ее усилия, мистер Хендред испытывал к ней сильную неприязнь. Венеция решила увести его, пока он не дал ей резкую отповедь, поэтому она пригласила дядю пройти с ней в столовую, чтобы обсудить кое-какие дела. Миссис Скорриер отнеслась к этому на удивление благосклонно, объяснив свое поведение дочери, как только они остались одни, что доход мистера Хендреда, по слухам, составляет двадцать тысяч фунтов в год.
Шарлотта изумленно выпучила глаза, ибо внешность мистера Хендреда не свидетельствовала о подобном богатстве. Если бы не индивидуальность, присущая любому, даже самому простому костюму от Уэстона, он мог бы сойти за респектабельного, но весьма скромного адвоката. Это был худощавый человек ниже среднего роста, с тонкими ногами, редкими седыми волосами и резкими чертами лица, наделенными всеми признаками хронической диспепсии. Он всегда аккуратно одевался, но, так как ему были чужды любые формы щегольства и расточительности, не носил никаких драгоценностей, кроме перстня с печаткой и скромной золотой булавки в складках галстука, никаких ярких жилетов и длинных манжет, и, какое-то время одеваясь у Штульца, сразу же перешел к Уэстону после того, как мистер Штульц оказался настолько неразумен, что прислал ему новый сюртук, украшенный пуговицами с рисунком по последней моде и вдвое большими, чем казалось подобающим мистеру Хендреду.
Несмотря на нелюбовь к крайностям моды, мистер Хендред принадлежал к самому высшему обществу, ибо, помимо всех преимуществ, даваемых огромным состоянием, он обладал такими связями, что в его присутствии не следовало делать уничижительные замечания о ком-либо из знати, так как он вполне мог оказаться его близким знакомым. Мистер Хендред был членом парламента и мировым судьей, а коль скоро его деловые способности сочетались со стойким чувством долга, его имя приходило в голову каждому, нуждавшемуся в поверенном или душеприказчике.
В хозяйстве мистер Хендред не терпел никаких лишних трат, и, хотя платил шестьдесят фунтов в год повару-французу и никогда не путешествовал с наемными кучерами, супруга даже не пыталась убедить его нанять больше слуг, чем ему казалось необходимым. Помимо особняка на Кэвендиш-сквер, у него было большое поместье в Беркшире и два поменьше в других местах, но, в отличие от пятого герцога Девонширского, который круглый год держал не менее десяти домов, полностью укомплектованных прислугой, в жилищах мистера Хендреда всегда царил полный порядок при минимальном количестве слуг.
Венеция впервые познакомилась с ним, когда тетя пригласила ее провести неделю в Хэрроугите. Мистеру Хендреду посоветовали попробовать знаменитые воды для лечения желудочных расстройств, но, к сожалению, ни воды, ни климат ему не подошли, и после десяти дней неудобств он подал сигнал к отступлению. Но, несмотря на недуги, он был добрым и внимательным хозяином, обеспечивал Венецию всевозможными развлечениями и ясно давал понять, не прибегая к открытой критике эксцентричности своего шурина, что не одобряет изолированное существование, которое ей приходится вести, и был бы рад избавить ее от него. Тогда это не оказалось возможным, а когда после смерти сэра Франсиса Лэниона мистер Хендред возобновил предложения гостеприимства, Венеция сочла это не более осуществимым, чем прежде. Она отклонила приглашение, мистер Хендред согласился с ее решением, и Венеция полагала, что он принял ее отказ как окончательный. Поэтому она удивилась, услышав, что единственной целью его приезда в Андершо было немедленно отвезти ее на Кэвендиш-сквер, где племянница, как ему казалось, станет желанным прибавлением к его семье.
Венеция была глубоко тронута, но мистер Хендред не позволил ей выражать свою признательность. Соединив копчики пальцев, он строго произнес:
— Несомненно, моя дорогая Венеция, вы хорошо осведомлены о моем отношении к вам. Надеюсь, мне незачем говорить, что ваша тетя и я всегда испытывали к вам привязанность. Преувеличения чужды моей натуре, но я без колебаний заявляю, ваше поведение, отличающееся благоразумием и твердыми принципами, всегда заслуживало уважения. Вы славная девушка, дорогая племянница, — добавил он менее чопорно, — по вас бессовестно использовали те, кому следовало в первую очередь заботиться о вашем комфорте. Позвольте заверить вас, что для меня будет величайшей радостью сделать все, что в моих силах, дабы компенсировать вам годы, которые вы пожертвовали на то, что считали своим долгом. — Венеция сделала протестующий жест, но мистер Хендред нахмурился и продолжал более резким тоном: — Умоляю позволить мне быть с вами откровенным. Несмотря на то что я не испытываю желания говорить с вами о странностях вашего покойного отца, я должен заметить, что, хотя он был во многих отношениях достойным человеком, его поведение после трагического события, происшедшего в дни вашего детства, кажется мне эгоистичным и неразумным. Мои чувства были ему известны. Добавлю лишь то, что отношусь с глубоким уважением к подчинению дочери воле отца. Когда после его внезапной кончины вы сочли своим долгом остаться здесь во время неизбежного отсутствия вашего старшего брата, я не мог отрицать силу ваших аргументов и не считал себя вправе вас переубеждать. Я не возобновлял свои предложения, когда стало очевидным, что Конуэй, вместо того чтобы вернуться домой и освободить вас от ответственности, которую вы так самоотверженно взвалили на свои плечи, не собирается считаться с чем-либо, кроме собственных удобств, так как понимал, что вы все равно найдете для него оправдания. Но, ознакомившись с содержанием письма, которое вы отправили вашей тете… Скажу без колебаний, Венеция, что я редко был настолько шокирован и считаю поведение Конуэя, навязавшего вам не только свою жену, но и ее мать, просто возмутительным и освобождающим вас от всех обязательств оставаться в Андершо!
- Предыдущая
- 47/71
- Следующая