Повести - Рубинштейн Лев Владимирович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/46
• Следующая

— А тебе, Фёдор, завтра будет свобода, — прибавил он. — Кажется, отец твой сменил гнев на милость и разрешил тебе остаться здесь.

Утром на берегу постлали ковёр и поставили кресла для почётных гостей. Когда солнце поднялось, забили барабаны и заиграли трубы. Потешные роты выстроились на берегу. Под звуки музыки явился Пётр, в новом кафтане, с золотой шпагой на красной перевязи. За ним следовали генерал Ромодановский в парадной форме и боярин Стрешнев. Со стрелецким караулом приехал и боярин Троекуров. Они заняли кресла на берегу.

Лёшка был на своём месте, у паруса. Корт стоял с топором, готовый обрубить канат. Брант поднял вверх пивную кружку и провозгласил тост за здоровье его царского величества и за благополучное плавание. Он осушил кружку залпом и бросил её за борт. Пётр подал знак, и под гром пушек ботик отвалил от пристани.

Он медленно плыл по Яузе, мимо берегов, заросших густым ракитником. На берегах толпились дворцовые слуги без шапок и смотрели, как бот, спустившись немного по реке, повернул и, лавируя, пошёл обратно.

Пётр стоял на берегу. Глаза его сияли. Когда бот прошёл мимо пристани, он замахал Брандту шляпой. Пётр был так увлечён, что не обратил никакого внимания на боярина Троекурова, который что-то ему говорил, кланяясь и указывая на бот.

Боярин указывал на Фёдора. Беглый потешный капитан не выдержал заточения, вылез на палубу и сразу был замечен отцом.

— Сюда, мейнгер! — кричал Пётр. — Причаливай! Я сам с тобой поеду.

— Государь, — сказал Стрешнев, — негоже царю по воде ходить, не было такого на Руси.

— Как не было? — ответил Пётр. — Не вы ли с Никитой Зотовым рассказывали мне про великого князя Олега, как он под самый Царьград ходил? Не мешай, Тихон!.. Сюда, мейнгер! Причаливай!

Брандт причалил. Пётр прыгнул в бот и стал возле корабельного мастера. Брандт снова пошёл вверх по реке. Пётр бросил шляпу на дно лодки и взялся за верёвки.

— Оставьте парус помощникам, мейнгер Питер, — сказал старик, — и станьте лучше возле руля. Вот так!

Пётр взялся за руль и стал направлять бот.

Лодка быстро и бесшумно понеслась вверх по течению.

— Вот это мне любо! — сказал Пётр, глядя на мелькающие зелёные кусты на берегах. — Так бы век ездить! А теперь повернём.

Бот свернул налево, но поворот был слишком крут, и юный рулевой не рассчитал. Раздался скрип, и дно бота зачертило по песку. Судно вздрогнуло и остановилось.

— Так, — сказал Брандт и вынул изо рта трубку. — Сели на мель. А ну-ка, Корт, попробуй шестом.

Но Пётр выхватил шест из рук помощника и, налегая на него со всей своей огромной силой, попытался снять лодку с песка. Бот качался, но не сходил.

— Бакеев, лезь в воду, — сказал Брандт. — Хорошо бы, если бы боярский сын тоже не сидел без дела. На корабле лишних людей не любят.

Фёдор молчал. Он боялся воды. Даже мыться он был не великий охотник.

— Эх ты, курица! — сказал Пётр. — Стой, я полезу.

Он было начал раздеваться, но Брандт жестом остановил его. Фёдор снял сапоги, засучил штаны выше колен и спрыгнул за борт.

— Навались! — кричал Пётр. — Ещё навались! Сходит!

Бот шуршал по песку. Наконец он качнулся, ушёл немного носом книзу и вдруг вольно всплыл, словно обрадовался свободе. Мальчики полезли обратно в лодку. Лёшка так ретиво выскочил из реки, что плеснул водой Петру на плечи. Пётр рассмеялся. На его возбуждённом смуглом лице высыхали капли.

— Отчего это случилось? — спросил он.

— Река мелка, узко, — ответил Брандт.

— Где бы пошире?

— Можно на Просяном пруде, в Измайлове. Там пошире.

— А где ещё пошире?

Брандт наморщил лоб и думал долго.

Вдруг раздался голос Лёшки:

— Господин бомбардир, дозволь сказать…

— Говори, — сказал Пётр, глядя на него с нетерпением.

— Сказывают, на Плещеевом озере воды много.

— А где оно?

— Отсюдова вёрст за сто с лишком, за Троице-Сергиевой лаврой, под городом Переяславлем.

— А ты там бывал?

— Сам-то не бывал, а отец ходил.

— Да кто твой отец? Рыболов, что ли?

Лёшка хотел было сказать: «Вольный казак-мореход», но сдержался.

— Отец сказывал, что на Плещеевом озере бури бывают, а другого берега и вовсе не видать. А живут там рыбаки, народ водяной. А раньше жили там старинные люди «весь», и от них могилы большие остались.

Пётр посмотрел на голландца. Тот одобрительно кивнул головой.

— А не потонет бот?

— Нет, ваше величество, — усмехнулся Брандт. — Он и на море не потонет, если на нём будет хороший моряк.

Пётр задумался. Бот снова приближался к пристани. Фёдор смотрел на берег с беспокойством — там не было его отца. Брандт причалил. Пётр вышел на берег.

— До чего любо, Тихон, — воскликнул он, — на воде лучше, чем на земле! Теперь я на воде жить буду, как водяная птица.

— Государь, — сказал Ромодановский с поклоном, — боярин Троекуров во гневе, что сына на лодке увидел, все свои прощённые слова обратно взял и побежал к государыне царице челом бить.

Пётр нахмурился:

— Ишь неуёмный старик! Кабы не матушка, выгнал бы его взашей из Преображенского… Фёдор!

— Я, государь!

— Иди в Капитанский дворец. Будешь по морскому делу обучаться. И ты, Бакеев. Прикажи, господин генерал, взять его сержантом в потешное войско и выдать ему кафтан форменный и штаны алые. А должность его будет для водяной игры — сторожить бот, доколе цел будет. Прощай, мейнгер!..

Вечером Пётр, стоя у открытого окна, рассеянно прислушивался к мерно звучащему голосу Тихона Стрешнева.

— И ещё в молодых годах слышал я, как киевского великого князя дружинники на ладьях ходили в Тьмутаракань[15] и далее по всему морю…

— По какому морю, Тихон?

— Русское море, а ныне зовут его Чёрным.

— Это где нынче турки засели?

Стрешнев утвердительно кивнул бородой.

— Ещё слышал, государь, — продолжал он, — как князя Олега ладьи ходили и по Волге до моря Хвалынского, а оттуда по морю и до далёких мест, где горы высоки. А за горами, бают, земля на нашу вовсе не похожа: живёт там цапля с красным клювом, а из-под земли бьёт вечный огонь…

— А ладьи какие были?

— Что, государь?

— Спрашиваю, ладьи какие были? Кто строил? И как?

— Не слышал, государь…

— Какое им название? Шитики? Карбасы? Бусы?

— Как мне знать, сударь? Я, слава создателю, по морям не плавал… А дозволь спросить: откуда тебе такие мудрёные слова ведомы?

Пётр пожал плечами и не ответил. Слова эти слышал он от потешных Преображенского полка, а те, в свою очередь, слышали их от отцов, дедов, слуг и родичей, из которых многие ходили и по рекам и по морям. Но никто не мог рассказать Петру в подробностях про эти корабли.

Он поглядел в окно на пышные белые облака, плывущие по синей небесной глади, и ему показалось, что это русские корабли, что плывут они под парусами по старому дедовскому пути — через Русское море, вокруг зелёного горбатого мыса, похожего на медведя, погрузившего свою морду в воду… Слышал он от потешных, конюших и дворцовых слуг ещё про море северное, серое, свирепое, про разноцветные сполохи, что в небе играют, про большие русские корабли, называемые «кочами», идущие к дальнему ледяному острову Груманту…

Стрешнев поспешно встал. Дверь раскрылась, и в комнату вошёл дядя Петра — Лев Кириллович Нарышкин.

— Государыня сюда жалует, — сказал он.

— Уйди, Тихон, — проговорил Пётр и обернулся лицом к двери.

Вошла Наталья Кирилловна. Она подошла к Петру и положила ему руки на плечи.

— Петруша, — заговорила она жалобно, — что это ты придумал — по речке плавать! Того и гляди, утонешь!

— Не утону, мать, — сказал Пётр. — От смелого и смерть бежит.

— Завёл себе потеху водяную, бог с ней! А зачем других за собой таскаешь? Тебе вольная воля, а боярин Троекуров обиделся. Уж он было сына своего простил, да как увидел его на лодке-то, тут опять рассердился. «Откажусь, говорит, от своего сына, не надобен мне такой сын, порченый!»

• Предыдущая
• 6/46
• Следующая