Смятение чувств - Хейер Джорджетт - Страница 41
- Предыдущая
- 41/94
- Следующая
Лидия, с величайшим возмущением прислушивающаяся к этим унылым планам, воскликнула:
– Мама, не можешь же ты отправиться в постель сразу, едва зайдя в дом! О, ведь ты сама недавно говорила, когда миссис Митчем навестила нас в Фонтли, что нет ничего более неприятного, чем гость, который приехал только для того, чтобы болеть и постоянно просить подать то стакан теплой воды, то жидкую, овсянку!
– Ах, ерунда! – смягчила резкость Лидии Дженни. – Мы надеемся, мама не считает себя гостьей в доме собственного сына! Пусть она делает, что хочет. Проходите наверх, мэм, и располагайтесь поудобнее!
Вдовствующая смягчилась. У нее было коварное намерение сорвать любые праздничные планы, – которые, возможно, вынашивались ради ее удовольствия, – удалившись по приезде в свою спальню в состоянии полного изнеможения; но как только ее стали умолять делать именно то, что ей хочется, она начала думать, что если отдохнет часок, то почувствует себя достаточно окрепшей, чтобы присоединиться к своей семье за обеденным столом. Она позволила Дженни проводить ее наверх, и, хотя, естественно, ей причинило боль то, что она пошла не в «свою» комнату, она обнаружила, что в отведенных ей прекрасно обставленных покоях произвели, ради ее уюта и удобств, такие тщательные приготовления, что ее тоска улеглась окончательно. Поэтому к тому времени, когда она устроилась на кушетке, обложенная подушками, и подкрепилась чаем с тостами, она была на удивление благожелательна с Дженни и сказала ей, что, дабы не разочаровывать ее дорогих, она постарается превозмочь свою усталость, чтобы спуститься вниз к обеду.
Тем временем Лидия, заглянув в столовую и воскликнув благоговейным тоном:" «Господи, какая роскошь!», поднялась в гостиную вместе со своим братом. Она застыла на пороге и стояла, изумленно глядя и ничего не произнося, целую минуту. Потом с сомнением посмотрела на Адама. В его глазах заиграл озорной огонек.
– Ну?
– Можно мне сказать, что я думаю, или… или нет?
– Можешь. Но это не обязательно. Я и так знаю, что ты думаешь.
– Дело в полосатой обивке! – сказала она. – Было бы совсем не так плохо, если бы ты убрал ее, – хотя, должна признаться, что мне не слишком нравится тот странный диван. Эти ужасные маленькие ножки напоминают какое-то животное.
– Рептилию. Это крокодильи ножки.
– Крокодильи?! – Лидия осмотрела их более пристально и разразилась хохотом. – Да, действительно! Я думала, ты пытаешься меня разыгрывать. Но почему? Ах, ну да, конечно. Это египетский стиль, да? Я знаю, сейчас все на этом помешались, но, по-моему, это не слишком удобно, а по-твоему?
– Я считаю это отвратительным! – ответил брат, тоже рассмеявшись. – Погоди, ты еще увидишь нелепую кровать Дженни! Видишь ли, не она выбирала все это добро, а ее отец.
– Бедный мистер Шоли! Наверное, он считает, что это высшая степень утонченности. Однако маме, знаешь ли, так не покажется. Кроме того, ей вообще не нравится мистер Шоли. А мне нравится, пусть даже он несколько комичен! – Она издала вздох. – Ох, Адам, лучше бы мама не переезжала в Бат! Если бы она остановила свой выбор на лондонском доме, я бы легче это перенесла, потому что могла бы поговорить с тобой, когда приду в полное отчаяние, что, к сожалению, часто со мной происходит.
– Она стала совсем несносной? – спросил он сочувственно.
– Да. И кажется, даже я уже не могу служить ей утешением. Я очень бессердечная, Адам? Он покачал головой, улыбаясь.
– Ну а мама говорит, что очень, и иногда я боюсь, что, может быть, я такая и есть, потому что начинаю испытывать к Шарлотте такую же неприязнь, как и к Марии! Ты поверил бы, что я способна на такое? К Шарлотте!
Он рассмеялся:
– Бедняжка Шарлотта! Но, знаешь, у тебя это не всерьез.
Она посмотрела на него как-то зловеще:
– Нет! Но будет всерьез, если ты тоже станешь называть ее бедняжкой Шарлоттой!
– Беру свои слова обратно! – поспешно сказал он. – Я никогда этого не говорил!
На щеках ее появились ямочки, но она уныло сказала:
– Это такой вздор! Мама говорит о ней так, словно она умерла; разве что пока не называет ее святой Шарлоттой. Да и как она может это сделать, если знает, что Шарлотта совершенно счастлива! Недавно мы получили от нее письмо, отправленное из Йорка, где они останавливались на несколько дней.
– Я рад слышать, что она счастлива.
– Адам, – поведала Лидия благоговейным голосом, – она пишет, что Ламберт разделяет все ее мысли и чувства!
– Боже правый! Я хочу сказать, какая удача!
– Они поделились друг с другом серьезными и возвышенными мыслями в храме.
– Нет, не так, – тут же ответил Адам. – У Шарлотты были серьезные и возвышенные мысли, а Ламберт сказал: «Да, воистину так!» Ей-богу! Лидия, негодница, ты делаешь меня таким же скверным, как сама! Угомонись!
Она хихикнула, но смахнула слезинку:
– О, если бы только Мария не умерла! Тогда я не была бы обязана утешать маму или даже ехать в Бат! Он нежно обнял ее:
– Мне жаль, что тебе приходится ехать, но думаю, что в любом случае ты должна на какое-то время запастись терпением. Постарайся это вынести. Если мама сама повезет тебя в Лондон будущей весной, захочешь ли ты приехать к нам, с тем чтобы Дженни тебя представила?
Теперь его горячо обняли сестринские руки, и Лидия с восторгом воскликнула:
– Да, еще бы! Тетя Нассингтон говорила о том, чтобы вывести меня в свет, но я предпочла бы, чтобы это сделали вы с Дженни. А она согласится?
Поскольку Дженни, вошедшая в комнату в этот момент, все слышала, то тут же сказала, что ничто не доставит ей большего удовольствия, чем эта процедура. Лидия воспрянула духом и в порыве откровения выразила надежду, что мама останется в Бате на всю весну.
– Ах ты, скверная девчонка! Уведи ее, Дженни. Кстати, не забудь показать ей свою ванну! Ей она понравится!
Лидия и вправду пришла от ванны в восторг, решив немедленно ею воспользоваться, чем весьма шокировала Марту Пинхой.
– Не хочешь же ты сказать, что не моешься в этой ванне, Дженни? Да ведь это прекрасно! Такая роскошная раковина! И опять же эти зеркала! Ты видишь себя, куда ни посмотришь, пока сидишь в ней!
– Ну, не вижу в этом особого удовольствия, – заметила Дженни. – Но если ты хочешь, пользуйся ею на здоровье.
– Ну уж нет, миледи! – объявила мисс Пинхой. – Удивляюсь, что вы говорите такие вещи! Все мы знаем, что это за создания – те, кто сидит в таких ваннах, сплошь окруженных зеркалами! Да сама мысль… – Махнув рукой, мисс замолчала.
Было очевидно, что Лидия не отягощена этими повсеместно распространенными знаниями, и, поскольку было так же очевидно, что она собирается потребовать от мисс Пинхой просветить ее, Дженни поспешно увела сестру Адама в свою комнату, которую Лидия тоже одобрила, выразив свое восхищение:
– О, да тут все новое, не считая сундука и стульчика у окна! Должна сказать, это великое улучшение, прежде все тут было очень обветшалым!
– Тебе нравится? – с беспокойством взглянула на девушку Дженни. – У меня самой не слишком-то хороший вкус – впрочем, я ни имела никакого отношения к меблировке: этим занимался папа, пока мы были в Рашли, чтобы… чтобы приготовить нам сюрприз. Вот только боюсь, что он сделал это все слишком… слишком помпезно!
– Что касается меня, – сказала Лидия, – так меня это нисколько не заботит. До чего прекрасно иметь отца, который преподносит такие роскошные сюрпризы! – Девушка помялась, а потом робко спросила:
– Не собирается ли он переделывать и Фонтли, нет? Ну… не очень сильно?
– Нет, нет, обещаю тебе, Фонтли вообще не будет переделываться! – воскликнула Дженни, заливаясь краской.
– Не хочу сказать, что этот дом не очень элегантный! – поспешно сказала Лидия. – Просто для Фонтли этот стиль не так бы хорошо подошел!
У Вдовствующей, когда она спустилась в гостиную, сложилось мнение, что излюбленный стиль мистера Шоли вообще не подойдет ни для одного респектабельного дома, и при первой возможности она с предельной прямотой выразила свое мнение Адаму, да так резко, что он вдруг вступился даже за материю в полоску, упрямо настаивая, что такая ткань отлично смотрится.
- Предыдущая
- 41/94
- Следующая
