Никто пути пройденного у нас не отберет - Конецкий Виктор Викторович - Страница 47

• Предыдущая
• 47/96
• Следующая

Единственное, что я в Чехове не принимаю, – ружье. То, которое обязательно стреляет, ежели повешено автором, например, на стенке какой-нибудь бутафорской коммунальной квартиры.

Я свободолюбив, раба начисто выдавил и потому считаю: писатель волен развесить или расставить и ружье, и пулемет, и батарею гаубиц, но ничего не стрельнет.

Пускай зритель с замершим дыханием все представление ждет залпа, пускай – против этого я не возражаю. Но залп себе в лоб главный герой литературно-драматического произведения не произведет. Под нежную музыку Шопена, на фоне батареи межконтинентальных ракет он засунет голову в газовую духовку. И все дела. И никакого шума.

Итак, я за свободу от литературных канонов, ибо начисто лишен суеверий. Их выбили из меня еще в военно-морской подготовительной бурсе.

Тринадцатого июля, в понедельник, я уезжал из Москвы в тринадцатом вагоне «Стрелы» в Ленинград на тринадцатом месте после вполне бессмысленного заседания комиссии по морской художественной литературе.

Опаздывать на самолеты, поезда, комиссии и пароходы не моя манера: дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина!

Прибыл к «Стреле» за полчаса. У тринадцатого вагона уже стояла проводница. Она была почему-то с пустым ведром.

Я спокойно докурил на перроне последнюю сигарету.

За это время мимо прошла в вагон миловидная, вся воздушная девушка. (Как сказал бы входящий в моду Северянин: «Росно-сиреневая».) У девушки была авоська с ананасами килограммов на десять и изящная сумочка. За девушкой прошел поп – лет тридцати пяти, с белокурой бородкой, в рясе, при всех поповских причиндалах.

Я с привычной ухмылкой вспомнил дурацкую пословицу: «Поп, да девка, да порожние ведра – дурной знак». Нормально заплевал окурок, дождался, когда проводница передаст ведро напарнице, и поднялся в вагон.

И сиреневая девушка, и поп оказались соседями по купе. И я поблагодарил Бога за тринадцатое место – оно располагалось внизу. Увы, я уже не в том возрасте, когда мужчине нравится взлетать на верхнюю полку одним пружинистым прыжком под девичьим взглядом, а слезая оттуда, демонстрировать прямой гимнастический угол.

Вагон был прохладен и пах сырым бельем.

Поездка начиналась великолепно. Смущало одно: на моей постели валялся фанерный чемодан, здоровенный, перевязанный грубыми веревками короб, как выражается кое-кто. Я спросил попутчиков о его происхождении.

Священник объяснил, что в купе уже заходили три гражданина. (Он сперва произнес «парня», но сразу переправился на «гражданина».) Едут с нами не все три, а один, а два других его провожают. Тот, который едет с нами, направляется в Воркуту через Ленинград, так как других билетов не достал. Все граждане немного выпивши и потому, вероятно, положили чемодан воркутянина на мое место. В данный момент граждане пошли искать пиво.

Я попытался снять чужой неопрятный багаж со своей полки, но короб оказался чертовски тяжелым, будто налит сжиженным гелием. Священник любезно помог стащить кладь воркутянина в проход. И я не очень удачно пошутил о том, что в таких чемоданах (по свидетельству Агаты Кристи; эту плодовитую старушку я видел в музее восковых фигур в Лондоне) убийцы обычно бросают расчлененные трупы жертв на произвол судьбы.

Девушка взглянула на меня с ужасом, легко поднялась и вышла из купе. Священник закрыл за ней дверь и в мгновение ока скинул рясу или что там на нем было, оставшись в шикарной пижаме.

Я никогда в жизни пижам не покупал, так как не люблю всего полосатого. Но тоже воспользовался отсутствием девушки, снял форму и забрался под сырое одеяло в старомодной майке и плавках.

Сплю я в поездах головой в сторону окна. Эта привычка выработалась в пику тем перестраховщикам, которые считают, что при сокрушительном столкновении поездов внутрь лежащие головы сохраняются лучше.

Устроился, достал журнал «Новое время». И почуял вдруг запах нефтепродуктов. Дурно пахло от столика, на котором лежало нечто, напоминающее средних размеров углекислотный огнетушитель. Но оказалось, это зажигалка воркутянина, который пока отсутствовал.

Этот тип начал раздражать заочно.

А священник, который оказался словоохотливым, располагал к себе. Кроме ношения сана пресвитера, он был еще штатным борцом за мир от лица нашей церкви и год за годом мотался по миру в этой борьбе, используя служебные командировки еще и для освоения дельтапланеризма в самых труднодоступных местах планеты. Сейчас он занял шестое место на соревнованиях по прыжкам с Эльбруса (5633 метра над уровнем моря) и ехал в Ленинградскую Духовную академию, чтобы сделать доклад о пользе дельтапланеризма при борьбе с атеистами… Черт-те стулья!

Как говорится в православных кругах (Даль): и у соборных попов не без клопов. Но чтобы русский поп летал с Эльбруса на дельтаплане! Это, конечно, впечатляет. И я невольно пожалел, что уже сглотнул снотворное и не успею потолковать с таким замечательным мужиком. Звали дельтапланериста простецки: Сидором Петровичем.

Включилась трансляция, заиграла кобзоно-толкуновская музыка, девушка вернулась в купе, Сидор Петрович достал бутылку боржоми и трюфели. Я же, дабы не мешать молодым людям, надел очки и уткнулся носом в «Новое время».

Минут за десять до отправления в дверях возникла пьяная морда.

Я как заметил ее, так сразу почему-то всплыла в памяти фраза Михаила Михайловича Зощенко: «Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду». Ну здесь я, как и Зощенко обычно делал, несколько преувеличиваю. Никакого оружия у воркутянина, конечно, не было. Однако, скажу я вам, морда!

ИНОПЛАНЕТАРНАЯ.

Просто «уголовная» тут никак не подходило.

Глубинную семантику или этимологию «уголовник» и «уголовный кодекс» не знаю. В детстве считал – от угла, куда нашкодивших ребятишек ставят носом. В зрелом возрасте решил, что это происходит от пятого угла, который старожилы в казарме заставляют искать новобранцев.

Но смешно и подумать было при поверхностном даже взгляде на воркутянина, что с подобной мордой человека куда бы то ни было можно было загнать, а тем паче сунуть носом в угол.

Вес далеко за центнер, синие джинсы из дерюги, свитер и сапоги на железобетонной подметке. Скажете, я не мог с первого поверхностного взгляда угадать материал инопланетарной обувки? Правильно. Узнал позже.

– Мы, тля, дядя, по газу и углю, а ты, тля, мильтон? – спросил воркутянин, ткнув пальцем в нашивки моей аккуратно повешенной на плечики формы. (Необходимо отметить, что он никак не оскорблял меня и не обзывал тлей, нет! Просто из приличия я вынужден заменить одну букву слова-паразита инопланетянина.)

– Моряк, – сказал я.

– Капитан?

– Да.

– Милиции капитан, тля?.. Ну и фиг с тобой!.. – И он переключился на Сидора Петровича: – Э-э-э-э, борода! Из ветеранов, значит?.. Поджиг мой где? Э… Помню, уговорил я одного ветерана выступить о первом коммунистическом субботнике, да… Он на халяву поломался, наконец за поллитра согласился. Рассказывает: «Вообще-то, дорогие товарищи, должен признаться, что был на ентом субботнике только свидетелем. Вижу вокруг одного корявого бревна много народа шевелится, ну, любопытно стало, приблизился. Тут ко мне маленький такой подходит, картавый, с бородкой, говорит очень вежливо: „Не желаете, гражданин, бревно тащить?“ Нет, говорю, нет моего желания. Он извинился культурно и отошел. Сразу другой подходит – тоже с бородкой, но уже клинышком и без картавости, без вежливости, ростом повыше и такой жилистый, говорит: „Значит, это вы, гражданин, бревно тащить не желаете?“ Да, говорю, нет моего желания на данный момент бревно тащить. „Ну, – говорит, – ежели не желаете бревно тащить, то попилить придется“. Где же, спрашиваю, тут пилить-то? Нигде даже и козла, тля, не видно – никакого приспособления для пиления! „Вы, гражданин, – говорит, – меня не поняли, попилить в тайге придется“. Тут меня с обеих сторон под локотки и поехали…» Так вот этот чертов ветеран после пол-литра выступил! Меня потом по парткомам затаскали… Боюсь вашего брата. Особо тех, которые живого Ильича видели. Ты, борода, случаем, штурмом Зимний не брал?

• Предыдущая
• 47/96
• Следующая