Аэропорт - Хейли Артур - Страница 32
- Предыдущая
- 32/125
- Следующая
— Если пригласят; наверно, приду.
Гвен закрыла дверцы шкафа.
— Можешь не сомневаться: пригласят.
Они прошли на кухню, и она налила в чашки приготовленный им чай. Он любовался каждым её движением. У Гвен был какой-то удивительный дар даже вот такое чаепитие на ходу обставлять со всей торжественностью.
Теперь, когда она достала из другого шкафа чашки и Димирест увидел, что они тоже с маркой «Транс-Америки», он только усмехнулся. Не следовало ему проявлять такую щепетильность при виде бутылочек с ярлыками авиакомпании, подумал он: в конце концов, уловки стюардесс ни для кого не секрет. Просто его изумило количество бутылочек.
Он знал, что все стюардессы довольно быстро обнаруживают, что экономное расходование припасов в самолётных подсобках может существенно облегчить им жизнь дома. Они приходят в самолёт с полупустыми чемоданчиками, которые затем набивают оставшейся едой, причём первоклассной, поскольку авиакомпании покупают только самое лучшее. Пустой термос отбывает из самолёта полным — со сливками, а порой и с шампанским. Кто-то даже уверял Димиреста, что предприимчивая стюардесса может наполовину сократить свой счёт у бакалейщика. Только на международных рейсах девушки ведут себя осторожнее, так как по правилам все оставшиеся продукты сразу после посадки должны быть уничтожены.
Всё это, разумеется, строго запрещено всеми авиакомпаниями и тем не менее идёт своим чередом.
Стюардессы знают, что по окончании полёта никакой инвентаризации не производится. Во-первых, на это просто нет времени, и, во-вторых, авиакомпаниям дешевле возместить убытки, чем поднимать вокруг этого шум. В результате многие стюардессы сумели за счёт авиакомпании обзавестись одеялами, подушками, полотенцами, льняными салфетками, рюмками и столовыми приборами в поистине ошеломляющем количестве: Вернону Димиресту доводилось посещать «гнёздышки», где почти все предметы повседневного обихода явно прибыли из кладовых авиакомпаний.
В размышления его вторгся голос Гвен.
— Я вот что хотела сказать тебе, Вернон: я беременна.
Она произнесла это столь небрежно, что смысл её слов не сразу дошёл до его сознания. И потому он ошарашенно переспросил:
— Ты что?
— Беременна: бе-ре-ме…
— Можешь не произносить по слогам, — раздражённо оборвал он её. Но мозг его всё ещё не желал воспринимать услышанное. — Ты в этом уверена?
Гвен рассмеялась своим приятным, серебристым смехом и глотнула чаю. Димирест видел, что она забавляется его растерянностью. Но до чего же она была сейчас желанна и хороша!
— Дорогой мой, — заметила она, — какой старый, как мир, банальный вопрос! Во всех книгах, какие я читала, мужчина в таких случаях задаёт вопрос: «А ты уверена?»
— Чёрт побери, Гвен! — взорвался Димирест. — Ты всё-таки уверена или нет?
— Конечно. Иначе я бы тебе этого не сказала. — Она протянула руку к стоявшей перед ним чашке. — Ещё чаю?
— Нет!
— Всё очень просто, — спокойно сказала Гвен. — Это произошло во время «пересыпа» в Сан-Франциско… Помнишь, мы ещё ночевали в этом роскошном отеле на Ноб-Хилл, где открывается такой вид из окон… Как он назывался, этот отель?
— «Фейрмонт». Да, помню. Продолжай.
— Ну вот: боюсь, я там была неосторожна. Я перестала принимать пилюли, потому что начала от них полнеть, и, кроме того, я считала, что в тот день могу не беспокоиться, но, видно, ошиблась. Словом, из-за моей небрежности теперь во мне сидит крошечный Вернон Димирест, который с каждым днём будет всё расти.
Наступило молчание. Потом он, запинаясь, сказал:
— Вероятно, я не должен об этом спрашивать…
Она прервала его:
— Нет, должен. Ты имеешь право спросить. — Тёмные глаза Гвен открыто и прямо смотрели на него. — Ты хочешь знать, был ли кто-то ещё и уверена ли я, что это твой ребёнок. Так?
— Послушай, Гвен…
Она дотронулась до его руки.
— Не надо деликатничать. Всякий на твоём месте задал бы такой вопрос.
Он с несчастным видом махнул рукой.
— Забудь об этом и извини меня.
— Но я готова тебе ответить. — Она заговорила быстрее и более сбивчиво: — Никого другого не было. И быть не могло. Видишь ли… дело в том, что я люблю тебя. — Впервые она не смотрела на него. И, помедлив, продолжала: — По-моему, я любила тебя… я даже уверена, что любила… ещё до той нашей поездки в Сан-Франциско. Сейчас, когда я думаю об этом, я рада, что это так, потому что надо любить человека, от которого у тебя ребёнок, правда?
— Послушай меня, Гвен. — Он накрыл её руки своими. Пальцы у Вернона Димиреста были сильные, тонкие, привыкшие управлять и подчинять себе, но умевшие и ласкать. И сейчас они ласково гладили её руки. Обычно грубый и резкий с мужчинами, Вернон Димирест был неизменно нежен с женщинами, которые ему нравились. — Нам надо серьёзно поговорить и всё обдумать. — Теперь, придя в себя от неожиданности, он привёл свои мысли в порядок. Ему стало ясно, что делать дальше.
— А тебе ничего не нужно предпринимать. — Гвен вскинула голову, голос её был спокоен. — И, пожалуйста, не волнуйся: я не стану устраивать сцен и осложнять тебе жизнь. Я этого не сделаю. Я ведь знала, на что шла, знала, что это может произойти. Я, правда, этого не ожидала, но так получилось. И я решила сказать тебе об этом сегодня только потому, что ребёнок твой: это часть тебя, и ты должен знать. А теперь, когда ты знаешь, я говорю тебе: можешь не волноваться. Я сама со всем справлюсь.
— Не горячись, я тебе, конечно, помогу. Не воображаешь же ты, что я отвернусь от тебя и сделаю вид, будто это меня не касается. — А про себя он думал: «Главное — не тянуть: чем быстрее избавимся от маленького негодника, тем лучше. Надо бы ещё выяснить, насколько она религиозна: есть ли у неё предубеждения против аборта?» В разговорах с ним Гвен никогда не касалась вопросов веры, но бывает, что люди, от которых меньше всего можно этого ожидать, оказываются вдруг, верующими. И он спросил:
— Ты католичка?
— Нет.
Ну, это уже лучше, подумал он. В таком случае ей, пожалуй, надо побыстрее слетать в Швецию — на это понадобится всего несколько дней. «Транс-Америка» тут, конечно, поможет — авиакомпании всегда помогают в таких случаях, при условии, что официально им ничего не известно: нужно лишь намекнуть на аборт, но не произносить этого слова. Тогда Гвен сможет полететь на самолёте «Транс-Америки» в Париж, а оттуда «Эр-Франс» доставит её в Стокгольм — по служебному билету, на основе взаимных услуг. Конечно, хоть она и бесплатно полетит в Швецию, всё равно за операцию придётся выложить немалую сумму: среди авиационных служащих даже ходила шутка, что шведы чистят не только внутренности, но и карманы своих пациенток. Всё это, конечно, обошлось бы много дешевле в Японии. Многие стюардессы летят в Токио и делают там аборт за пятьдесят долларов. И даже как будто в клиниках. Но Димиресту почему-то Швеция или Швейцария представлялись более надёжным местом. Если он когда-нибудь сделает стюардессе ребёнка, заявил однажды Димирест, то избавляться от него она будет по первому классу.
Но то, что с Гвен это произошло именно сейчас, было чертовски некстати и нарушало все его планы: он задумал расширять свой дом и уже вышел за рамки бюджета. Ничего не поделаешь, мрачно решил он, придётся продать кое-что из акций — пожалуй, «Дженерал дэйнемикс»: он уже неплохо на них заработал и пора воспользоваться барышом. Надо будет позвонить маклеру, как только они вернутся из Рима… и из Неаполя.
И он спросил:
— Но ты всё же поедешь со мной в Неаполь?
— Конечно. Я так давно мечтала об этом. К тому же я купила новую ночную рубашку. Ты её увидишь завтра вечером.
Он встал из-за стола и ухмыльнулся.
— Бесстыжая девка.
— Бесстыжая беременная девка, которая бесстыдно любит тебя. А ты меня любишь?
Она подошла к нему, и он начал её целовать — в губы, в щёки, в ухо, чувствуя, как напрягаются её руки, обвившие его, шею. И он шепнул:
— Я люблю тебя. — В эту минуту Димирест не сомневался, что говорит правду.
- Предыдущая
- 32/125
- Следующая
