Облачный атлас - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 100
- Предыдущая
- 100/143
- Следующая
Хэ-Чжу прошептал мне на ухо:
— Этих, Сонми, ты спасти не можешь. Они были обречены, как только взошли на борт.
Он был почти прав; на самом деле они были обречены еще в маточных цистернах.
Очередной шлем с клацаньем вдвинул свой болт куда следовало. Эта прислуга была Юной. Понимаете, у меня нет слов, чтобы описать тогдашние свои чувства. Тот ужас вообще непередаваем и невообразим, его можно только пережить. Наконец мне удалось повиноваться Хэ-Чжу, проползти по подвесной дорожке и через звуковую завесу пролезть в следующее помещение. Здесь шлемы доставляли мертвые тела в огромный сводчатый зал, залитый фиолетовым светом; он, должно быть, занимал четверть всего объема Ковчега. Когда мы оказались там, цельсий резко упал, а от рева механизмов у нас едва ли не лопались барабанные перепонки.
Под нами проходила производственная линия скотобойни, укомплектованная рабочими, которые орудовали ножницами, ножовками и самыми разными инструментами для резки, обдирания и перемалывания. Рабочие — правильнее назвать их мясниками — с ног до головы были пропитаны кровью, словно зловещие видения преисподней. Эти дьяволы разрезали ошейники, срывали одежду, сбривали под корень волосы, сдирали кожу, отсекали руки и ноги, слоями срезали мясо, вынимали органы… дренажные шланги втягивали кровь… Шум, как вы, Архивист, можете себе представить, был оглушительным.
Но… зачем бы… что могло быть целью такой… бойни?
Экономика корпократии. Геномная индустрия требует огромных объемов разжиженной биомассы — для маточных цистерн, но главным образом для производства Мыла. Что может дешевле обеспечить поставки этого белка, чем переработка фабрикантов, которые достигли окончания своих рабочих жизней? Кроме того, избытки «восстановленного протеина» используются для производства пищевых продуктов Папы Сонга, которые потребители едят в ресторациях по всему Ни-Со-Копросу. Это идеальный пищевой цикл.
То, что вы описываете, Сонми-451, лежит за пределами… постижимого. Убийство фабриканток для снабжения рестораций едой и Мылом… нет. Это обвинение нелепо… нет, оно бессовестно, нет, оно кощунственно! Как Архивист я не могу отрицать, что вы видели то, что, как считаете, видели, но как потребитель корпократии я вынужден сказать: все, что вы видели, наверняка, наверняка было… постановкой Союза, устроенной ради вас. Такой… «корабль-бойня» не мог существовать, этого никто не позволил бы. Возлюбленный Председатель не допустил бы этого! Чучхе ионизировало бы весь чиновный слой Папы Сонга в Доме Света! Если бы фабриканты не вознаграждались за свой труд в пенсионных общинах, то вся пирамида была бы… подлейшим предательством.
Бизнес есть бизнес.
По… почему же это не всплыло на вашем суде?
Вынуждена повториться, Архивист: суда как такового не было. Имел место один только акт воздействия на общественное мнение.
Да, но то, что вы утверждаете… чудовищно! Вы описали не «бизнес», но… поставленное на поток зло!
Согласна, но то, что чудовищно, не обязательно является невозможным. Вы просто недооцениваете способность человечества проводить подобное зло в жизнь. Поразмыслите. Вы видели их по 3-мерке, но приходилось ли вам лично посещать какое-нибудь поселение, где живут фабриканты, окончившие службу? Ваше молчание я понимаю как «нет». А знаете кого-нибудь, кто лично посещал бы одно из таких поселений? Тоже нет. Тогда куда деваются фабриканты после отставки? Не только прислуги, но и сотни тысяч других фабрикантов, у которых ежегодно истекает срок эксплуатации? К нынешнему времени должны были бы возникнуть целые мегаполисы, заселенные ими. Но где эти мегаполисы?
А как насчет 3-мерок Гавайев? Вы же сами видели их в ресторации Папы Сонга под площадью Чхонмё-Плаза. Это ли не доказательство?
Экзальтация — это сгенерированная с помощью сони фальшивка; ее состряпали в Новом Эдо. В реальном Гавайском архипелаге такого острова нет. Знаете, в последние мои недели у Папы Сонга мне казалось, что сцены жизни на Экзальтации повторяют сами себя. Одна и та же Хуа-Сун бежит по одной и той же песчаной тропинке к одной и той же лагуне, безводной при отливах. Мои невознесенные сестры этого не замечали, да и я в то время себе не доверяла; но вот теперь получила этому объяснение.
Нет, я не могу этого принять… не вижу, каким образом преступления такого масштаба могли бы укорениться в нашем цивилизованном государстве. Даже у фабрикантов есть тщательно прописанные права, гарантируемые Председателем! Ни-Со-Копрос основан на справедливой коммерции.
И закон, и права постепенно выхолащиваются — ведь даже гранит подвержен эрозии. Пятая из моих «Деклараций» указывает, как извращается закон. Это цикл столь же древний, как племенная рознь. Начинается он с невежества относительно Других. Невежество порождает страх. Страх порождает ненависть, а ненависть порождает насилие. Насилие подпитывает дальнейшее насилие, пока единственным законом не станет все, чего только ни пожелает самый сильный. В корпократии это Чучхе. Чего желает Чучхе? Создания, подчинения и аккуратного уничтожения фабрикантов.
Ваше свидетельство, несмотря на мои протесты, должно быть сохранено в том виде, в каком вы его даете. Я… э-э… мы должны идти дальше… Как долго вы наблюдали за описываемой вами бойней?
Точно сказать не могу. Может быть, десять минут, а может, и час. Помню, как Хэ-Чжу молча вел меня через пищевой блок. Чистокровные играли в карты, ели лапшу, курили, посылали сообщения, шутили, занятые повседневной жизнью. Как могли они, зная о том, что творится на нижней палубе, так… невозмутимо там посиживать, словно на их судне обрабатывались не фабрикантки, а сардины? Почему не вопила их совесть, требуя положить конец этой бойне? Бородатый охранник, подмигнув мне, сказал:
— Поскорее возвращайся, милашка.
В поезде метро, направляясь обратно в ночлежку, я среди раскачивающихся пассажиров видела мертвые тела на монорельсе. Поднимаясь по лестнице, я видела, как поднимаются они над камерой казни. Войдя в свою комнату, Хэ-Чжу не стал включать соляр; он лишь приподнял на несколько дюймов жалюзи, чтобы огни Пусана разбавили темноту, и налил себе стакан соджу. Покинув плавучую бойню, мы с ним не обменялись ни словом.
Я единственная из всех своих сестер видела истинную Экзальтацию и оставалась в живых.
Наш половой акт был безрадостным, непривлекательным и неизбежно импровизированным, но он был актом жизни. Звезды пота на спине Хэ-Чжу были его даром мне, и я собрала их своим языком.
Затем молодой человек нервно закурил Мальборо и в тишине с любопытством стал разглядывать мое родимое пятно. Уснул он на моей руке, придавив ее. Будить его я не хотела; боль превратилась в онемение, онемение — в булавки и иголки; наконец я изогнулась и выскользнула из-под него. Накинула на Хэ-Чжу одеяло — ведь чистокровные могут простудиться невесть отчего в любую погоду. Город готовился к отбою. Расплывчатое его сияние меркло по мере того, как выключались РекЛ и огни. К этому времени последняя прислуга из последней очереди уже должна была умереть. Производственная линия бойни стала, должно быть, чистой и беззвучной. Мясники, если они были фабрикантами, уже находились в своих дортуарах, если же чистокровными, то пребывали дома, в кругу семьи. Завтра Золотой Ковчег поплывет в другой порт, где переработка фабрикантов начнется сызнова.
В ноль часов я приняла Мыло и залезла под одеяло к Хэ-Чжу, согреваясь его телом, живым и юным, несмотря на весь ужас, свидетелями которого мы стали. Этот ужас и заставил нас заглушить воспоминания о плавучей бойне — тем способом, что свойствен мужчине и женщине.
А вы не испытывали злости к нему и Апису из-за того, что они продемонстрировали вам творящееся на Золотом Ковчеге, не позаботившись адекватно подготовить вас к невероятному шоку?
- Предыдущая
- 100/143
- Следующая