Облачный атлас - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 22

• Предыдущая
• 22/143
• Следующая

Блеф или ответный ход? Я решил поберечь свои фишки.

— Шантажировать? Да у меня самого три сестры, и я беспокоился за вашу репутацию! Вот и все.

Она наслаждалась своим преимуществом.

— Ah oui? Соmmе с'est delicat de votre part!^[70] Скажите, мистер Фробишер, что именно, по-вашему, мосье ван де Вельде собирался со мной сделать? Уж не одолела ли вас смертельная ревность?

Ее ужасающая — для девушки — прямота окончательно сшибла перекладину с моих крикетных воротец.

— Я счастлив, что это простое недоразумение было выяснено, — сказал я с самой неискренней из своих улыбок, — и рад возможности принести свои самые искренние извинения.

— Я принимаю ваши самые искренние извинения совершенно в том же духе, в котором они были принесены.

Е. пошла к конюшне, ее хлыст со свистом рассекал воздух, словно хвост львицы. Отправился в музыкальную комнату, чтобы забыть о своем кошмарном провале, уйдя с головой в какую-нибудь демоническую пьесу Листа.^[71] Обычно могу с легкостью отгреметь великолепное «La Predication aux Oiseaux»,^[72] но только не в прошлую пятницу. Слава богу, завтра Е. уезжает в Швейцарию. Если только она узнает о ночных визитах своей матери… нет, не переношу даже мысли об этом. Почему это я никогда не встречал парня, которого не мог бы обвести вокруг пальца (и не только пальца!), а вот женщины в Зедельгеме, по видимости, всякий раз берут надо мной верх?

Искренне твой, Р. Ф.

Сиксмит,

Сижу в халате за своим бюро. Церковные колокола бьют пять. Очередной рассвет, предвестье иссушающего солнца. Свеча моя догорела. Утомительная ночь вывернулась наизнанку. В полночь ко мне в постель пробралась И., и во время наших гимнастических упражнений кто-то стал ломиться в дверь. Ужас с оттенком фарса! Слава богу, И. заперла ее за собой. После того как погремела дверная ручка, начался настойчивый стук. Страх с тем же успехом прочищает сознание, как и затуманивает его, и, вспомнив «Дон Жуана», я укрыл И. в гнезде из одеял и простыней на своей продавленной кровати и наполовину откинул полог, желая показать, что прятать мне нечего. Ощупью пошел через комнату, не веря, что это происходит со мной, и намеренно натыкаясь на мебель, чтобы выиграть время, а достигнув двери, спросил:

— Что такое, черт возьми? У нас пожар?

— Открывай, Роберт!

Эйрс! Как ты можешь себе представить, я готов был уворачиваться от пуль. В отчаянии спросил, сколько времени, просто чтобы выиграть еще одно мгновение.

— Какая разница? Я не знаю! Ко мне, парень, явилась мелодия для скрипки, это дар свыше, и она не дает мне уснуть, так что надо записать ее, немедленно!

Можно ли было ему верить?

— Это не может подождать до утра?

— Нет, черт тебя побери, не может! Вдруг я ее потеряю, Фробишер!

Не перейдем ли мы в музыкальную комнату?

— Это разбудит весь дом, и… нет, все ноты на месте, у меня в голове!

Так что я попросил его подождать, пока не зажгу свечу. Открыл дверь, и там, обеими руками опираясь на трости, стоял Эйрс, похожий на мумию в своей освещенной лунным светом ночной рубашке. Позади него стоял Хендрик, безмолвный и внимательный, как индейский тотем.

— Да пусти же, пусти! — Эйрс протиснулся мимо меня. — Найди ручку, хватай чистую нотную бумагу, включай лампу, быстро. Какого дьявола ты запираешь дверь, если спишь с открытыми окнами? Пруссаки ушли, а привидения спокойно пройдут и сквозь дверь.

Промямлил какой-то вздор насчет того, что-де не могу уснуть в незапертой комнате, но он не слушал.

— Есть у тебя здесь нотная бумага или мне отправить за ней Хендрика?

Из-за облегчения оттого, что Эйрс не планировал застать меня покрывающим его жену, его требования показались менее нелепыми, чем были на самом деле, и я сказал: ладно, у меня есть бумага, есть перья, давайте приступим. Зрение у Эйрса было слишком слабым, чтобы заметить что-либо подозрительное в предгорьях моей постели, но Хендрик по-прежнему представлялся мне возможной опасностью. Нельзя полагаться на благоразумие слуг. После того как Хендрик помог своему хозяину усесться на стул и укутал ему плечи пледом, я сказал, что позвоню ему, когда мы закончим. Эйрс не возражал — он уже напевал. Заговорщический проблеск в глазах X.? Комната была слишком тускло освещена, чтобы сказать наверняка. Слуга чуть заметно поклонился и скользнул прочь, будто на хорошо смазанных колесиках, мягко прикрыв за собою дверь.

Слегка ополоснул лицо у умывальника и сел напротив Эйрса, тревожась, что И. может забыть о скрипучих половицах и попытаться выйти на цыпочках.

— Готов.

Эйрс напевал свою сонату, такт за тактом, потом называл ноты. Необычность этой миниатюры скоро увлекла меня и поглотила, несмотря на обстоятельства. Это раскачивающаяся, цикличная, кристаллическая вещь. Он закончил на девяносто шестом такте и велел мне пометить лист словом «triste».^[73] Потом спросил:

— Ну и что ты об этом думаешь?

— Затрудняюсь сказать, — ответил я. — Это совсем на вас не похоже. И мало похоже на кого-либо другого. Но — завораживает.

Эйрс теперь весь грузно осел, вызывая в памяти картину маслом кого-то из прерафаэлитов:^[74] «Насытясь, Муза куклу в прах ввергает». В предрассветном саду плескалось пение птиц. Думал об изгибах тела И., лежавшей всего лишь в нескольких ярдах, и даже почувствовал опасный трепет желания. В. Э. в кои-то веки не был в себе уверен.

— Мне снилось… э… кошмарное кафе, ярко освещенное, но под землей, без выхода наружу. Я был уже долгое, долгое время мертв. У всех официанток было одно и то же лицо. Кормили мылом, а поили только мыльной пеной в чашках. И в кафе звучала вот эта, — он помахал над бумагой ссохшимся пальцем, — музыка.

Позвонил X. Хотелось, чтобы Эйрс покинул мою комнату до того, как дневной свет застанет его жену у меня в постели. Через минуту X. постучал в дверь. Эйрс поднялся на ноги и заковылял через комнату — он терпеть не может, если кто-нибудь видит, что ему помогают.

— Славно поработали, Фробишер.

Его голос донесся до меня из глубины коридора. Я закрыл дверь и с огромным облегчением перевел дух. Забрался обратно в постель, где моя укрытая болотно-влажными простынями аллигаторша вонзила мелкие зубки в свою юную жертву.

Мы начали было буйно осыпать друг друга прощальными поцелуями, когда, будь я проклят, дверь снова со скрипом открылась.

— Кое-что еще, Фробишер!

О Матерь Всех Нечестивцев, я не запер дверь! Эйрс дрейфовал в сторону кровати, словно остов «Геспера».^[75] И. скользнула обратно под простыни, пока я издавал отвлекающие недоуменные звуки. Слава богу, Хендрик остался ждать снаружи — случайность или тактичность? В. Э. нашел край моей кровати и уселся там, всего лишь в нескольких дюймах от той выпуклости, которую являла собою И. Теперь, если бы И. чихнула или закашлялась, даже старый слепой Эйрс все понял бы.

— Щекотливый предмет, так что выложу его напрямую. Иокаста. Она не очень-то верная женщина. В супружестве, я имею в виду. Друзья намекают на ее неосторожность, враги сообщают об интрижках. Она когда-нибудь… по отношению к тебе… понимаешь, о чем я?

Умело придал жесткости своему голосу.

— Нет, сэр, не думаю, чтобы я понимал, к чему вы клоните.

— Да избавь ты меня от своей скромности! — Эйрс наклонился ближе. — Моя жена когда-нибудь делала тебе авансы? А, парень? Я имею право знать!

С трудом сдержался: был на волосок от припадка истерического смеха.

— Я нахожу ваш вопрос до крайности бестактным.

• Предыдущая
• 22/143
• Следующая