Облачный атлас - Митчелл Дэвид Стивен - Страница 58
- Предыдущая
- 58/143
- Следующая
Не очень-то богатый выбор.
Да. Причем это был мой первый выбор в жизни, и он оказался намного проще всех последующих. У меня не было имущества, чтобы его упаковывать, и мне не с кем было прощаться. Мистер Чан закрыл свой сони, поставил на поднос чашку, и мы направились к лифту: это помещение оказалось даже меньше, чем гигиенер для прислуг, но для меня послужило огромными вратами. Взглянув в один из углов, я подумала о Юне-939, лежавшей там убитой. Потом через пустой купол бросила взгляд на Ось. Мистер Чан указал мне, на какую кнопку жать, чтобы подняться наверх. Когда закрывались двери за моей прежней жизнью, моей единственной жизнью, я и представить себе не могла, что ждет меня наверху.
Мои внезапно ослабевшие ноги подкосились под тяжестью моего тела: меня поддержал мистер Чан, который сказал, что впервые поднимающиеся в лифте фабриканты всегда испытывают тошноту. Должно быть, Юна-939 выронила мальчика, когда подверглась такому же механическому вознесению в том же самом лифте. Я обнаружила, что, стремясь подавить неприятные ощущения, вспоминаю сцены из «поломанного сони» Юны: паутинные потоки, искривленные башни, пещеры и прочие безымянные чудеса. Когда лифт замедлил ход, мой торс, казалось, начал куда-то подниматься.
— Первый этаж, — провозгласил мистер Чан, и двери открылись во внешний мир.
Я почти завидую вам. Пожалуйста, опишите в точности, что вы увидели.
Чхонмё-Плаза, перед рассветом. Холод! Я никогда не знала холода. Какой огромной она казалась! После жизни в куполе у меня закружилась голова, хотя площадь эта никак не могла быть более пятисот метров в ширину. Вокруг вечных ног Возлюбленного Председателя сновали потребители; жужжали подметалки пешеходных дорожек; шныряли такси с седоками; дымили форды; вдоль бордюров тащились мусоровозы; восьмиполосные автострады, освещаемые солнцами на столбах и прикрытые сплошными навесами, пролегали в каньонах из стекла и бетона; под ногами урчали трубопроводы; то вспыхивали, то тускнели РекЛ; неоновые надписи и логотипы слепили глаза; сирены, моторы, сплетения проводов; эластичное покрытие, пружинящее под ногами; свет всевозможной интенсивности, падающий под всевозможными углами.
От этого, должно быть, дух захватывало.
Да, удачно сказано: дух захватывало. Даже запахи были новыми, после ароматизированного воздушного потока обеденного зала. Гниющая зелень, выхлопные газы, сточные воды. В дюйме от меня пробежала какая-то потребительница, крикнула: «Смотри, где стоишь, ты, клониха-демократка!» — и была такова. Я даже не успела извиниться. Волосы мои шевелились от дыхания невидимого гигантского вентилятора, и мистер Чан объяснил, что воронки улиц разгоняют утренний ветер до высоких скоростей. Он зигзагами провел меня по тротуару к зеркальному форду. Трое молодых людей, восхищавшихся автомобилем, при нашем приближении смешались с потоком потребителей, а задняя дверь прошипела и открылась. Шофер помог мне войти внутрь и закрыл дверь. Я стояла там, чуть пригнув ноги.
В просторном интерьере горбился какой-то бородатый пассажир, работавший на своем сони. Он источал властность.
Мистер Чан сел впереди, и форд втиснулся в транспортный поток. Через заднее окно я видела, как золотые арки Папы Сонга попятились, соединяясь с сотней других корпоративных логотипов, и мимо заскользили все новые и новые символы: часть была мне знакома по РекЛ, но большинство я видела впервые. Когда форд притормозил, я потеряла равновесие, и бородач пробормотал, что никто не будет против, если я сяду.
Неуверенная, отдал ли он приказание или же расставил ловушку, я извинилась за незнание требуемого здесь Катехизиса и, как обучают в Ориентации, нараспев произнесла:
— Мой ошейник — Сонми-четыреста пятьдесят один.
Пассажир лишь протер свои красные глаза и спросил мистера Чана о прогнозе погоды. Тепло, ясно и ветрено, ответил шофер, добавив, что на улицах сильные заторы и наша поездка займет часа полтора. Бородач посмотрел на свой ролекс и выругался.
Мы успели отъехать недалеко, когда на нас вдруг обрушился какой-то рев. Во мне все так и вскипело от ужаса: это, конечно, явился Папа Сонг и хочет наказать меня за то, что оставила службу. Но рев понемногу стихал, и через заднее стекло форда я увидела днище парящей черной машины. Пассажир спросил у мистера Чана, чья, по его мнению, эта авиетка: сил Принуждения, Единодушия — или же просто какому-то члену Правления вздумалось продемонстрировать всем гражданам нижних слоев, под чьей скользящей тенью должны они выстраиваться в очередь? Мистер Чан рассудил, что вернее всего последнее.
Вы не спросили, куда вас забирают?
К чему задавать вопрос, ответ на который потребует еще десятка вопросов? Не забывайте, Архивист: я никогда не видела внешнего мира, даже какого-либо здания снаружи, и меня никогда никуда не перевозили; однако же теперь я ехала в зеркальном форде по магистрали второго по величине мегаполиса Ни-Со-Копроса. Я была не столько туристкой, следующей из одной зоны в другую, сколько путешественницей во времени, прибывшей из прошлого века.
Форд вырвался из-под урбанистического купола возле Лунной Башни, и я увидела свой первый рассвет над горами Канвондо. Не могу описать свои чувства. Это зрелище, становясь все более ослепительным, совершенно меня зачаровало: Истинное Солнце Имманентного Председателя, его расплавленный свет, как бы окаменелые облака — и Его небесный купол, невообразимо высокий и широкий! Я обернулась, чтобы увидеть в лице соседа по форду отражение моего собственного священного ужаса, но, к вящему моему изумлению, бородатый пассажир дремал. Почему все городище не остановилось, проскрежетав, и не исполнилось благоговения перед лицом такой неотразимой красоты? Мне это казалось непостижимым.
Что еще бросилось вам в глаза?
О, зелень зеленого: еще под городским куполом наш форд замедлил движение возле росистого сада между приземистыми зданиями. Зелень перистая, лиственная, пропитанная мхом; зелень прудов; зелень лужаек. Целые акры зелени, раскинувшейся вокруг фонтанов-отшельников. У нас в ресторации единственными примерами зеленого были грядки латука, хлорофилловые площадки да одежды некоторых посетителей, и мы полагали, что все зеленое так же драгоценно, как золотое. Поэтому росистый сад и его радуги, раскинутые вдоль дороги, совершенно меня ошеломили. На востоке вдоль магистрали тянулись спальные блоки, каждый из которых был украшен корпократическим флагом, а потом все, что было по сторонам, исчезло и мы поехали над извивавшейся далеко внизу широкой навозно-коричневой полосой, где не было видно фордов. Я собралась с духом, чтобы спросить у мистера Чана, что это такое. Водитель ответил:
— Река Хан. Мост Сонсу.
Я могла лишь спросить, что это за вещи такие. На этот раз ответ последовал от пассажира.
— Вода, поток воды, — сказал он унылым голосом, в котором звучали усталость и разочарование. — А мост — это дорога через реку.
И он обратился к шоферу:
— Чан, сделай зарубку — еще одно даром потраченное утро.
Илистая вода реки ничуть не походила на прозрачную жидкость, хлещущую из питьевых кранов в ресторации, но долго пребывать в недоумении мне не дали. Мистер Чан указал на невысокую вершину впереди.
— Гора Тэмосан, Сонми. Ваш новый дом.
Стало быть, вас забрали в университет прямо от Папы Сонга?
Да, для большей чистоты эксперимента. Дорога зигзагами поднималась через лесистую местность. Деревья, их возрастающая гимнастическая сноровка, их шумливое молчание, да, и их зелень — все это до сих пор гипнотизирует меня, как еще одно чудо Внешнего мира. Вскоре мы прибыли в расположенный на плато кампус: там гроздьями грудились кубические здания, а по узким дорожкам, где кисли лишайники и перекатывались под ветром жухлые листья, туда и сюда шагали молодые чистокровные — студенты и лаборанты. Форд причалил под навесом, тот был в пятнах от дождя и трещинах от солнца. Мистер Чан провел меня в вестибюль, оставив бородатого пассажира дремать в форде. Воздух горы Тэмосан имел чистый вкус, но вестибюль был замызганным и неосвещенным.
- Предыдущая
- 58/143
- Следующая