Тени Ахерона 1. Тени Ахерона - Монро Чарльз Керк - Страница 5

— Я всегда подозревал, что брак связан с лишениями, но мне и в кошмарном сне не могло присниться, что он сопряжен со столь страшными жертвами, — вздыхая сказал Конан, когда мы выходили из «Феникса». Графу Вилькону попутно был отдан приказ отдыхать — нечего таскаться за королем без особой надобности. — А помнишь старые добрые времена? В Пограничье, например?

Я-то помнил. Едва их величество покидали замок короны и сбрасывали с себя постылые облачения вседержавного монарха, Конан немедленно вспоминал славные деньки буйной молодости и начинал вести себя как распоследний наемник. Кажется, только Зенобии удалось отучить киммерийца от кутежей и прогулок по веселым домам — за последнее время Конан заметно остепенился. Все-таки женитьба обязывает к пристойности.

На площади мы сразу наткнулись на пышную процессию, которую исторгли распахнувшиеся ворота здания магистрата. Судя по эмблемам и знаменам — гильдейские старшины и управители города. За важными господами толпой двигались как простецы, так и благородные, все почему-то в праздничных одеждах.

— Ах, ну да, разумеется! — киммериец шлепнул себя ладонью по лбу. — Правосудие, чтоб его сплющило! Не понимаю, отчего моим добрым подданным это зрелище никогда не приедается — что за удовольствие смотреть, как другим рубят головы?

— Пожар и публичная казнь всегда являлись самыми популярными развлечениями народа, — ответил я. — Пойдем все-таки глянем, кому сегодня снесут башку именем тебя. Ведь король — высший судья Аквилонии. Так, нет?

— Охота тебе… — проворчал киммериец, но все-таки мы влились в общий людской поток, который потащил нас в сторону замка его светлости Раймунда Шамарского.

Резиденция великого герцога выглядела ничуть не менее представительно, чем знаменитый на весь Закат замок короны в Тарантии. Четыре башни по углам, высоченный круглый донжон, три небольших внутренних башни, зубчатые стены, украшенные знаменами и вымпелами. Очень представительно! Сразу заметно, что здесь обитает могучий и богатый владыка. Замок не угрожает, не властвует, он охраняет, защищает — до мозга костей крепость, твердыня, цитадель.

А вот сооружение, воздвигнутое плотниками возле полуночной стены замка не столь привлекательно. Эшафот. Причем высокий, чтоб всем интересующимся было видно, что именно будет происходить. Напротив эшафота трибуна для гостей и Высокого Суда — судя по многоцветным одеяниям и герцогскому штандарту, их светлость со свитой уже прибыли и с нетерпением ожидают начала церемонии. Ясное дело, сам эшафот отгорожен от зрителей тройной цепью гвардии, на всякий случай неподалеку стоят несколько конных десятков. В общем-то все как обычно, хотя у нас в Тарантии подобные действа обставляются куда пышнее, при дворе даже существует должность «мастера печальных церемоний», в обязанности которого входит организация казней по приговору короны.

Кстати, Конан прежде терпеть не мог лично исполнять обязанности Высшего Судьи Аквилонии, но на путь истинный киммерийца наставила опять же Зенобия — после того, как сославшись на занятость, он отказался рассмотреть важное дело, она как бы невзначай бросила: «Тогда не будь королем». С тех пор варвар относится к своему монаршему долгу более серьезно…

Нам повезло — толпа сама собой вынесла меня и киммерийца на самое удобное место — рядом с дворянскими трибунами. А поскольку мы оба носили оружие и гербовые цепи, стража немедленно пропустила нас на трибуну и мы очутились в третьем ряду. Отсюда было прекрасно видно. Герцог и свитские восседали под балдахином немногим левее — Конан старался не поворачиваться в ту сторону, поскольку был хорошо знаком с Раймундом Шамарским и варвара обязательно опознали бы. К счастью, нас прикрывали спинами пришедшие поглазеть на убиение ближнего своего местные дворяне.

Торжественно загудели трубы распугав птиц, грохнула барабанная дробь, распорядитель церемонии начал оглашать первый приговор. Судя по тому, что плаху закрывала белое траурное полотно, а палач в такой же белой маске держал в руках двуручный меч, а не топор, сейчас казнили благородных.

Увы, но человеческая природа решительно не желала меняться к лучшему. Этот грустный вывод я сделал после первой же экзекуции — ну скажите, кто просил начальника одного из шамарских департаментов, пожилого и представительного отца семейства, продавать секретные бумаги казначейства в Офир? Был схвачен с поличным. Приговорен. Как дворянин (и даже граф!) казнен с почестями — после мгновенного, мастерского удара мечом, голова со стуком покатилась по доскам эшафота, а толпа восторженно взвыла и захлопала в ладоши.

— Вот вам и высоконравственная пиеса… — откомментировал Конан. — Под банальным названием «Что такое государственная измена и чем она кончается».

Пропитанную кровью ткань на плахе заменили и печальный спектакль продолжился. Вслед за первым казнимым голов лишились: отравитель любимого дядюшки (наследства ему было не дождаться!), оскорбитель величества (этот красавчик громогласно поносил царствующего государя и призывал к мятежу. Конан, услышав приговор только хмыкнул.), и мелкопоместный барон, по глупости ограбивший вместе со своей дружиной купеческий караван на Дороге Королей. Иной за подобный проступок отделался бы вечным заключением в своем замке, но Дорогу оберегала пресловутая «воля короля», который гарантировал всем проезжающим безопасность и свою защиту. Приравнено к оскорблению величества — голову долой!

— Все правильно, — пожал плечами Конан. — На мой взгляд, все приговоры обоснованы, никакого самодурства или ложных обвинений. Если бы эти болваны подали мне прошение о помиловании, результат был бы тот же — смерть. Ой, Хальк, не надо морщиться! Я знаю, что ты хочешь сказать. Сам, мол, в старые времена разбойничал да чужими секретами торговал? Было дело, не спорю. Но теперь я король, а не бездомный наемник. И должен мыслить как король. Кроме того: наказывают не того, кто украл, а того, кто попался. Я же старался не попадаться…

Палач в это время передал клинок помощнику и взялся за топор с необычно длинным топорищем. Плаху не стали застилать чистой тканью — настала очередь простецов.

— Дальше будет скучно, — уверенно сказал киммериец. — Пошли отсюда.

Мы начали осторожно пробираться к лесенке, ведущей на трибуны, осторожно распихивая локтями сгрудившихся благородных зрителей и извиняясь перед дамами. Внезапно Конан замер.

— Что такое? — тихо сказал он сам себе и резко развернулся в сторону эшафота.

— …Сим виниться и обвиняется в черном колдовстве и причинении… — раздельно и громко вещал глашатай, но Конан его не слушал. Взгляд был прикован к человеку, которого вывели на эшафот.

— Эй, пошли, — я подтолкнул варвара локтем, но тот лишь отпихнулся. — Да в чем дело-то?

— Не слышал, какое имя назвал распорядитель? — очень быстро спросил меня Конан.

— Какой-то Гва… Гвайнард, что ли? Вроде так, сударь, — подсказал стоявший рядом толстый господин с баронской цепью на шее. — Злая магия, торговля гнусными зельями и все такое прочее. Слушать надо внимательнее, ваша милость.

И тут произошло такое, что у меня глаза на лоб полезли. Похоже, эту сцену в Шамаре будут помнить долгие десятилетия, благо прежде ничего подобного в истории здешних печальных церемоний не случалось. Скандал! Да какой!

Обвиняемого уже вели к плахе. Конан коротко выругался под нос, выхватил из-за обшлага моего рукава торчавший оттуда белый кружевной платок и взревел так, что у меня уши заложило:

— Именем короля! Помилование! Остановить казнь! Милость короля!

При желании, киммериец умел вопить так, что собаки падали замертво, маленькие дети глохли на всю жизнь, а дамы падали в обморок на срок не меньше суток. Приблизительно так получилось и на этот раз — дикий вопль Конана вызвал изрядное замешательство: по стройным рядам гвардии пробежало невнятное шевеление, окружавшие нас дворяне инстинктивно отступили на шаг назад, подозревая, что здесь кроется некая жуткая крамола, палач на эшафоте опустил топор, а герцог Раймунд медленно и грозно поднялся со своего кресла под балдахином.