Аметист - Хейз Мэри-Роуз - Страница 33

• Предыдущая
• 33/81
• Следующая

— Конечно же, нет. Он убедился в том, что доктор знает, кто такой Стефан и какой это был наркотик. Затем он оплатил лечение и только после этого уехал. А что еще мог сделать Танкреди?

— Он оплатил лечение! Какое великодушие! — От ярости у Джесс закружилась голова. — Боже, если бы не Танкреди…

— Стефан не знал меры, понимаешь? Он был безудержен во всем. Вся жизнь — игра.

— Игра! Дерьмо! — Джесс с такой силой поставила бокал на стол, что он треснул. И как только Виктория может с таким спокойствием говорить ей, что все это была игра? Сейчас Джесс ненавидела Викторию больше всех на свете. У Виктории совершенно нет чувств. Она просто не человек.

— Прости, Джесс. Но ты сама хотела знать правду.

У Джесс от бешенства помутился разум. Рука с силой впилась в треснувший бокал. Неожиданно почувствовав острую боль, она увидела, что ее пальцы в крови.

Карлос Руис, появившийся столь внезапно, что могло показаться, будто он обладает способностью проходить сквозь стены, ловко взял разбитый бокал из руки Джесс.

— Иди на улицу, — обратился Карлос к Виктории. — Жди меня там.

Виктория послушно направилась к двери. Выглядела она, как всегда, спокойной, но опечаленной.

— Теперь ты должна будешь отпустить его, — мягко посоветовала она Джесс, взявшись за ручку двери. — Но тебе следует куда-нибудь выбраться отсюда. Тебе нужно начать сначала, как он тебе и говорил, где-нибудь там, где ты никогда прежде не была.

Сказав это, Виктория вышла.

— Я знаю, что ты не хотела обидеть Викторию, — несколько раз заверил Карлос Джесс.

Чуть позже он приготовил для нее чашку крепкого горячего чая. Пока она пила этот ароматный успокаивающий напиток, Карлос написал на листке номер телефона в Сан-Франциско.

— Позвони мне. Если меня не будет, оставь сообщение Эсперансе. Она говорит по-английски.

— Мне так жаль, — пробормотала Джесс. — Но сейчас… сейчас я не хочу ее видеть.

— Ладно, когда захочешь, я найду тебе Викторию. Позвони мне.

Карлос тихо затворил за собой дверь. Через несколько секунд Джесс услышала звук удаляющегося автомобиля.

«Июль 1978 года,

Нью-Йорк.

Дорогая Виктория!

Никогда не писала кому-нибудь в страну, где идет революция. Надеюсь, что ты в безопасности и соблюдаешь осторожность. От твоих статей волосы на голове дыбом становятся, и человек, их читающий, чувствует, будто он сам там побывал.

Посылаю это письмо в Лондон, в надежде, что ты как-нибудь случайно его получишь. Мне необходимо встретиться с тобой и поговорить.

Ты очень точно все угадала, или ты на самом деле видишь будущее?

Я постоянно об этом думаю. И знаешь ли ты о том, что мне сейчас тридцать, и моя карьера модели принесла мне миллионы долларов, и что я знаменита благодаря «безупречному телосложению»?

На следующей неделе я лечу в Европу — небольшая работа на Канарских островах, — потом заеду в Лондон. Катриона будет знать, где меня искать. Предполагаю, что время от времени ты «возвращаешься на базу». И если ты сейчас в Англии, не могли бы мы встретиться?..»

— Джонс! Ты — как деревянная кукла. А здесь должно быть движение, запомнила?

Фотохудожник Марио Саверини схватил Гвиннет за плечи и развернул к себе лицом, после чего установил руки Гвин в нужном положении и несколько изменил композицию тканей.

— Ну вот, теперь совсем другое дело. Али, встань спина к спине с Джонс, прогнитесь, словно вы танцуете, потя-яянулись, двинулись — ткань должна парить в воздухе, да, о-о-отлично!

Гвиннет и красавица Анара Али подходили друг другу как нельзя лучше. Светлые глаза и огненные волосы Гвиннет создавали непередаваемо великолепный контраст с темнокожеетью Анары и ее внешностью древнеегипетской жрицы.

Марио Саверини мог поздравить себя с удачей: девушки, наряды и место съемки — остров Лансароте в четырехстах милях от побережья Африки — были великолепны.

«Никому, — удовлетворенно думал Саверини, — не удастся „зарезать“ эти снимки для ноябрьского номера „Вог“.

Нанятый на день сын крестьянина из Аррекифе подвел к девушкам мрачного вида верблюда, тяжело навьюченного торчащими во все стороны вязанками хвороста.

— Ближе не надо, — распорядился Саверини. — Баста!

Съемка прошла отлично. Саверини вручил Хуанито (так звали мальчишку) пачку грязных бумажных песет, и довольный парнишка потащился со своим верблюдом по каменистой пустыне в сторону холмов, на которых были возделаны виноградники.

А съемочная группа направилась к пустынному берегу, где пенящиеся буруны волн с шипением накатывались на черный песок.

Переодевшиеся Гвиннег и Анара прислонились спинами к испещренному трещинами огромному камню; вода кипела пеной вокруг их ног, доходя до колен; ветер развевал тонкие одежды. Взявшись за руки, девушки наклонились вперед, навстречу дующему с моря ветру, предоставив ему возможность бешено трепать изысканные ткани их костюмов. А чрезвычайно собой довольный Саверини без конца щелкал и щелкал затвором фотокамеры, прекратив съемку лишь далеко за полдень, когда наконец смог сказать, что вполне удовлетворен.

Закончился еще один съемочный день.

«И один из лучших, — с удовольствием думал Саверини. — Точно одна из лучших съемок, а если принять во внимание все обстоятельства, то одна из самых легких».

Анара, с ее величественной, неторопливой фацией и крепким худощавым телом была любимой моделью Марио, а Джонс, к удивлению Саверини, теперь стала второй. Марио уже третий раз снимал этих девушек вместе; смотрелись они великолепно, из них получилась прекрасная пара. Обе — профессионалки, без «выкрутасов», по крайней мере не выказывают своих капризов, как большинство топ-моделей, среди которых почти каждая подобна нервной породистой скаковой лошади с великолепными физическими данными и полным отсутствием мозгов.

Долгое время Гвиннет пыталась забыть Бейлода, но воспоминания о нем, казалось, жили сами по себе: с редким упорством Гвин мысленно возвращалась к тем временам, когда Бейлод был неотъемлемой частью ее жизни.

Ну и заваруху же он затеял!

Через несколько минут после того, как обливающуюся слезами Гвиннет увезли в клинику доктора Левина, в офис Франчески вломился взбешенный и опасный Бейлод.

— Где она? Что вы с ней сделали? Я убью тебя, ты — долбаная лесбиянка!

— Девочки, выйдите, — приказала Франческа перепуганным насмерть манекенщицам.

Франческа надеялась только на то, что у Патриции достанет ума немедленно вызвать охрану здания. Сцена длилась не более минуты, но и она показалась Франческе вечностью.

Она смотрела на Бейлода с напускным спокойствием и незаметно нащупывала в ящике стола что-нибудь, чем можно было бы оборониться от разъяренного фотографа, и не нашла ничего более существенного, чем запасная пара вечерних туфель. Наконец в комнату ворвались двое охранников — бывшие полицейские, мускулистые, крепкие парни, они подхватили Бейлода под руки и, приподняв его над полом, понесли через приемную мимо выстроившихся в ряд, ничего не понимающих девушек-конкурсанток, пришедших на еженедельный просмотр.

Теперь Гвиннет опять приглашали на роль «дамы», но очень осторожно, тщательно подбирая «кавалера» — мужчину типа Габриэля Халдайна, магната с Уолл-стрит, чьи сексуальные потребности полностью сублимировались в бурную деятельность по руководству несколькими компаниями, но ему время от времени требовалась «красавица дама» для особых случаев. После приема или обеда Халдайн отправлял Гвиннет домой на собственном лимузине, а на следующий день в квартире Гвин появлялся букет из двух дюжин роскошных алых роз с визитной карточкой Габриэля.

Гвиннет такой расклад вещей очень даже устраивал. Одна мысль о сексуальных отношениях с кем бы то ни было заставляла Гвин съеживаться от страха. Секс для нее ассоциировался с подавлением и унижением… и болезнью.

Сейчас, сидя на кровати и наблюдая, как подруга укладывает вещи, Гвиннет страшно захотелось побыть Анарой, ведь ее жизнь так проста.

• Предыдущая
• 33/81
• Следующая