Аметист - Хейз Мэри-Роуз - Страница 4

• Предыдущая
• 4/81
• Следующая

— Вообще-то, мне кажется, она красавица, — поправилась Гвиннет.

— А по мне, она выглядит довольно странно, — возразила Катриона, как всегда преданная своей заступнице и наставнице Джесс. — На ведьму похожа.

— Виктория, позволь представить — Джессика Хантер, наша староста, — провозгласила мисс Пембертон Смит и, отвернувшись, слегка закашлялась.

Тусклые глаза Виктории встретились с карими глазами Джесс.

— Привет. — Виктория протянула длинную тонкую руку с прекрасным маникюром и миндалевидно отточенными ногтями.

Джесс пожала эту руку, ощутив ее сухой холод.

— Привет. Добро пожаловать в Твайнхем.

Виктория Рейвн отнюдь не была ни застенчивой, ни потерянной и, по-видимому, вовсе не тосковала по дому. Она оказалась «тонкой штучкой» — единственное определение, приходившее на ум подругам, когда они говорили о Виктории. Всегда элегантная, постоянно привносящая атмосферу насмешки с легким оттенком скуки.

— Она выглядит гораздо старше семнадцати, — заявила Катриона вечером того же дня. — Нет, в самом деле, старая и взрослая, будто ей все двадцать три.

Поскольку Виктория опоздала к началу учебного года, она стала обладательницей единственной одноместной комнаты в корпусе старшеклассников, обычно использовавшейся в качестве кладовки. Настоящая маленькая отдельная спальня — о такой роскоши трудно было даже мечтать.

После ужина, за которым Виктория рассеянно поковырялась в картофельной запеканке, съела три тушеных чернослива и немного заварного крема, она пригласила Джесс, Гвиннет и Катриону к себе на угощение «кое-чем, привезенным из Лондона».

Продуктовые передачи и посылки, за исключением карамели, были запрещены в Твайнхемском монастыре. Но Виктория, как очень скоро уяснили себе подруги, игнорировала какие бы то ни было запреты, если они в той или иной степени ее не устраивали.

— Брат будет присылать мне такие передачи каждую неделю, — небрежно бросила Виктория, открывая большую плетеную корзину, набитую лакомствами от «Фортнама и Мейсона». — Он предупредил меня о проблемах с питанием в подобных местах.

Джесс до глубины души возмутило то обстоятельство, что Виктория в первый же день своего пребывания в школе ведет себя столь бесцеремонно, пусть даже это касалось таких пустяков, как еда.

— Я чувствовала, что Виктория берет над нами власть, — призналась Джесс позднее. — С самого начала. А ведь лидером всегда была я.

Абсолютно равнодушная к проблеме узурпации власти Гвин отреагировала на угощения Виктории с присущей ей непосредственностью.

— Вот это да! Высший класс! — воскликнула она, уставившись на вытащенные из корзины шоколадные трюфели, банку черной икры, гусиный паштет и пакетики с тонкими ломтиками поджаренного хлеба.

«Не буду есть, — подумала про себя Джесс. — Ничего из этого не хочу».

Будучи вполне довольной картофельной запеканкой и черносливом, Джесс находила корзину Виктории слишком роскошной и даже неприличной. Когда же Виктория достала бутылку шампанского и принялась ее откупоривать, Джесс, несмотря на свое тайное пристрастие к шипучим винам, решила, что ничто на свете не заставит ее сделать и глотка.

— Но ты не можешь! — воскликнула в ужасе вечно законопослушная, жутко боявшаяся администрации Катриона. — Ты ведь не собираешься пить?

Виктория развернула золотую обертку вокруг горлышка бутылки и раскрутила проволоку, стягивающую пробку.

— Почему бы нет?

— А вдруг кто-нибудь увидит? — вытаращив от изумления глаза, прошептала Катриона.

Виктория улыбнулась.

— Что ж, предложу ему стаканчик.

— Но нам же нельзя! Каждый, кто… — Катриона безнадежно взмахнула рукой в сторону корзины. — Они же…

— Что «они же»? — без особого интереса переспросила Виктория.

Пробка вылетела из бутылки, подобно ружейному выстрелу, и Катриона испуганно замахала руками. Глядя на нее, можно было подумать, что она вот-вот полезет от страха под кровать.

— Да заткнись ты, Кэт! — в полнейшем восторге воскликнула Гвиннет. — Боже праведный, да это же самое настоящее шампанское!

Гвиннет блаженно наблюдала за тем, как Виктория, достав из корзины четыре бокала, наполнила их вином и пустила по кругу.

— Салют! — произнесла тост Виктория Рейвн. — Прошу прощения, что безо льда.

«Выглядит так, будто это она встречает нас, а не „наоборот“, — беспомощно подумала Джесс.

Глядя на свои пальцы, сжимавшие ножку бокала, Джесс поняла, что в их жизни началось что-то, чего они не в силах остановить, и вдруг услышала собственный голос, произносящий «Салют!», и хрустальный звон своего бокала от прикосновения к бокалу Виктории.

Ни один инопланетянин не смог бы так очаровать подруг, как это удалось Виктории Рейвн. Она абсолютно во всем отличалась от них и обладала, казалось, просто мистическим обаянием. Почти каждый вечер все четверо собирались после ужина в комнатке Виктории, не исключая и Джесс, которая, несмотря на всю свою досаду, никак не могла оставаться в стороне.

Девушки разбирали великолепные наряды Виктории — у нее был самый богатый гардероб во всей школе.

Она носила золотые часы с бриллиантами от Картье и драгоценности Настоящие взрослые драгоценности, а не обычный для Твайнхема искусственный жемчуг и амулеты.

В особенности же подругам нравилось кольцо Виктории с огромным пурпурным камнем.

— Тебе не разрешат носить здесь такое кольцо, — предупредила Джесс. — Отберут и будут хранить в сейфе.

— Еще чего! Не посмеют.

И было ясно, что так оно и будет.

Подруги изумленно разбирали книги Виктории, все в кожаных переплетах ручной работы — книги из знаменитой библиотеки беспутного отца Виктории. Тут были: «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста («Она на самом деле прочла это, — выдохнула Катриона, — все прочла»); полное, нецензурированное издание «Тысячи и одной ночи»

(«Понятия не имела, что тут могут быть такие грязные истории!») и двухтомное издание «Декамерона» Боккаччо в итальянском оригинале («Она говорит на итальянском!» «А еще на французском, испанском и немецком», — сухо добавила Джесс).

Вскоре стала очевидной и не правдоподобно блестящая подготовка Виктории и по другим предметам.

— Ничего не понимаю, — призналась Гвиннет в конце первой недели. — Ведь ты никогда не ходила в школу.

Виктория улыбнулась:

— Мы могли изучать предметы, по-настоящему важные и нужные, а не только то, что считала бы необходимым какая-нибудь старая дева среднего сословия. В нашем распоряжении была библиотека Скарсдейла и все время мира.

Особенно зимой…

— Почему зимой?

— Потому что зимой на улице темнеет уже в три часа дня, — подивилась невежеству подруг Виктория. — Видите ли, в Данлевене нет электричества Там всегда было темно и холодно. Ужасно холодно Нам с Танкреди, чтобы хоть как-то согреться, приходилось ложиться в постель в пять часов.

Единственным источником света у нас были свечи. Мы придумывали игры на концентрацию внимания и тренировку памяти, потому что не могли читать, учили друг друга французскому, немецкому и латыни, запоминали массу стихов (Танкреди знает наизусть всю «Энеиду»). Летом светло почти до полуночи, и тогда мы все время читали. — Виктории было забавно наблюдать ошеломленные лица внимавшей ей троицы. — Что еще? Да, у нас не было ни радио, ни телевизора.

Виктория покопалась в своей великолепной итальянской кожаной сумочке, достала оттуда пачку сигарет «Балканское собрание» с золотым ободком, откинулась на подушку, скрестив свои изящные лодыжки, и с удовольствием закурила.

Джесс смотрела на эту искушенную молодую женщину в платье от Жана Муара, потягивающую тонкую черную сигаретку, и думала о двух детях, убивающих бесконечные темные часы зимней ночи, перешептываясь на латыни в холоде каменной спальни.

Катриона пересекла комнату, открыла окно пошире и с опаской выглянула из-за голубой занавески во двор.

— Если сюда кто-нибудь придет, он наверняка учует запах дыма.

• Предыдущая
• 4/81
• Следующая