Прайд окаянных феминисток - Волчок Ирина - Страница 19
- Предыдущая
- 19/54
- Следующая
— Господи, — беспомощно сказала Наталья, так и не решив для себя, страдает Полина или нет. — Вот уж на этот счет я даже и не волнуюсь. Я насчет картошки волнуюсь. Дотушилась она у нас наконец? А то чем будем твоего брата кормить?
— Кормить всех нынче буду я. Пикник на природе. Основное угощение в машине. Салат и картошку тоже можно захватить. Пару покрывал, скатерть и бумажные салфетки. Посуду не надо, я взял одноразовую. Общий сбор через пятнадцать минут. Дикси.
Брат Полины стоял в дверях кухни, делал суровый взгляд и мужественное лицо, а Любочка уже вцепилась ему в штанину и в нетерпении топталась и подпрыгивала — когда же наконец ее посадят на шею, в самом-то деле?
— Опять он дикси! — радостно заорала Полина. — Пятнадцать минут! Это домашний тирроризм, вот что это такое! Семь минут и ни секундой больше!
— Мне смешно, — надменно сказал брат Полины и сделал еще более мужественное лицо. — Когда это женщины собирались за семь минут? Пойдем, моя прекрасная Любовь. Покатаю я тебя на шее часок-другой, пока тут будут укладывать картошку и салат. Да?
— Да! — с готовностью ответила Любочка, уже сидящая на шее Бэтээра и держащаяся за его уши. Хитро улыбнулась Наталье и Полине и попросила: — Вы не очень спешите, ладно? Поехали, Бэтээр…
Они исчезли за поворотом на юго-восток, а Наталья потихоньку засмеялась и покрутила головой — все-таки брат Полины был невероятно забавным.
— Тетя Наташа, вы не думайте, что он такой тупой, — обеспокоилась Полина, внимательно наблюдая за ней. — Это он придуряется. Мужик, что вы хотите. Им же всем надо свою власть показать, правильно? А так вообще он правда нормальный, к нему просто привыкнуть надо. Но вы привыкнете, вот увидите!
Глава 5
Первый интересный день заканчивался таким же интересным вечером. Пикник на природе получился даже более удачным, чем Бэтээр надеялся. Самым удачным было то, что Васька, отдавая ключи от своей дачи, категорически отказался ехать вместе со всеми.
— Что я там не видел? — недовольно буркнул он, отводя глаза. — Подумаешь, развлечение — пикник… Слово какое-то дурацкое. И в одну машину все не влезем. На двух, что ли, ехать? Еще чего. И остаться я хотел, может, сегодня «Опель» этот закончим, это ж в сто раз интересней, чем какая-то там природа.
— Василий Данилович, — строго поинтересовался Бэтээр, — это ты таким способом намекаешь, что я отлыниваю от своих служебных обязанностей?
— Чего ты хреновину гонишь! — Васька обиженно глянул на него, опять отвел глаза и неожиданно признался смущенно: — Боюсь я ее.
Это он наливную яблочную кошку боится, — с удовольствием понял Бэтээр. Больше там бояться некого. Но из вредности все-таки уточнил так же строго:
— Это кого же ты боишься, мой бесстрашный друг Василий? И почему?
— Сам ты бесстрашный, — обиделся Васька. — Почему, почему… Потому что. А ты не знаешь, что ли? Она ж мужиков за людей не держит. И этих своих одинаковых тому же научила. Смотрят, как на мартышку в зоопарке. А у меня комплексы раскручиваются.
— С ума сошел, — теперь уже обиделся Бэтээр. — Нормальные у нее девочки, при чем тут зоопарк… И она совершенно нормальная. Если тебе сразу на шею не кидаются — так прямо уже и мужиков за людей не держат? Ты бы еще про ориентацию чего-нибудь ляпнул! Между прочим, Пулька говорит, что эта тетя Наташа замужем была.
— Вот именно, что была! — упрямо сказал Васька. — А куда муж делся? А-а, вот то-то и оно… Наверняка пристрелила. Я бы на твоем месте поузнавал как следует. И нечего на меня так смотреть. И при чем тут ориентация? Я ж не про это совсем. Я про то, что хоть бы губы намазала… Или ногти, что ли… Или прическу сделала… Ну, я не знаю. Ведь все бабы что-нибудь такое делают! А зачем? А чтобы внимание обратили! А ей чихать на наше внимание. Мне, например, это обидно. А тебе нет? Ну, не знаю… Наплачешься ты еще с ней, попомни мои слова.
С наливной яблочной кошкой Бэтээр и наплакаться согласился бы. Но Ваське ни в чем таком он признаваться не стал. Во-первых, потому, что Васька считал себя великим знатоком, если вообще не изобретателем, системы «мужчина и женщина», и на этом основании бесцеремонно лез со всякими вопросами, советами и комментариями — как правило, на редкость дурацкими. А во-вторых, Бэтээр и сам подозревал, что Васька в отношении яблочной кошки в чем-то прав. По крайней мере, в том, что этой тете Наташе, при всей ее внимательности и обходительности, кажется, даже в голову не приходит сделать что-нибудь такое, чтобы понравиться. Прическа там, косметика, еще что-нибудь… Платье какое-нибудь такое… Ну, что они умеют. Хотя, с другой стороны, зачем ей все это, если она умеет краснеть, как маков цвет? И складывать губы утиным клювиком. И показывать ямочки на щеках. И смотреть честными глазами.
И к тому же трогать тонкий красный шрам на бедре осторожно, но в то же время как-то нетерпеливо.
— Болит? — сочувственно спросил Бэтээр, с интересом разглядывая и ее шрам, и ее осторожные и нетерпеливые пальцы.
Яблочная кошка оглянулась, перехватила его взгляд, торопливо сдернула с плеч полотенце, бросила его на колени, опять отвернулась, и только потом недовольно ответила:
— Мешает… Ничего, скоро пройдет. Тимур Романович, я с вами поговорить хотела.
— Правда? — обрадовался Бэтээр. — Я с вами тоже поговорить хотел. А вы о чем?
— О Любочке. Она очень быстро к вам привыкает. И очень сильно. Этого не надо бы…
Он с трудом отвлекся от ее спины и ее плеч, наконец-то не закрытых полотенцем. Ее спину и ее плечи без полотенца разглядывать было тоже очень интересно. А что там такое про Любочку? Он разве сделал что-нибудь не так?
— Я что-нибудь не так сделал? — Бэтээр шагнул с крыльца, сел перед ней на расстеленное на траве одеяло и внимательно уставился в ее лицо.
Ее лицо было тревожным, хотя, кажется, она очень старательно пыталась эту тревогу скрыть.
— Да нет, что вы, — тревожно сказала она, хмурясь и глядя через его плечо на детей, играющих в прятки в заросшем донельзя саду Васькиной дачи. — Тимур Романович, в том-то и дело, что вы специально ничего не делали, а Любочка привыкла. И я просто не знаю, как теперь быть. Просто не знаю… Дальше ведь еще труднее будет, правильно? Ну, вы и сами понимаете…
— Нет, не понимаю, — признался Бэтээр, тоже вдруг почему-то начиная тревожиться. — Что будет труднее?
Она с упреком быстро глянула на него, опять уставилась на детей и вздохнула:
— Ну как это не понимаете… У Любочки ведь никого нет, кроме нас… И вот теперь вас тоже. Ей сейчас нельзя расставаться с теми, кого она считает своими. Для нее это очень серьезная психическая травма. Тем более, если совсем привыкнет, а расставаться все равно придется.
— А почему это вдруг обязательно придется? — осторожно сказал Бэтээр, с интересом наблюдая, как она трогает нетерпеливыми пальцами теперь уже шрам под ключицей. — С какой стати чуть что — сразу и расставаться? Может, мы всю жизнь вместе будем… встречаться, и дружить, и видеться часто, и вообще…
Он чуть не сказал: мы всю жизнь вместе будем жить. Мы все. И Пулька, и ты, и твои котята, и одинокая Любовь, которая тогда уже не будет одинокой. Не успел сказать, потому что она досадливо качнула головой и перебила его:
— Значит, все-таки не понимаете…
Это она ничего не понимала. Ну, так он сейчас все объяснит.
И опять не успел — ее навороченный телефон в сто первый раз за последние полтора часа придурковато завел: «Чижик-пыжик, где ты был». Ну, что это такое, в самом-то деле?! Ну, совершенно невозможно нормально поговорить! Ну, неужели не ясно — человек в отпуске, имеет право отдохнуть, чего звонить-то… Тем более — по сотовому. Горит у них там, что ли?
Бэтээр с интересом проследил, как яблочная кошка выловила сотовый в вырезе купальника, и беззастенчиво стал прислушиваться, пытаясь понять, кто ей звонит на этот раз и о чем идет разговор.
— Антонина, ты молодец, — сказала яблочная кошка, молча послушав не меньше пяти минут. — Спасибо, ты действительно помогла. Нет, распечатывать не надо, перешли все Полине, я попозже посмотрю. Позвони Анне сама, у меня, наверное, сейчас телефон отключится… Нет, только юристы, мне пока больше никто не нужен. Ее мама знает, о чем говорить… Ну вот, я так и знала! Отключился.
- Предыдущая
- 19/54
- Следующая
