О зверьках и зверюшах - Лукьянова Ирина - Страница 38

• Предыдущая
• 38/44
• Следующая

Зверек поднимается на амвон и откашливается.

— Гм! — начинает он. — Мир, собственно, жесток и погряз во зле… Сидит, допустим, зверюша — и того не знает, что Господь уже замыслил ее проучить. А почему? А потому. Господь никому не дает отчета. Захотел, и все. Никогда зверюша не знает, что и за какие грехи с ней сделают. Но поскольку зверюша глупа и ничтожна, то на бунт и даже простое несогласие у нее не хватает сил. Она только умиляется и благодарит, чего бы с ней ни делали. Может ли такое лицемерие быть угодно Богу? Разумеется, нет.

Зверюши испуганно переглядываются, но продолжают слушать. А зверек, чувствуя испуг аудитории, ощущает себя хозяином положения:

— Хула мыслителя угодней Богу, чем корыстная молитва пошляка! Это сказал Ренан. А ведь большинство молитв очень корыстны. Люди просят у Господа, как у Деда Мороза, решения финансовых проблем, выгод, подарков в самом широком смысле — от любви до вещей… Страшно подумать, какая вообще пошлость — молитва о чем-то конкретном. Еще страшней представить, сколько дураков и сволочей уверены в том, что Господь слышит лучше всего именно их молитвы и уж их-то непременно спасет, потому что они особо праведны, — а остальным, видите ли, так и надо.

— Не все такие! — возмущенно кричит с места одна зверюша. — Вы говорите про каких-то отвратительных лицемеров, батюшка, а нормальные верующие разве просят о гадостях ближнему?

— А, — отмахивается зверек-батюшка, — все вы одним миром мазаны. Но главное — тщета всех этих ваших мероприятий. К чему проповедь тому, кто и так давно догадался о порочности, жестокости и бессмысленности мира, о трагизме и безвыходности нашей жизни в нем, и даже если бы было кому услышать нашу благодарность за все это — благодарить за такое можно только в порядке издевательства…

И тут одну из зверюш, самую умную, осеняет. Она долго прислушивается к батюшке, сначала боится и кается, потом начинает сомневаться (потому что очень уж незверюшливо ведет себя странный гость), и наконец все вокруг как бы озаряется светом внезапной догадки! И когда зверек открывает рот, чтобы набрать воздуху перед очередной гневной руладой, зверюша спокойно спрашивает его:

— Батюшка, да вы не зверек ли?

Зверек так и застывает с открытым ртом. А зверюши, услышав вопрос, тоже начинают кое-что сопоставлять, шушукаться и посмеиваться.

— Батюшка, да вы зверек! — уже твердо произносит самая умная зверюша. Зверек от неожиданности теряет всю свою уверенность. Из-под его балахона высовывается кончик гневно дрожащего хвоста.

— Да у вас хвост, батюшка! — кричит еще одна догадливая зверюша.

— Хвост, хвост!

— Зверек ряску нацепил! — пищат зверюши. Они счастливы, что вера их осталась непоколебленной и что высокий духовный сан по-прежнему абы кому не присваивают. Некоторое время зверек молчит и краснеет, а потом разражается потоком таких гадостей, что никакой батюшка такого себе не позволил бы и в самом страшном сне. Теперь он разоблачен, и маскироваться необязательно. Зверюши, однако, уже не боятся. Они смотрят на зверька с легким укором и покачивают пушистыми, ушастыми головами.

— Ну, вы идите, батюшка, — с грустью говорит самая умная зверюша. — Тут, понимаете, зверьковствовать-то не место… Тут храм, батюшка…

Зверек открывает рот, чтобы сказать все, что он думает о культе и его служителях, но зверюши дружно начинают пищать и аплодировать, и продолжать проповедь нет никакой возможности.

— Идите, идите, батюшка! — хором пищат они. — Счастливого пути!

А самая добрая зверюша обязательно сует ему в карман балахона несколько конфет — вдруг у него есть зверята, и он, разоблаченный, не решается попросить для них конфету? Зверек гневно уходит, выпрастываясь на ходу из ненужного уже одеяния, а зверюши провожают его беззлобным писком. Это, впрочем, не мешает им каждый раз ловиться на нехитрый зверьковый аттракцион, который они разоблачают лишь при чтении проповеди. У зверюш есть даже поговорка — «Это тебе идет, как зверьку ряса», — применяемая в случаях, когда кто займется несвойственным ему делом или неправильно выберет наряд. Зверюши наряжаются со вкусом и не видят в этом ничего греховного. Если же кто чего скажет невпопад, у них есть пословица и на этот случай: «Ну ты и ляпнул! Как зверек в церкви!» Однако когда очередной голодный зверек нарядится батюшкой и пойдет говорить проповедь, неистребимая вера зверюш в благопосланность каждого гостя опять сыграет с ними ту же шутку. И накормят, и напоят, и выпроводят с хихиканьем.

Маленькие зверьки, желая посетить зверюш, действуют, конечно, иначе. Они приходят в зверюшливый детский сад и хмуро стоят у забора, глядя, как совершенно еще маленькие зверюши весело резвятся, качаются на качельках, катаются на крутилках, которые сами же и раскручивают, и играют в познавательную игру «Дочки-матери». Маленькому зверьку все эти развлечения кажутся совершенно бессмысленными, и он наотрез отказывается понимать, что в них веселого. То ли дело бросить на кого-нибудь пакет с водой или крупно написать на потрескавшемся асфальте НЕПРИЛИЧНОЕ СЛОВО.

Зверек смотрит на зверюшливое благолепие и, не находя слов для выражения своих сложных чувств, начинает от негодования жужжать все громче и громче. Сначала зверюши думают, что к забору прилетела огромная пчела, но потом подкрадываются и видят зверька.

— Ой, зверек, зверек!

— Девочки, какой хорошенький!

— Давайте его опушим!

Прежде чем зверек успевает распихать их, убежать или хотя бы заругаться, маленькие зверюши окружают его пестрым хороводом, заплетают шерсть в косички и повязывают десятки бантиков. Не проходит и пяти минут, как несчастный едва виден из-за цветных ленточек, веночков, надетых на каждое ухо, и варенья, которым он весь перемазан: зверюши на радостях отдают ему свои завтраки, ибо зверьки, как они знают, всегда голодны.

Зверек краснеет от негодования, наливается яростью и с диким ревом убегает в город Гордый, срывая с себя бантики и на ходу расплетая косички. Зверюши покатываются, глядя ему вслед.

Потом он в укромном месте еще часа три облизывает с себя варенье. Это приятное занятие, однако, вовсе не примиряет его с девчонками.

— Дуры вообще! — рычит зверек, вспоминая о своем позоре.

Ночью он прокрадывается к зверюшливому детскому саду и с гнусным хихиканьем пишет на заборе НЕПРИЛИЧНОЕ СЛОВО. Утром зверюши долго закрашивают его цветочками, пожимая плечами и переглядываясь. Вот почему в Преображенске все заборы в цветочек.

Один зверек по имени Филя жил в лесу, потому что этот темный и страшный лес был единственным местом, где его ничто не удручало.

Если бы города Горный и Преображенск не были отделены от прочего мира непроходимыми лесами, зверьки и зверюши встречались бы нам чаще. С одной стороны, это было бы прекрасно, а с другой — опасно, потому что ты, маленький друг, вечно тискал бы их и приставал с дурацкими вопросами. Разумеется, встретить зверюшу нетрудно и в городе, и особенно в деревне, и среди собственных твоих друзей наверняка есть парочка замаскированных зверьков, — но в естественном своем виде они все-таки предпочитают жить отдельно, за синими лесами. Леса эти окружают зверьковый и зверюшливый города тремя поясами. Первый пояс — еще относительно гостеприимный, светлый и грибной, главным образом березовый. Туда зверьки и зверюши бегают за грибами, там прогуливаются, угощаются муравьиным соком, наблюдают природу и запасаются дровами.

Второй круг, довольно обширный, выглядит гораздо более мрачно. В этих вполне уже диких местах запросто можно заблудиться, если не умеешь ориентироваться. Мох, например, всегда растет на северной стороне. Правда, в диком лесу бывает еще и такой подлый мох, который растет иногда на южной, и отличить его можно только потому, что он ядовито, ехидно зеленый. Грибы в диком лесу почти сплошь несъедобные, хотя тоже хитрые — с виду вполне благородные, как, например, отвратительный сатанинский гриб, мгновенно синеющий на изломе, или гнусный поддубник, который с виду совершенный боровик, но страшно горек. В этих диких местах нередко селятся зверцы. Они строят там шалаши и пируют после набегов, а иногда, как мы уже знаем, пытаются захватить пленников, но по причине своей неизменной дурости упускают их. В общем, этот второй лес еще обитаем, но это не самое приятное место. Жить там могут только те, кому с людьми еще хуже.

• Предыдущая
• 38/44
• Следующая