Засечная черта - Алексеев Иван - Страница 48
- Предыдущая
- 48/70
- Следующая
– Только есть сведения, что этой весной будет большой набег, – спокойно продолжил фразу старшины Разик.
– Откуда знаешь? – почему-то шепотом спросил старшина.
– Разведка донесла, – уклончиво ответил Разик, не желавший порочить Ванятку в глазах его непосредственного начальника.
– Значит, не мне одному это известно, – задумчиво произнес Евсей и вздохнул с облегчением. – Ну так оно и к лучшему!
– Что к лучшему, набег на незащищенную границу? – не понял Разик.
– Да нет, конечно! Я-то думал, что я один про набег осведомлен. Ну а если и ты, и другие знают – то это хорошо! Глядишь, скоро из всех княжеств, да и из самой столицы войска подойдут!
– Подойдут или не подойдут – это второй вопрос. А первый – на какой рубеж нам встать и как до подхода этих самых войск его удерживать, – спокойно и деловито, без какого-либо пафоса произнес дружинник.
– Куда вас ни поставь – все равно кругом сплошные дыры. Хочешь, вставай вот на эту засеку, что Муравский шлях прикрывает. – Старшина показал кончиком пера треугольный значок на карте. – Здесь ваша дружина поморская всегда и стояла. Тут тебе и вышка наблюдательная, и впереди, в двух верстах – Ока-река с широким бродом, а на ней, вверх по течению, сельцо небольшое находится. Можно, коли припрет, привлечь мужиков к работам на укреплениях или съестные припасы закупить. В общем, рубеж во всех отношениях удобный, можно сказать, ключевой. Однако...
Старшина вздохнул, покачал головой. Разик оторвал взгляд от карты, выжидательно посмотрел на него.
– Однако, – продолжил Евсей, – на рубеже этом ваших дружинников было до тысячи сабель, а у тебя – всего-навсего десяток.
– Ну, сколько есть, столько и встанут на рубеж, – пожал плечами Разик. – А пушки дашь?
– Что ты, брат! Какие пушки! По осени все подчистую в Ливонию уволокли. У меня у самого в станице на валу лишь две махонькие стоят. Как хочешь, так и стреляй из них на все четыре стороны.
– Неужели даже городовых пищалей не оставили?
– И пищали увезли. Остались на пушкарском дворе какие-то орудия странные. Ни под один калибр не подходят. Стволы у них не совсем круглые, а как будто сплющенные. Судя по всему, им лет двести уже.
– Может, покажешь? – заинтересованно воскликнул Разик.
– Отчего ж не показать? Пошли!
Они вышли из становой избы, пересекли площадь и очутились возле обширного сарая, гордо именуемого пушкарским двором. Перед воротами сарая стоял столбик с навесом-грибком для часового, но сейчас пост пустовал. Вероятно, его сняли, когда нечего стало охранять. Старшина большим старинным ключом отпер огромный висячий замок, распахнул одну половинку ворот и посторонился, пропуская вперед Разика. Дружинник вошел в сарай и в неярком свете, пробивавшемся из крохотных зарешеченных оконцев, проделанных под самой крышей, не сразу разглядел в углу обширного пустого помещения три орудия непривычной формы. На примитивных лафетах, представлявших собой прямоугольные дубовые колоды с выдолбленными сверху углублениями, лежали короткие стволы, причем не литые, а явно кованые. На них не было ни цапф, ни дельфинов, ни вингардов (по-русски вертлюгов, ушей и дроздиков) – необходимых деталей современных орудий. Стволы, представлявшие собой просто трубки со сплющенным задним концом, были намертво прижаты к незамысловатым лафетам несколькими железными полосами. И самое удивительное заключалось в том, что они не имели даже запальных отверстий!
– Так это же тюфяки! – изумленно воскликнул Разик, бывший в учебном отряде Лесного Стана, как и оба его друга, круглым отличником по всем предметам, включая историю военного дела и вооружений. – Им действительно уже двести лет. Они предназначены для стрельбы каменным дробом на близкое расстояние.
– Ишь ты! – Старшина озадаченно почесал в затылке. – Я про тюфяки слышать-то слышал, но не знал, что это они и есть. И что это за слово-то такое: «тюфяк»?
– Это, скорее всего, от турецкого «тупанг», то есть труба. Насколько мне помнится, первые такие орудия наши захватили у турок, а применили впервые при защите Москвы от набега хана Тохтамыша почти две сотни лет назад.
– А как из них стрелять-то?
– В них слоями закладывается каменный дроб и порох, через середину пропускается фитиль и поджигается с дула. Сколько слоев – столько выстрелов. Ну, понятно, что летят камни недалеко, рассеиваются как попало, то есть прицелиться из тюфяка толком нельзя, да и пороху он жрет немерено, заряжается долго. В общем, тюфяки давным-давно устарели и сняты с вооружения, – подытожил краткую историческую справку отличник учебы Разик.
– Ну, камней-то можно набрать сколь угодно, а вот пороху лишнего у меня, конечно же, нет! – развел руками старшина. – Так что, берешь эти древние орудия?
– Возьму, конечно, коли тебе не жалко!
– Да забирай, сделай милость! Зачем они мне нужны? Только порох-то где взять? Неужели у тебя большой запас? Может, со мной поделишься?
– Пороху у меня – самая малость, на мушкеты да пистоли. Сам видишь, верхами пришли, без обоза. Придется порох у неприятеля добывать.
– Ну-ну, – недоверчиво усмехнулся старшина. – Лихой вы народ, поморы-молодцы. Но даже если ты и не шутишь, то у крымцев ведь только стрелы да копья, никакого огнестрельного снаряда у них нет!
– Так с крымцами, как тебе известно, турецкие отряды идут. Уж у них-то полковой наряд, то есть полевые пушки, наверняка имеются!
– И что, ты со своим десятком в их обоз проникнешь и порох отберешь? – Евсей вовсе не хотел обидеть в общем-то понравившегося ему дружинника, знавшего грамоту и, судя по всему, прекрасно разбиравшегося в военном деле, но он не мог скрыть своего скепсиса по поводу слишком уж громких, как ему казалось, заявлений.
Разик нагнулся, ласково погладил рукой покрытый изрядным слоем пыли ствол древнего орудия, затем выпрямился, отряхнул ладони, встретился взглядом с Евсеем.
– Мы постараемся, – просто и спокойно ответил дружинник.
Старшина некоторое время смотрел в глаза собеседника, затем кивнул и сказал:
– Ну что ж, пойдем, брат. Велю дать тебе лошадей и подводы. Выступай со своим отрядом и этим снарядом огнестрельным на отведенный рубеж.
– Слушаюсь, господин старшина! – Разик вытянулся по стойке «смирно», давая понять, что воспринимает слова пограничного начальника как боевой приказ, и вновь странным незнакомым жестом поднес раскрытую ладонь к своей смешной плоской шапке.
Они шли уже вторую неделю. Михась был в старенькой крестьянской одежонке, с ужасно мешавшей ему бородой на лице. Только вот обуть лапти он отказался наотрез. Хорошие сапоги на простом мужике выглядели как седло на корове и сразу бросались в глаза, но Михась сам придумал для себя легенду. Он-де не простой мужик, а писарь из Владимира, идет с сестрой к дальним родственникам в Рязань, где, говорят, грамотных людей зело уважают и ценят, не то что в родном Владимире, где его опорочили безвинно и он гордо ушел с богатого купеческого двора. Незамысловатая легенда давала им возможность зарабатывать на пропитание, поскольку услуги писаря нужны всем и всегда, а запас продуктов, и тех, которые сумела собрать в дорогу Анюта, и тех, что вручил им с благословением отец Серафим, быстро кончился. Конечно, Михась мог бы поохотиться, но охота весной – дело неблагодарное, да и отняла бы много времени, а они спешили. Пару раз им удавалось подсесть в купеческие обозы, но те передвигались на небольшие расстояния, до ближайших деревень, и основной путь Михась и Анюта шли пешком, одни-одинешеньки на глухих лесных дорогах.
Но им покуда везло, и лихие люди не встречались на пути, поэтому боевой чухонский нож спокойно лежал себе у Михася за голенищем. У Анюты тоже под рубахой имелся нож, похожий на финку дружинника. Михась добыл его в самом начале пути в одном из постоялых дворов, взяв в уплату за свои писарские услуги. Хозяин постоялого двора, которому понадобился грамотный человек, спокойно выслушал просьбу Михася, который якобы потерял сей совершенно необходимый в путешествии предмет хозяйственно-бытового назначения и желал его приобрести, пожал плечами и с радостью согласился вручить прохожему грамотею не деньги, а эквивалентный товар. Когда Михась, закончив работу, рассматривал несколько ножей, принесенных хозяином ему на выбор, Анюта ожидала, что дружинник возьмет охотничий, с массивной рукоятью, гардой-крестовиной и широким лезвием, заточенным на конце зловещим полумесяцем. Но Михась выбрал совсем другой, явно поварской, простецкий на вид.
- Предыдущая
- 48/70
- Следующая
