Синдром синей бороды - Витич Райдо - Страница 78

— Ты кого убеждаешь себя или меня? — скривился Костя. Вадим мрачно посмотрел на него:

— У твоей бредовой версии кроме посетившего тебя инсайда другие аргументы есть?

— Нет. Интуиция.

— Угу. Когда что-нибудь более осязаемое появиться, обсудим, а пока, не порти настроение.

— Я не порчу, я предупреждаю: торопишься с венчанием. Подожди пару дней, если есть факты, я их раскопаю. Если нет — веди свою ляльку под венец и мчи за кордон. А то получится лажа, пожалеешь.

— Я в любом случае не пожалею, — протянул Вадим с настораживающей ноткой в голосе. — Егор пожалеет, что жить останется.

Костя внимательно посмотрел на друга: э, Грек, да ты уже думал в этом направлении, не исключал мысль о родстве Лики и Егора, а, следовательно, и своем. И все-таки не просто женился, а еще и в церковь тащишь, спешишь, как на пожар. Почему?

— Лика и есть твоя ответка Егору? — спросил напрямую.

— Отчасти.

— От какой: большей или меньшей?

— Неважно. Остальное долг и справедливость.

— Чей долг-то?

— Мой! — нехорошо посмотрел на друга.

— Все-таки сделал ты девчонку пешкой, — кивнул с пониманием.

— Нет, я сделал из пешки ферзя, а из ферзя — пешку. Если б не Лика, и остальные б фигурки легли. Но мне на них уже все равно. Не интересно — предсказуемо. Да и не стоят они не то, что дела — мысли. Не порти мне настроение — завтра я венчаюсь. Так что считай — женюсь первый и единственный раз. Волнительное событие, надо сказать.

— Валерианы выпей, — усмехнулся Уваров, принимая шутливый тон друга. Ясно стало, что не только ему, но и Вадиму не по себе.

— Вот ты и пей… Если хоть на минуту в храм опоздаешь, сам знаешь, чего лишишься, — с улыбкой кинул Вадим, сел в машину. — До завтра.

— Вай-вай — зачем так пугаешь? — ухмыльнулся Уваров, и, закинув орешек в рот, пошел прочь от стоянки. Греков посмотрел в обзорное зеркало ему в след, и, стерев с лица маску беззаботности, скрипнул зубами и зажмурился: ох, Егор, Егор! В кого же ты таким родился?

Молись, чтоб Костя ошибся.

Молись брат!

А жене твоей и молитва не поможет…

Вечером, Греков настоял, убедил Светлану принять квартиру Цезаревых, и к ее смущению, тут же забрал документы для оформления дарственной у нотариуса.

— Это самый лучший свадебный подарок! — заявила Лика, с нескрываемым восхищением и гордостью. Прильнула к мужу в порыве благодарности. — Господи, как же я тебя люблю?!

— Я тоже очень сильно люблю тебя, малыш. Никогда об этом не забывай.

Егор ждал звонка от брата, но так и не дождался. Звонил сам — безрезультатно: абонент временно недоступен.

На душе было тревожно, настроение падало и Грекова начали одолевать запоздавшие сомнения: деньги переведены, а куда и кому — не малейшего подтверждения от Вадима.

Егор зашел в квартиру поздним вечером и первое, что увидел — груду сваленных в коридоре баулов, чемоданов.

— Что это такое?! — закричал в глубь квартиры. Выглянула Маша, и хмуро уставившись на отца, процедила:

— Мама из салона привезла.

— Где она?

— В спальне. Ужинать будешь?

— Буду, — буркнул еще более недовольным тоном, чем дочь и пошел в спальню с желанием устроить жене нагоняй за то, что превращает квартиру в базарную площадь. Толкнул дверь и увидел еще больший погром, чем в коридоре. Вероника сидела на кровати лицом к окну спиной к двери и подпиливала ноготок. На звук открывшейся двери она не повернулась.

— Ты с ума сошла? Что за бардак?! — рявкнул Егор, указывая на кипу белья на постели и открытый чемодан на полу.

Вера не пошевелилась.

— Ты оглохла? Я спрашиваю, что за кошмар творится в квартире?!

Тишина.

Егор пнул чемодан, убирая его с дороги, и пошел к жене. Навис, процедил в закаменевшее лицо:

— Я с тобой разговариваю или со стенкой?!

Вероника даже не взглянула на него.

Егор взбесился и уже хотел схватить все вещи жены в охапку, выкинуть их из окна, как подумал, что хорошо бы следом отправить и жену, и взял себя в руки, понимая, что сейчас действительно может причинить физический вред. Поспешил выйти из комнаты, чтоб не видеть жену и не сходить с ума от желания придушить ее.

Помыл руки, приходя в себя. Умылся, постоял, смиряя гнев, и пошел на кухню.

Маша пододвинула ему тарелку с пельменями и соусник.

— Что это? — нахмурился Егор, разглядывая ужин — магазинный пельмени машинной лепки.

— Пельмени, — буркнула Маша.

— Мать всем бойкот сегодня объявила? — сжал кулак, опять закипая от злости.

— Нет, вчера. Если б ты ночевал дома, то знал бы, что она вчера пришла в одиннадцать вечера, и Ярослав весь день сидел голодный.

— Ты мне претензии предъявляешь? — грозно сдвинул брови Греков.

— А кому мне их предъявлять?! — взвилась девушка. — Мать не разговаривает, вещи пакует, отец дома не ночует!

— Молчать! — рявкнул Егор. Маша одарила его злобным взглядом и, швырнув перечницу на стол, демонстративно вышла из кухни.

Мужчина посмотрел на рассыпанный перец, стер его на пол полотенцем. Чихнул и взялся за вилку. Первый пельмень мало обжог ему рот, так еще и оказался безвкусным. Егор со злости скинул тарелку со стола и пошел звонить Лике, чтоб она пришла и поработала сверхурочно, на кухне, не столько как домработница, сколько, как хороший повар.

В коридоре появилась дочь. Встала у стены, сложив руки на груди:

— Лике звонишь? — прошипела, догадавшись.

— Да! Она в отличие от тебя белоручки, готовить умеет!

— Я тоже умею.

— Но не каждый сумеет съесть то, что ты готовишь! — нажал рычаг, прерывая серию длинных гудков, и вновь набрал номер Цезаревой.

— Не старайся — ее дома нет. Я звонила и домой к ней приезжала. Никого нет.

— А где она? — нахмурился Греков соображая, что же могло случиться.

— Понятия не имею! Вчера твоя любовница уволилась. Видимо нашла более подходящую партию, — с желчью сообщила девушка.

— Она мне не любовница! Сколько можно повторять?! — рявкнул мужчина.

— А что ж ты так забеспокоился? Побледнел вон, — презрительно скривилась Маша. Греков не в силах больше сдерживаться и понимая, что в таком состоянии натворит дел, от души поколотив двух стерв — жену и дочь, схватил куртку и вылетел из квартиры прочь. Куда угодно, лишь бы не находится в одном помещении со змеями!

Маша пошла к матери. Постояла, разглядывая ее застывшую фигурку, и сказала:

— Отец ушел.

Пусть. Мне-то что? — тряхнула та волосами, не повернувшись к дочери.

— Я почти уверена, что к Лике.

Никакой реакции.

— Тебе все равно, да?

— Да.

— И было все равно, — кивнула Маша, понимая. — Что удивляться, что он бегает от тебя, как от чумной?

— Сбавь тон и не забывайся, — предупреждающе процедила Вероника.

Девушка помолчала, прошла к окну и встала напротив матери.

— Тебе его не жалко?

— Мне?! — возмутилась женщина. — Это нас надо жалеть! Твой отец заложил все, включая эту квартиру! У нас ничего нет, кроме мифических дивидендов Вадима!

— Вадима?! — ужаснулась Маша, соображая. Опустилась на постель рядом с матерью и потрясенно прошептала. — Вадим с Ликой. Я видела их в воскресенье.

— С Ликой? — не поверила женщина. Уставилась на дочь, и вдруг истерично расхохоталась. — Вадим с Ликой…Вадим и… Лика….

— Мам, что смешного?! — испугалась и возмутилась девушка. — Эта гадина могла подговорить Вадима устроить любую пакость! — и опомнилась. — Но не будет же он гадить родному брату? Зачем? Он разумный человек.

Вероника перестала сменяться и озабоченно нахмурилась:

— Дура, какая же я дура, — прошептала, сообразив, что натворила.

— Она мстит нам, за то, что не отдали ей отца, за то, что получила по заслугам.

— Перестань говорить ерунду! — оборвала ее мать, и принялась искать сотовый. Нашла. — Выйди, выйди сейчас же! — крикнула дочери, набирая номер Вадима.