Банальная история - Витич Райдо - Страница 60
- Предыдущая
- 60/81
- Следующая
Олег долго смотрел в карие глаза и понимал — ему не оставляют выбора. Совсем. Но сдаваться он не желал:
— Это будет не скоро и, повторяю…
— Может не скоро, но будет. Поэтому вопрос о ваших с Аней отношениях мы должны решить сейчас, пока, повторяю, нет масштабного скандала, пока нашу сестру еще можно оградить от треволнений. И решим. Выбора нет и время против нас. Аня уже рассуждает о прелестях материнства и всерьез думает о подобной возможности. Твоими молитвами, между прочим. Состояние ее здоровья тоже твоих рук дело. Достаточно уже экспериментов на ее психике, — тон Андрея неуловимо изменился, приобретя стальные нотки не столько укоризны, сколько обвинения и давления. — Поэтому мы либо полюбовно к обоюдному согласию и выгоде решаем этот вопрос, либо решаем его все равно и сейчас, но уже, прости, с глобальными потерями для тебя. Нарисовать перспективы? Легко. Работы ты лишаешься. Я обещаю. Жилья, прописки — тоже. Средств к существованию…как родители дадут. Отсюда тебя вывозят или уносят, это, как тебе угодно. Если ты вздумаешь позвонить или встретиться с Аней — тебя закроют в СИЗО. Повод я найду. Ты меня знаешь. Упрямишься дальше — идешь по этапу. И ни тебе наследника, ни тебе счастливой жизни в семье. Никого и ничего. Забор и флакон одеколона на старости лет, если ты до них доживешь. Нравится? Думаю, нет, если, конечно, ты нормален. Знаешь, я не сторонник силовых методов воздействия, поэтому думай: с одной стороны — благополучие, но без Ани, с другой — полный «вах», но тоже без нее. Стоит рисковать?
— У вас ничего не получиться, — без уверенности заметил Олег.
— Да ты что? — белозубо ухмыльнулся Сергей и качнулся к нему. Кустовский с испугом уставился на цветущую физиономию деверя и почти физически ощутил угрозу.
— Какие же вы сволочи! — выдохнул в отчаянье. Обвел мужчин взглядом, в котором была еле теплящаяся надежда вразумить их, и отчаянье от осознания тщетности надежды. — Вы хоть понимаете, что творите?! Не я — вы убиваете нас! Меня, Аню! Вы!!
И задрожал, осознав, наконец, весь ужас происходящего и уже произошедшего. Ему не оставили выбора, как не оставили выбора Ане.
— Что ж вы делаете?! Как вы можете?!!
— Давай без сантиментов и патетики? — поморщился от его крика Сергей. То щемящее душу отчаянье, что слышалось в голосе мужчины, задело его, привело в смятение и навеяло непонятное чувство тревоги.
Олег даже не посмотрел на него. Он смотрел на Алексея и обращался к нему, как к последней инстанции, в слепой надежде все объяснить, загладить, достучаться до разума и нормальных человеческих чувств:
— За что? Зачем вы ломаете наши жизни? По какому праву?…Да, я оступился. Да, я обманывал вас…Но в сентябре я все сделал! Понимаете, я, правда, ходил к Киманову. И все…все…А Гуля…Да поймите вы, когда из года в год живешь, как в клетке с тиграми, под постоянным пристальным вниманием трех злобно настроенных родственников, очень тяжело держать себя в руках, чувствовать адекватно. И потом Аня…я берег ее, но я же живой!! И сорвался. Но разве это преступление? За что вы казните меня?! А ее?! Неужели вы не понимаете, что убиваете ее! Вы — не я!! Мы не сможем друг без друга. Мы любим, слышите вы — любим!! Вы хоть знаете, что это такое любить?! Не давить, не желать, а беречь. Беречь сильнее себя. Прислушиваться к каждому вздоху и молить, чтоб он был бесконечен, и просить лишь об одном — продли ее жизнь, Господи, за счет моей! Возьми меня, а ее оставь и дай ей счастья и покоя…
Олег плакал и не стеснялся своих слез.
Братья молча смотрели на него. Алексей с сочувствием и пониманием, тщательно прикрытыми щитом упрямой решимости и собственной правоты. Андрей, как на ненормального, с долей презрения и насмешки. Сергей чуть виновато.
— Ну, что вы смотрите, что?!! Что нам сделать, чтобы вы оставили нас в покое?!! — закричал Олег вне себя от непробиваемой черствости этих трех извергов. — Что мне сделать, чтобы вы оставили Аню в покое?!! Дали ей жить, смеяться и дышать!! Как нормальной женщине! Что вы делаете с ней?! Думаете, я не вижу, не знаю, что у вас на уме? Извращенцы!! Вы хотите лишь одного — поработить ее, сделать игрушкой! Уже сделали! И манипулируете ею, как и другими людьми! Вы искалечили ее, вы!…Да, я виноват, но виноват совсем в другом! В том, что не мог и не могу противостоять вам, в том, что не смог защитить ее от вас…
— Хватит истерить, — поморщился Сергей и, сняв с кольца ключ от своей квартиры, хлопнул его на стол перед Олегом, рядом положил зажигалку — пистолет. — Понял?
В глазах мужчины появилась тоска, такая же беспросветная, как хмарь осенних туч. И дождь шел. Та же мелкая морось, что стучит в окна октябрьским днем и медленно стекает по стеклу, текла по щекам Олега. Губы чуть дрогнули в тихом шепоте уже сломленного человека:
— Вы не поняли, я не продаю любимых…
Он медленно побрел в другую комнату, чтобы собрать вещи.
Сергей проводил его хмурым взглядом, чувствуя внутреннюю дрожь от услышанного. Ему на минуту показалось, что они только-что совершили самый низкий поступок из всех, что совершали за всю жизнь. Да — не первый, но самый подлый, самый жестокий. И, возможно, не только непоправимый, но и не правильный.
Алеше стало неуютно в квартире, душно. В его душе поселилось сомнение в правильности решения и действия и ширилось вместе с болью в груди.
Он встал поморщившись, и попросил братьев:
— Проследите, чтобы он все собрал. Помогите съехать, проводите. Я к Ане. Думаю, не нужно звонков. Пусть напишет записку, обтекаемую. Я отвезу. Буду в машине ждать.
И пошел в коридор. Андрей проводил его пустым взглядом и протянул:
— Позвонит, напишет.
— Зачем? Действительно, записки хватит, — заметил Сергей.
— Нет, Серый, не хватит. А если он потом еще Аню тревожить станет? Или об этом разговоре поведает? Нужно лишить его шанса объясниться с ней. Обрезать, так все разом. Закрыть ему ход назад. Кстати, вот списочек, что мне его любовница наваяла. Придется отдать мадам, что просит…
Я ничего не понимала. Меня не просто оглушила новость — раздавила. Я потерялась, и ничего не видела, не слышала. И думать тоже не могла. Тупо смотрела на россыпь букв, кривых, косых, словно написанных больным в приступе Паркинсона, в спешке и под аккомпанемент минометной очереди.
Не могла вникнуть в смысл написанного. Его отторгала вся моя суть, сознание и подсознание. А внутри стояла тишина, такая, как обычно бывает перед началом боя. Но я не плакала — держалась. Вновь и вновь вчитывалась в опус мужа:
"Аня! Прости, я ухожу. Так лучше нам обоим. Я больше не люблю тебя и не вижу смысла врать дальше, жить рядом, мучить себя и тебя. Надеюсь, ты все правильно поймешь. И простишь. Спасибо за все. Прощай. Олег".
И все? — тупо билось в голове: "Спасибо и прощай"?
Рядом запиликал мобильный, и я вздрогнула.
— Анечка, тебя, — тихо сообщил Алеша и подал мне трубку. Сухой, безжизненный голос, слабо напоминающий голос Олега сообщил мне, словно зачитал философские тезисы:
— Аня, я ухожу. Нам больше нет смысла жить вместе. Я не люблю тебя.
— Олег! Олег, я не понимаю! Ты же говорил другое, ты же…
— Я лгал. Я уезжаю. Забудь обо мне. Начни новую жизнь, верю, тебе удастся…
— Куда ты уходишь?! Что с тобой?!
— Я уезжаю к родителям. Не надо меня тревожить. У нас теперь разные дороги и разная жизнь. У тебя все будет хорошо. И у меня.
Что за набор фраз?! Из какой они пьесы?!
— Олег, что ты говоришь?!!
— Прости, Аня. Прощай.
Трубка смолкла. Голос Олега умер в ней, унося мою растерянность и отупение.
"Он бросил меня", — дошло, доковыляло до разума. Взорвало сознание диким воплем горя: За что?!! Почему сейчас?!! Что я опять сделала не так?!!
Продираясь сквозь слезы и всхлипы, я тыкала пальцем в безмолвные очертания цифр в надежде дозвониться, поговорить, выяснить, в чем дело. И лишь "абонент отключен" — слышала в ответ.
Мама, мамочка моя…за что?!! — вопрошала я у немого телефонного пластика и тоненько скулила, как брошенная собака в подворотне. И не сдержалась — слезы ринулись наружу, словно воды всемирного потопа.
- Предыдущая
- 60/81
- Следующая
