Противостояние - Витич Райдо - Страница 17
- Предыдущая
- 17/118
- Следующая
высотку! А ты отступил! Тебе приказали: ни шагу назад! А ты драпанул!
Коля смотрел на него, а видел танки, что шли на его взвод, видел взрывы, а еще
видел, как цепью лежали измотанные бойцы, раненые, готовые принять бой с
механизированным батальоном в рукопашную. И приняли, и полегли. А он виновен
лишь в том, что не погиб с ними.
— Ты у меня под трибунал пойдешь! Как дезертир! Как пособник фашистов! Ты
вообще, лошадка темная. Каким-то местом оказался в Пинске, в окружении. Вышел,
опять попал. Это что за хрянь, Санин?!
Хлопнула дверь, а Николаю показалось, взорвалась фугаска и, он невольно пригнул
голову.
— Товарищ полковник! — вскочил и вытянулся майор.
— Сиди! — отрезал вошедший и встал перед Саниным. Тот видел лишь звезду на
бляхе ремня — голову не мог поднять.
— Вот что, Валерий Иванович, выйди, — приказал полковник.
— Так… не положено.
— Выйди, сказал! — голос прозвучал настолько жестко, что Николай заподозрил,
что его сейчас без суда и следствия, прямо в этом кабинете обшарпанном и
расстреляют.
Майор нехотя вышел, а полковник вдруг схватил лейтенанта за грудки и впечатал в
стену, так что у мужчины в голове помутилось. Тряхнул волосами, уставился на
полковника. И замер.
— Ну, здравствуй, лейтенант, — процедил тот зло.
Кого, кого, а Бангу Николай увидеть не предполагал. Ко всему ему только Лениного
дяди не хватало.
— Вышел, да? А Лена где, дружок твой? Где я тебя спрашиваю?! — рявкнул, вновь
встряхнув и впечатав мужчину в стену. Тот лишь зубы сжал, белея скулами, взгляд
в сторону.
— Я тебя спрашиваю, мальчишка!
Ему минут пять понадобилось, чтобы выговорить:
— Погибла.
Тишина повисла.
Полковник медленно отпустил мужчину и тот стек по стене на пол. Свесил голову,
стеклянными глазами глядя перед собой: виноват… И не только в том, в чем винят.
В сердце она у него — живая, и в том он виноват, что ни сил, ни желания ее
забыть нет. В том, что она за те дни частью его стала, в том, за смерть ее ему
век не отмыться и никогда себя не простить. В том, что жить и дышать после
нормально не может и, словно умер с ней, там, и там же остался.
Как такое случилось, почему — тоже виноват — нет у него ответа.
Только одно знает и в том, наверное, опять виноват — дышать ему без нее трудно…
Артур подошел к распахнутому окну, закурил, глядя во двор.
— Дааа… Как же так?…
Докурил молча, от окурка вторую папиросу прикурил, развернулся к мужчине:
— Повезло тебе, что я тебя под конвоем увидел, а то загремел бы в штрафбат! —
сказал с каким-то злорадством, а может просто злостью. Естественной. Только не
больше чем Коля сам на себя зол, на войну гребанную, на гнид фашистских. И все
равно на штрафбат, на трибунал — только б дали еще раз в бой, чтобы еще хоть
одного гитлеровского выродка, хоть пристрелить, хоть придушить.
— В радведбат пойдешь.
Санин исподлобья уставился на полковника: в уме он? Каким Макаром отсюда Николая
забирать собрался?
— Пойдешь, сказал. Тебя страна столько лет учила, чтобы ты свою голову в тупую
сложил? Не мечтай! Своим делом займешься, пользы больше будет. Нам сейчас
разведданные вот как нужны, — зло рубанул ребром ладони у горла. — А
специалистов кот наплакал, одни дилетанты, мать их! — и вдруг смолк, поморщился,
словно зуб разболелся. — Что ж ты ее не вытащил, лейтенант?
Прозвучало это так тихо и горько, что Коля зажмурился: не травил бы ты душу…
Не надо!! Лучше расстреляй.
Полковник молча вышел. Вскоре Санина отвели в комнату, дали поесть и поспать.
Даже одеяло выдали, заботливо.
Он даже не удивился — сил не осталось.
Лена была готова к выходу. Все тоже старенькое платьице сменило красивое, новое
платье. На голове был платок, а на плечах отданный Пантелеем пиджак, размера на
три больше нужного. Но в том и ценность. Найдут бумагу — не криминал, но
вопросов будет много. А если документы обнаружат — будет худо. Поэтому Лена
пришила к майке на спине карман и спрятала добытые ценности. Пиджак мешком
скрывал странные изгибы фигуры.
С радио решено было в этот раз не рисковать и, девушка не стала перечить.
— Мне бы пистолет, — попросила только.
Адам внимательно посмотрел на нее:
— Хорошо стреляешь?
— В школе и в тире всегда «отлично» было.
— Но мишень и человек — разные вещи.
— Фашисты не люди. Я просто охочусь на зверей, — усмехнулась. Взгляд
неожиданно жестким стал, холодным.
И мужчина подумал, что когда эта девочка заматереет, он, пожалуй, не возьмется с
ней играть и другим не посоветует. И молча выдал пистолет.
— Если возьмут…
— Не возьмут, — заверила, пряча оружие в карман под мышкой платья. Не даром
она сегодня днем мудрила.
— Это одежда, — отдал ей сверток. — Думаю, пригодится.
Девушка не отказалась.
— И еще, Олеся. В следующий раз, прежде чем стучать и вообще появиться здесь,
смотри на окна — если занавески открыты — сейчас же уходи.
Лена кивнула, улыбнулась на прощанье и нырнула за двери.
Вечером без труда миновала пропускной пункт и к утру была в знакомом лесу.
Шла таясь и внимательно вокруг поглядывая, а Дрозда не заметила. Вылез тот из-за
сосны, Лена чуть не закричала от страха.
— Ты, ты… Ууу! — кулаком погрозила, слов не найдя. Саня хмыкнул:
— Привет. Как прошло?
— Хорошо. Смотрю и у тебя неплохо, — кивнула на две винтовки за его спиной, а
на груди еще автомат висел. Значит, не зря ночью по лесу бродил.
— Валялись, — улыбнулся беспечно.
— С запиской: лично лейтенанту Дроздову? — усмехнулась.
— Почти… Рад тебя видеть.
— И я, — улыбнулась.
— Не сомневался. Новости есть?
— Есть, — прислонилась плечом к стволу сосны напротив Саши. Уходить совсем не
хотелось, тихо здесь было, хорошо. Да и ноги гудели от усталости — передохнуть
надо. — Постоим?
- Предыдущая
- 17/118
- Следующая