Противостояние - Витич Райдо - Страница 24
- Предыдущая
- 24/118
- Следующая
пряча автомат под ватник, а все равно видно, что оружие прячет.
Дед косился, косился и молвил:
— Вы, чьи ж будете? Партизаны, поди? Цветочки вона садите? А там люди мрет!
— Тише дед, — процедил мужчина. Но старика понесло:
— А вота выкуси! — выставил ему кукиш, поводья натянул, останавливая телегу. —
А ну хеть отсель, сучьи дети!
— Что так сурово-то, отец? — недобро уставился на него Эринбеков.
— А то, что совести у вас нема! А и у меня ее к вам не будет! Геть сказал!
Сашек переглянулся с Леной — нехорошо. Если дед еще громче орать начнет, до беды
недолго.
— Ладно, ножками пойдем, не обломимся.
Слезли, ящик сняли.
Дед тут же коняку хлестанул, подгоняя:
— Шоб вам не жилось, а маялось, хадюки! — крикнул через плечо.
Сашек рожу скривил и вдруг за дедом ринулся. Перехватил поводья, лошадь
остановил и деда за грудки схватил, тряхнул:
— Ты не белены объелся, старый? Ты чего лаешь?
— А то… а то… — и вдруг плюнул парню в лицо.
— Сдурел?! — рявкнул тот.
Старик притих, а все равно смотрит волком. Тагир Сашка от скаженного потянул:
— Не вяжись.
Тот сплюнул в сторону и процедил в лицо колхозника:
— Не был бы ты седым, я б тебя сейчас так украсил — мать бы не узнала!
И выпустил.
Старик телогрею поправил и бросил парню в след:
— Был бы молодым, как вы цветочки не садил. А бил бы энту сволоту немецку,
покамест патронов було, покаместь силов хватало! Ууу! — кулаком пригрозил и
наддал коню, чтоб поспешал.
Ребята переглянулись и рассмеялись.
— Интересно, а чего его в Барановичи с телегой послали? — протянула Лена.
Мужчины посерьезнели. Сашок плечами пожал:
— Пытать не буду, и так умылся. Ну, его, дурной какой-то.
— Правильный старик, — улыбнулся Тагир. Лена прищурилась и рванула за дедом,
нагнала и рядом пошла:
— Деду, а деду, а зачем тебя в Барановичи послали?
— Тебе, какая печаль? — опять «залаял».
— Ну, бить-то ты меня не будешь, надеюсь? — улыбнулась.
Старик насупился, грозно поглядывая на нее, губами пошамкал и заворчал:
— Что с тя, девки, возьмешь? А вота дружки твои! Ряхи наели. Ружо у их, гляньтя!
А толку — пшик! Окопалися, сучьи дети! А тама вона мертвяков полон лес! Пленил
солдатиков немец-то, загнал и забыл! Каждный день как мухи мрут! А вы тута
цветочки садитя! Тьфу на вас!
Лена потихоньку отстала, мужчины ее нагнали:
— Ну и? — спросил Сашок. — Умыл?
— Под Барановичами лагерь военнопленных, — сообщила глухо, переводя услышанное
от деда на внятный язык. — Высокая смертность. Фрицам плевать на них: согнали и
забыли. Ни еды, ни воды, ни медпомощи. Вот они и умирают. Местных трупы убирать
гонят, свозить на телегах. Куда — не знаю.
Дальше шли молча, мужчины как язык проглотили, да и девушке говорить не хотелось.
Настроение к черту уехало.
— Отыграемся еще, — сказал Тагир уже у Бугра — камень.
Радость от появления радиоприемника в отряде была огромной. Мужчины весь вечер
шутили, с уважением поглядывали на добытчиков, а те друг на друга не смотрели —
паршиво отчего- то на душе было.
С того дня изменилось к Лене отношение и командира. Она стала настоящей связной
и начала курсировать из отряда в Мозырь, Пинск, Ганцевичи, Баранавичи, передавая
сводки с фронта подполью, принося в отряд данные о фашистах.
В городах, деревнях, поселках появились листовки подполья, загремели взрывы.
Белорусская служба порядка "Полесская сечь" провела акцию по "освобождению
Полесских земель от "большевистской заразы". К сентябрю "летучие отряды"
перебили и рассеяли на линии Столин, Сарны, Олевск, Овруч, больше пятнадцати
тысяч не сумевших прорваться к своим и оставшихся воевать на оккупированной
территории советских войск.
Часть влилась в отряд имени Ленина.
За сентябрь партизанам с помощью подполья удалось взорвать электростанцию,
водокачку, повредить железную дорогу, пустить состав с бронетехникой под откос,
убить более двухсот только полицаев.
В ответ режим ужесточился. Если с самого начала фашисты не миндальничали с
населением, с первых дней руководствуясь в своих действиях лишь двумя правилами:
террор и принуждение, то к сентябрю вовсе озверели. По деревням и весям
прокатилась волна жестоких репрессий. Народ притаился, не зная кого винить, к
кому примкнуть.
Полицаи зверствовали наравне с гитлеровцами, искали «бандитов», как называли
партизан, но хватали всех кого хотели, вешали, жгли, расстреливали, а заодно
грабили и насиловали. А наряду с настоящими советскими партизанами начали
активно действовать и Белорусская народная партызанка. Они были против и красной
и коричневой чумы, но при этом грабили и убивали, как последние, вламывались в
хаты, уводили скот, забирали последнее.
Простые люди не понимали, кто есть кто, не знали, кому верить, кому нет, и
затаились.
А меж тем, надвигались не только холода, но и голод.
В начале октября Лена несла очень важный груз из Ганцевичей. Путь лежал мимо
деревни и она решила, завернуть, во-первых, немного обогреться, во-вторых,
узнать что-нибудь, в — третьих, в заветном кармане на спине были три листовки.
Было бы хорошо наклеить их и здесь, чтобы люди знали — война не закончилась
победой фашистов, их войска не маршируют на Красной площади, товарищ Сталин жив,
а Красная армия героически стоит за каждый клочок родной земли, а не сдается
полками, как писали в газетах и листовках фашисты.
Завернула и попала в облаву. Полицаи из местной жандармерии и группа СС сгоняли
всех на площади и церквушки. Прикладами, пинками выгоняли из домов всех от мала
до велика. Схватили и Лену. За шиворот притащили к стоящему перед толпой офицеру
и пихнули в ноги. Девушка прокатилась и сжалась, решив, что самое лучшее,
изобразить дурочку.
— Встат! — рявкнул переводчик. Девушку подняли и, она увидела… Игоря.
Глаза в глаза, лицом к лицу — перед ней в немецкой форме офицера СС, в черном
блестящем плаце, заложив руки за спину, с каменным лицом стоял ее брат! Холеный,
- Предыдущая
- 24/118
- Следующая