Противостояние - Витич Райдо - Страница 87

— Не спорю. Это однозначно.

— Скорей бы только. Было бы замечательно, если бы уже летом была освобождена Белоруссия.

— А Украина? — посмотрел на нее Миша.

— И Украина, вся наша Родина.

— Так и будет, — кивнул.

Николай молчал. Он хотел верить, что так и будет, но помнил, как в сорок первом все ждал, что войска красной армии пойдут в наступление, откинут фашистов с территории СССР, и война вот- вот закончится. И после Сталинграда верил, что пойдет с батальоном до самого Берлина без остановок…Только два года уже война идет и никак не заканчивается, и полстраны еще в лапах зверей с лицами людей.

— Хорошо бы — уже было, — сказала Лена и перед собой уставилась. — Фашисты людей в рабство угоняют. Ловят, запихивают в вагоны, как скот, и гонят на Запад. Деревни жгут. В амбар всех, от мала до велика и бензином сверху… Вешают, женщин ловят, кто посимпатичнее в бордель для солдат. Детей в госпиталь, тоже для солдат. Кровь берут. Голод… подчистую все забирают. Для евреев гетто понастроили, колючкой опутали и морят голодом, потом расстреливают…

Картошину на тарелку положила — там людей вырезают, а она здесь в тишине и покое картошку ест.

У Мишки пища в горле застряла, насилу проглотил, а больше есть не захотел — аппетит начисто пропал.

Николай зубами скрипнув, затылок огладил ладонью и руку девушки накрыл:

— Отольется. За каждого спросим, — процедил.

— Спросим, — вздохнула. — Только как ты родителям погибших детей вернешь, детям родителей, мужьям жен, а женам мужей? Как детство целому поколению вернешь? А другому юность. Третьему счастливую, спокойную старость в семье, ради которой он жил и которой уже нет. Четвертому, отцов, без которых они вырастут.

Николай руку ей сжал:

— Мы им подарим самое главное — мир без фашизма.

Лена накрыла его руку: ты прав. Эта цель стоит потерянных жизней. Стоит наших жизней.

Они сидели в полумраке спустившегося вечера, переплетая пальцы рук и, слушали, как тикают ходике на стене. Он обнимал ее, она голову ему на плечо положила. Хорошо, тихо было так, что казалось войны нет и не было, а может быть закончилась, да они не заметили.

Николай о предстоящей ночи думал. У него была одна цель — Леночка должна забеременеть и отправиться в тыл. Сколько вариантов не перебирал, этот был самым оптимальным.

— Я хочу тебя, — брякнул и застыл, сообразив, что сказал.

Лена тоже замерла:

— Это как? — прошептала. Николай еле смех сдержал: глупышка! Он уж подумал, сейчас по лицу получит и увидит гордо расправленные плечи девушки, услышит хлопок входных дверей. А она — «как».

Стоп, она не знает?

Ооо!

Вот ведь задача, любые боевые по сравнению с этой — ерунда.

Выходит Леночка — девочка, и он у нее первый. От этой мысли у мужчины даже ладони загорели.

Ничего у нее с Санькой не было, а он банальная сволочь, что о друге и девушке подумал. Но это частности. Вопрос в другом — как Леночку подвинуть в нужную сторону и при этом не травмировать? Что и говорить, опыта в этом деле у него мало, не ходок как Дрозд. Да и проще с женщиной. Леночка же ко всему еще и хрупкую психику имеет. Еще и шрамы страшно задеть — а если ей до сих пор больно?

— Коля? — прошептала, повернувшись к нему лицом, в глаза вопросительно уставилась.

Николая парализовало от желания, челюсть свело. Он только в край лавки со своей стороны пальцами вцепился, чтобы в себя прийти.

— Это… — прохрипел и закашлялся. — В общем… Мы будем спать вместе.

Нашел обтекаемую формулировку и покосился — испугалась, против, пошлет его?

— Одетыми? — прошептала, а глаза огромные.

— Нет, — еле сдержал улыбку.

Лене нагой Янек вспомнился и, как-то не по себе стало. Представить голым Николая она не могла, а уж себя в таком же виде и чтобы он видел — тем более. Стыдоба. Да она умрет от срама.

— Нееет… знаешь… — отодвинулась осторожно. — Мне пора, пожалуй, — просипела, готовая в двери ринуться.

Мужчина понял это и заявил, спасая положение:

— Хорошо. Спим как вечера.

"Другое дело", — уф!

Николай подхватил ее на руки, чтобы точно не сбежала, на постель отнес, сапожки снял, но не ушел. Рядом сел и обнял, целовать начал. Это Лену не испугало — целовалась уже вчера и, очень понравилось. Немного, рука Николая на ремень легла, расстегнула. Лена остановить хотела, но подумалось — Бог с ним, с ремнем — он глухо сбрякал на пол.

Осипова проклинала это дежурство. Выть ей хотелось от тишины за стеной, понимала, что там может происходить и от этого крутило ее, как юлу. Так бы всю обойму в потолок расстреляла, срывая милования молодых, да Мишка, молокосос на топчане спал, сопел сладко шинелью укрывшись, улыбался даже во сне чему-то.

Все счастливы, выходило, одна она, как проклятая. Хоть бы из штаба Санина вызвали! Хоть бы политрука черти принесли! Хоть бы обстреляли батальон! Бойцы подрались! Штаб загорелся!

Но пока горели трое — за стеной двое от страсти, она здесь, одна, от злости и ревности.

Лена заметила, как он ей гимнастерку и юбку расстегнул, но было так жарко и хорошо, что она не смогла его остановить. Его нежность топила ее разум, мысли отдельными незапоминающимися фрагментами мелькали в глубинах сознания, но не доходили до поверхности. Здесь был только Николай.

Его ладонь словно ненароком коснулась ее груди и Лена вздрогнула от странного ощущения, приятного до дурмана в голове. И задохнулась, когда рука накрыла ее грудь, поникла теплом под гимнастерку и белье. Девушка не знала, чего хочет больше — отстраниться или прижаться. Николай упивался ее прерывистым дыханием, понимая, что девушке хорошо, не спешил.

— Доверься мне, — прошептал и стянул с нее гимнастерку, пока Лена соображала. Губы поцелуем накрыл и опять гладит, нежит, на постель клоня. Уложил на подушки

Сапоги свои скинул, ремень — к черту! Секунда и гимнастерка с исподним — туда же.

Целовать начал лицо, шею:

— Леночка…

Ладонь по ножкам скользнула, чулочки скатывая вниз.

— Коля…

— Тс. Не бойся, Леночка, доверься мне.

А самого дрожь пробирает от желания, голова кругом идет. Никогда ему еще так хорошо не было.

Чулки на пол улетели, за ними юбка. Девушка придержать ее пыталась, но Николай нежно, но упрямо убрал ее руки, стянул ненужную преграду.

Лена занервничала, ускользнуть попыталась, но он прижал ее осторожно, ладонями лицо обхватил:

— Тише, Леночка, тише моя хорошая, — в губы поцеловал, в щеки, лоб, веки.

Лена не понимала, что с ней творится. С одной стороны была возмущена до глубины души, потрясена. С другой стороны мучил стыд, страх, и одновременно волновали ласки, близость обнаженной груди Николая, даже дыхание его впивалось в нее сладкими иголочками. Отодвинуться бы, остановить, но сил нет. И так безумно хорошо чувствовать его рядом, от запаха до горячей кожи его ощущать.

Ладонь мужчины по талии вниз скользнула, вверх поднялась, живот теплом окутала. Лена замерла, боясь даже дышать. И страшно, что дальше, и стыдно, и любопытно и приятно. И хочется довериться ему без остатка, ведь с ним плохого быть не может.

— Коленькая…

— Леночка…

Николай осторожно ей плечи целовал, все ниже спускаясь. А потом вдруг отстранился — миг какой-то и все с себя стянул, к себе жену прижал. Лену парализовало, только внутри, словно птица забилась, а может, сердце опустилось?

Она на Николая смотрела, он на нее, и осторожно проникал под майку, желая стянуть ее.

Лена не сказать ничего не могла, ни отстраниться — забылась, потерялась от близости его нагого тела. Мужчина майку стянул с нее и прижал грудью к своей груди, нежно придерживая ее за спину. Лену выгнуло, ожгло. Вскрикнула, не заметив и, задрожала, а пошевелиться боится, только смотрит на Николая огромными от испуга глазами.

— Не бойся, Леночка, — прошептал — голос от страсти хрипел.