Имя - Война - Витич Райдо - Страница 12

Разброд в душе, смута в голове, но некогда собираться с мыслями, думать, складывать, — их гонят как собак, загоняют как дичь, с гоготом и улюлюканьем. Их, граждан великой державы, великой страны Советов!

Николай толкнул ее в овражек, прижал к листве под кустами, рядом приземлился Саша, держа наготове автомат.

Шелест листвы под ногами — мимо прошагали немцы в касках, обстреливая заросли.

Как затаившихся не заметили, беглецы не поняли.

Саша перевел дух, когда за деревьями скрылись автоматчики. Николай отодвинулся от Лены, но еще долго все трое молча лежали в зарослях.

Девушка смотрела в небо, что проглядывало сквозь листву и, пыталась хоть что-то сообразить, привести себя и мысли в порядок. Не получалось, теперь не бег и не страх мешали — растерянность и оглушающая горечь от потерь. И пустота, непривычная, страшная в своей глубине и бесконечности.

До Скрябиной наконец дошло, что все происходящее не сон.

Она села и с надеждой посмотрела на Колю: он сильнее, старше и опытнее, он должен знать, что делать дальше, он может объяснить ей, помочь справиться с бедой.

Мужчина молчал. Вытер лицо и крепче сжал оружие. Саша зажмурился, сложив руки на коленях. Он вслушивался в повисшую тишину и слышал как где-то далеко, как раз там, куда им нужно двигаться, шумят мотоциклы, стрекочут автоматы, раздаются выстрелы, крики, гортанная немецкая речь.

Это убивало его. Выходило, что немцы заняли значительную территорию и пробираться к своим придется ползком, как каким-то ужам.

В душе клокотало от ярости и непонимания: как же так? Как такое могло случиться? Как далеко продвинулись немцы, за какое время и где, черт всех подери, заслоны, где мать их перемать, армия? Почему нет боев, почему авиация не пришла в боевую готовность, не сравняла с землей нарушивших все границы и пакты? Почему танки не отутюжили захватчиков? Почему молчит артиллерия и ни одного, ни единого выстрела не слышно с советской стороны?

— Где наши? — тяжело уставился на Колю. Тот хмуро глянул на него и поморщился, оттирая струившуюся из ранки над бровью кровь. Лена огляделась, и не найдя ничего лучше, сорвала листик, приложила к ранке мужчины. Он хмыкнул и выдавил слабую улыбку, чтобы подбодрить испуганную девочку.

Она серьезно заботила его.

Обстановка вкратце была ясна — впереди и позади немцы. Значит, посадить Лену на поезд отменяется. Придется вместе с ней пробираться лесом к своим, которые неизвестно где. А это опасно. Не факт, что дойдут, не факт, что не погибнут и не попадут в плен. И если ему там делать нечего, то уж девочке тем более. А если гибнуть, то хоть сейчас, с радостью, но самому, не утаскивая за собой ребенка.

Нет, он не питал иллюзий насчет того, что сейчас грянет басистое «ура» и дружно, плечом к плечу, краснознаменные дивизии двинут на фашистов и за сутки откинут врага обратно за кордон. Но он еще надеялся, что немцы заняли небольшой участок Союза, возможно, лишь линию вдоль железнодорожного полотна, в эпицентре которого волею случая оказались и они. Случайность, всего лишь случайность сыграла на руку врагу и против состава идущего в Брест.

Думать, что оккупированная территория много больше не хотелось, не представлялось возможным, учитывая, что и эта протяженность была чересчур, а отсутствие войск или хоть какого-либо сопротивления захватчикам вовсе из ряда необъяснимых событий. Даже о захвате маленькой толики родной земли он не мог подумать, а тут целый участок железнодорожного полотна, идущий вглубь страны занят, как ни в чем не бывало.

И все же Николай готовился к худшему и не мог сказать, что прецедентов не было. Захват Чехословакии, Польши, Венгрии, Югославии, война в Испании, Франции, говорило о многом. Весь мир, по сути, был под пятой фашизма, и он не верил в пакт о ненападении, хоть и держал свои мысли при себе. Думал, что рано или поздно Гитлер предпримет шаги к развязыванию войны на территории Советского Союза, и в то же время был уверен — ни один идиот на это не пойдет. Слишком велика мощь страны Советов…

Да где она, эта мощь?!

— Наша часть в Забайкалье. Мы должны быть на месте десятого июля, — тихо сказал Саша. В его голосе слышалась обреченность от понимания — этого не произойдет, даже если они сдадут кросс до места своей службы. Все равно им не преодолеть расстояние в тысячи километров за смешное количество времени. — Нас будут считать дезертирами. Нам светит трибунал.

Нервно хохотнул.

Николай даже не пошевелился.

Какой трибунал и дезертирство к матери? Какое Забайкалье к ляду?

Хоть бы ближайшую часть найти, хоть бы одного бойца своего увидеть, хоть бы на какое-нибудь КПП наткнуться.

— Идем вправо и вверх, в сторону от железной дороги.

— Нужно на станцию.

— Вот и пойдем. Но на другую.

— Может, наши еще ничего не знают? — робко спросила Лена, понимая в происходящем не больше мужчин.

— Может, — согласился Николай, не желая отбирать у девочки надежду. Одну уже отобрали…

— Думаешь, произошел захват ЖД на этой ветке? — спросил Дрозд.

— Ничего я не думаю. Думать надо, зная обстановку, располагая объективной информацией. А у нас сплошной субъективизм. Не спавшие, уставшие, голодные, вымотанные, что мы можем сложить и понять? К своим для начала выйти надо.

— И поесть, — кивнула Лена, хотя о пище вообще не думалось, хоть и в животе урчало. Николай глянул на нее, встал и помог подняться.

Они двинулись дальше, осторожно, оглядываясь и всматриваясь, вслушиваясь в происходящее вокруг. Натыкаться на немцев снова не хотелось. И так чудом ушли.

Глава 5

Продвигались медленно, то и дело напарываясь на хорошо вооруженные соединения немцев. Принимать бой с превосходящими силами двумя с половиной боевыми единицами было глупо, и ребята не лезли на рожон, таились стиснув зубы. Молча выслушивали тирады Лены, возмущенной их «трусостью». Переубеждать ее было бессмысленно и слова тратить на пустую затею не хотелось.

На душе и без ее сетований было паршиво. Где-то далеко то и дело глухо ухало, канонадой разливаясь по густому от жары и запахов воздуху. И пахло странно, жутко: порохом, гарью, соляркой и хлебом.

У мужчин складывалось стойкое убеждение, что они находятся в глубоком тылу противника, и их мучил один-единственный вопрос — где же свои? Куда исчезли армейские формирования, части, посты? Ответа не было.

Днем вышли к полю, за которым виднелся лес, но поле горело и пройти по нему не представлялось возможным. Огибая его по опушке, друзья услышали гул и выстрелы, канонада усиливалась, говоря о том, что идет бой. Но где, куда двигаться? Казалось, что стреляют везде, а тут еще заухало и заскрипело — танки пошли, выплевывая боезапасы в сторону леса.

Николай прикрыл собой Лену, оглушенную, испуганную происходящим и смотрел, как немецкие танки прут по полю к лесу. Там явно засела какая- то из частей РККА, но пробраться к ним и помочь было невозможно. Гарь, запах пороха душили, глухое буханье сводило с ума, отдаваясь раскатами в голове. А танки все шли и шли, и было ясно — отутюжат тех, кто в лесу.

Ответные выстрелы становились все тише и приглушеннее, а по полю цепью уже двигалась пехота, шумели мотоциклы, приближаясь.

Лейтенант подхватил Лену, и бегом с Александром они рванули в глубь леска.

За ним стояла деревня. Безумно хотелось пить и есть, и Лена с мольбой посмотрела на Николая:

— Может, заглянем? Хоть пить попросим?

Мужчины переглянулись, долго всматривались в улицы и домишки, и Николай решился.

— Я схожу, вы здесь.

И перебежками двинулся к крайнему, добротному с виду дому. Обогнул забор и нырнул в приоткрытые ворота. Во дворе на лавке сидел мужчина, курил и крутил сапог, видно латал.

— Здравствуйте… — начал Николай и удостоился хмурого взгляда и отповеди:

— Ааа, комуняка пожаловал! Что, рожа комсомольская, дали те фрицы жару?!