Зелёный патруль - Витич Райдо - Страница 62

Стася улыбнулась:

— Ему милее чести человек.

— А покаяние он принимает?

— Не бойся суда Небесного, бойся Земного. Он более жесток и Бога в нем не ищи.

— Я грешен, ангел мой. Я так хочу покаяться тебе и верю, ты поймешь и не отвернешься от великого грешника, выхлопочешь для меня прощенье.

— Грех — всего лишь помрачение рассудка, затмение, как солнца и луны. Но между тем они не грешны. И кается им не в чем. Люби себя, прими каким ты есть, не повторяй ошибок прошлых, осознай их, как опыт, как примеры и в этом будет покаянье. Ведь все, что есть в тебе дано от Бога.

— Ты ангел… Все ли там такие?

— Ты думаешь, я пришла с небес?

— Разве нет?

— Не знаю. Странно — ты называешь себя моим мужем, а между тем, не знаешь, откуда я.

— С небес.

— Из космоса? Там скопление галактик и давным-давно не совершают перелеты, есть переходы…

И смолкла, сообразив, что говорит то, что точно знает, а вот откуда — не помнит.

— У меня амнезия, — прошептала.

— Что такое «амнезия»?

— Потеря памяти. Ужасное состояние. Как скачки в тумане. Запинаешься о каждую кочку, но обойти не можешь, потому что не видишь ее.

— Не беспокойся, я рядом и помогу тебе объехать «кочки». Ложись мой ангел, спи, а я побуду рядом.

— Не хочу спать.

— Надо. Иона сказал, тебе нужно как можно больше отдыхать.

— От чего? Разве я перетрудилась? Иона странный, — легла на бархатную подушку. — Не помню, что он говорил мне, но говорил про что-то непонятное.

— Он лекарь и византиец. Речь его и мне порой кажется не понятной, манеры возмутительными, но надо отдать должное его знаниям, он прекрасно врачует.

— Да, наверное… Из Византии?

— Он приближенный Раймунда Тулузского.

— Ни о чем не говорит.

— Сейчас. Дай время — все встанет на свои места.

Стася помолчала и выдала:

— А ведь ты меня обманываешь.

— О чем ты, ангел мой.

— Ты мне не муж.

Граф заволновался:

— Ты уйдешь? Прости, не знаю, что нашло. Мне показалось так ты останешься со мной. Я совершил непоправимую ошибку?

— Нет. Но больше мне не лги. Для окружающих пусть так и останется, мысль с замужеством удобна.

— Ты простишь меня?

— Постараюсь. Но больше так не делай. Лож отталкивает. Раз поймай на лжи, не будет веры в правде.

— Люди озлоблены, они чуть не убили тебя, приняв за посланницу ада. Я хотел оградить тебя от их ненависти.

— И от любопытства? — Стася улыбнулась.

— От любой опасности для тебя. Мою жену тронуть не посмеют.

— Откуда я?

— С небес, уверен.

Стася задумалась, пытаясь вспомнить свой исток. Не может быть, чтоб дом родной она забыла. Родина в крови, в душе — ее не смыть и не убить, она от рожденья и до смерти с человеком. Даже там, где обитают души, они живут в привычном окружении, напоминающем родные места. Лес и поля, горы и снег, джунгли или тундра… Но ей не вспомнить, близким кажется и то, и это, как будто мир весь — мир ее.

— Как я появилась?

— Не знаю, — граф задумался и, скрипя сердцем, сказал. — Наверное, я должен, хоть чувствую, что тем тебя я потеряю, открыть и остальное. Ты была странно одета. Все сохранено и спрятано от любопытных глаз.

— Покажи.

Как больно. Теофилу показалось, что он совершил ошибку.

— Обещай… Нет, извини. Я не могу держать тебя, ведь ангел — посланник редкий и нам смертным не подвластен. Довелось мне зреть тебя и тем уже я осчастливлен. Но тяжело довольствоваться малым и хочется… пообещай что не уйдешь. Хотя бы не сейчас, мне нужно время, чтобы смириться с твоим исчезновеньем.

— Ты хороший человек, граф Локлей, — обняла его Стася. — Придет момент, мы встретимся. Я благодарна тебе и рада, что приобрела такого друга. Не бойся ничего. Идем?

По переходам и лестницам они прошли в одну из башен и, граф из тайника за старым гобеленом достал сундук. В нем лежало то, что родило у Стаси смутные воспоминанья. Она точно знала названия предметов, их назначенье. Куртка, брюки, ботинки, пистолет, аптечка… Аптечка! Вот препарат для прояснения ума, как раз то, что ей надо!

— Я из будущего, — то ли вспомнила, то ли сообразила. Впрыснула суспензатор в мышцу и заметила удивленный взгляд мужчины.

— Это лекарства, — пояснила, но, судя по глазам, граф, о чем речь не понял.

— Мне нужно восстановить память, восстановится.

— Конечно. Ты задержишься?

— Некуда пока возвращаться. Не помню как, куда, кто я. Зачем здесь. Как ты нашел меня?

— Бог вывел. Чернь устроила себе развлечение, решила сжечь тебя, как ведьму.

— Что за ведьма?

— Приспешница Сатаны, злодейка и колдовка мерзкая.

— Я совершила что-то ужасное? — нахмурилась, пытаясь понять за что ее таким названьем наградили.

— Да… ты была одета в это, — кивнул на экипировку.

— И все преступленье?

Локлей кивнул с грустной улыбкой.

— Все что непонятно — пугает, и лучше сжечь, забыть, чем искать рациональное объяснение тому и объяснять его черни. Признаться, я тоже был потрясен твоим видом. Нечто жуткое есть в этих одеждах, к тому же женщина в столь откровенном и для мужчин наряде, уже вызов обществу и церкви.

— Разве катары не проповедают терпимость?

— Это иное, — головой качнул. — Говоришь, не помнишь ничего, а речи твоя подобны речи ученого мужа, в них есть осмысленность и здравое зерно.

— В чем? Кстати, о речи. Я поняла, что ты спас меня от сожжения. Скажи, я что-нибудь тебе сказала?

— Да. "Видно ты очень хотел меня видеть". И это, видит Бог, правда — хотел, как ничего другого.

Стася задумалась:

— И все?

— Все.

Странно: откуда она пришла, к нему ли, зачем?

— Будем надеяться амфисиритрипсин мне поможет…

Амфисиритрипсин?! Откуда это названье?!

Глава 18

Утром Иона зашел в спальню и к собственному удивлению застал лишь служанку. Ориетта застилала постель.

— Где госпожа?

— На прогулке.

— На… прогулке?!

Сумасшедшая! Ферри выдуло из спальни. Он скатился с лестницы и помчался искать Стасю, надеясь, что та не успела навредить себе, например, влезть на лошадь и устроить скачки.

Так и есть, ненормальная решила прогуляться с графом на лошади.

— Стойте!! — подлетел, перехватил под уздцы. — Вам нельзя! — уставился на женщину. У той глаза потемнели, а кожа побледнела.

— Илья? — как вдох, как эхо.

Станислава буквально вывалилась из седла к нему на руки, повисла на шее:

— Илюша, любимый!

Тот обрадовался, закружил ее:

— Вспомнила?

Локлей с лица спал, смотрел на них и собственным глазам не верил: ангел и этот хам простолюдин знакомы! «Любимый»? Любовники?! Сомнений нет. Рука рукоять меча сжала, но кого убивать? Ее, его, себя? Граф сник, с тяжестью на сердце и с болью отвергнутого, смотрел на них. А влюбленные кружили по двору, не стесняясь обнимались, болтали, перебивая друг друга.

— Я знала, ты здесь! Мне Иштван сказал!…

— Так ты ко мне?!… Где видел, когда?! Что за Иштван?…

— Илюша!…

— Стася, как ты могла, одна!…

— Я верила, ты найдешься! Ждала, как я ждала тебя!…

— Стаська! Ты вспомнила!

— Да. Да!

— Я думал, ты за нос меня водишь, изображая амнезию!

— Что за ерунда?!

Мужчина, наконец, заметил взгляд Локлей и замер. Женщина обернулась, встретилась графом взглядом и потянула Иону за руку к нему.

— Это мой жених. Мы прогуляемся, Теофил. Давно не виделись и много нужно сказать друг другу.

Я оправдываюсь? — чуть удивилась себе Станислава, смутилась.

Теофил лишь руками развел, разрешая взять лошадей. И взгляд отвел: нет сил смотреть на влюбленных. И слова поперек не скажешь, руку не поднимешь. Потому что видно — ангел счастлива. А то, что ему придется уйти с дороги… ну, что ж, планида такова… Но как же хочется что-нибудь предпринять и изменить тем сложившееся!

И крик в душе обиженный, и ярость к Ферри, которого мысленно уже убил!