Игры с призраком. Кон первый. - Витич Райдо - Страница 18

• Предыдущая
• 18/56
• Следующая

Точно! Она помнила кожаные брюки с белой полоской над коленом, куртку. Куда все исчезло? Халена посмотрела вокруг — ее одежды не видно. Спросить бы у кого — куда исчезла? Впрочем, может и выбросили.

Занавеска дернулась, и в комнату бочком вплыла знакомая уже пожилая женщина в переднике поверх полосатой шерстяной юбки до пола и светлом платке до бровей. Она, видимо, не ожидала, что девушка проснулась — с минуту испуганно смотрела на Халену голубыми глазами, потом ресницами хлопнула и заулыбалась заискивающе:

— Проснулась горлица наша, проснулась голубица. Хорошо ли почивала, милая?

Халена смущенно отвела глаза: `Что радуется?`

— Вы извините меня, пожалуйста, не подскажете, одежда моя осталась?

— Как же, все в целости, все в сохранности, — замахала руками странная тетка. — Туточки. Упрятала я, сейчас, дитятко, достану. Не серчай на старую.

Халена даже голову в плечи втянула от этих слов и недоверчиво на женщину посмотрела — может, это филиал какой-нибудь экспериментальной лаборатории, а она суперценная белая мышь?

Устинья тем временем из сундука одежду достала да на лавку рядом с девушкой аккуратненько положила, чуть не в пояс кланяясь:

— Вздевай, все чистое, не сумневайся. Утричатьмилости просим, сбираются уж все. Я побудить тебя хотела, а ты сама…Вот и ладно.

— Спасибо, я переоденусь только, — настороженно косясь на бабульку, сказала Халена. — А можно узнать, как вас звать? Имя? Отчество? Фамилия?

Женщина опять застыла на минуту с открытым ртом, уставилась в недоумении на девушку, не понимая вопроса, и уже начала пятиться, а потом видимо дошло, ответила:

— Устинья меня величают. Я князю нашему Мирославу тетка родная, по матери. Почитай, одна родная осталась тута. Вздевай одежу да к столу иди, дитятко, стынет каша-то.

И поспешно юркнула за занавесь, Халена нахмурилась, силясь найти объяснение странному поведению женщины, но помучившись пару минут, поняла, что задачка ей не по зубам, и не спеша начала одеваться.

`Ничего не понимаю! Может, Устинья знает, кто я? Тогда почему я не знаю ее? Почему мне не знакома эта обстановка, не понятны некоторые слова. А интонация? Она ж чуть ниц не падала. Глупость какая! Спонтанная потеря памяти — бац, бац и в голове ноль. Может, кто-нибудь местный меня так приложил, поэтому Устинья и лебезит? А если это врожденная патология?`

Девушка покачала головой и застегнула молнию на брюках, заправила под широкий ремень с полукруглой бляшкой в каменьях безрукавную, тонкую кофту с воротом под горло и в раздумье посмотрела на куртку — нет, одевать не стоит, на улице, судя по всему, жарко.

Халена с удовольствием расправила плечи, от души потянувшись к потолку. Чувствовала она себя прекрасно: ни тумана, ни слабости, ни дурноты, только с памятью что-то да спина у позвоночника побаливает, ноет странно — отлежала, что ли? Да, и это пройдет. Она решительно откинула занавеску и прошла знакомым маршрутом в столовую `имени 70 богатырей'.

В комнате, как и раньше, стоял стол, но еще полупустой, на полу, как и тогда — пол, на стенах — стены и лишь у дверей столпотворение. Мужчины по одному, по двое, склоняясь под косяком, входили в горницу, оставляли свой исторический арсенал на лавке, и не спеша рассаживались за столом.

Она-то думала, ей приснилась дивизия огромных мужиков с быком-мутантом во главе, а вот и нет. Один за другим проплывали, колыхая воздух мимо Халены, сваиподобные особы мужского пола — все, как на подбор: крепкие, высокие, громадные, светловолосые, за некоторым исключением. Посмотришь: братья родные, семья отобедать собралась не иначе, придется им сестренку обрести — а куда деваться? Ей, в смысле.

Халена набрала воздуха в грудь и гаркнула во всю мощь, перекрывая гул голосов, шагов, бряканье мечей, стука:

— Доброе утро! — и тут же пожалела об этом.

Тех, кто за стол залезли, мгновенно к лавкам приморозило, а тех, что у дверей были — столбняк прошил. Те, кто за дверями, толкали передних, желая пройти — куда там, своротишь таких гигантов, как же!

'Из железа их куют, что ли?` — подивилась Халена и направилась к столу, туда, где сидела в прошлый раз. `За мир и дружбу между людьми` уже сидел на своем законном месте и таращился на нее голубыми глазами.

— Привет, Люблю весь мир! — брякнула она и плюхнулась на лавку.

— Миролюб, — буркнул недовольно тот и отвернулся.

— Извини, память девичья, вот и подводит.

У дверей, наконец, устранили сбой в `конвейере` и удальцы начали потихоньку приходить в себя, проходить, рассаживаться, настороженно поглядывая на девушку. Видимо, ждали, что она еще сотворит. `Бык' прошествовал мимо Халены, к своему месту во главе стола, и все дружно встали. Он оглядел неторопливо свою убойную гвардию, задержал недобрый взгляд на девушке и сел, ни слова не сказав.

Мужчины следом дружно на лавки попадали.

— Ничего себе начальник, впечатляет, — тихо протянула Халена.

— Князь Мирослав, — пояснил Миролюб.

— Поздравляю, — хмыкнула девушка: `ладно, что не космопрогрессор и не жрец Вуду — уже легче `.

Устинья с незнакомой, остроносой девушкой начали выкладывать из огромного чана золотистую, духмяную массу и передавать едокам. Первая миса дошла до Халены, и та автоматически протянула ее Миролюбу.

— Это тебе! — не принял он, но девушка и слушать не стала, сунула парню в руки и все. Еще не хватало — первую порцию ей, а другие подождут? Им-то нужней, с такой массой тела питаться нужно плотно и часто.

Парень сначала с трепетом на кашу посмотрел, потом на Халену, словно та ему кредитную карточку на миллион выдала, и передал дальше, осторожно, чуть дыша.

Девушка не знала, что гость для мирян свят. Как бы ни чудил, а перечить нельзя. Лучшее место за столом и в горнице — гостю. Первая миса каши утренней — ему. Ежели гость светлый — добро и хозяевам будет, а ежели темный, то хмарь да измор наслать не сможет, так как по добру привечен, и чары нечистые от этого слабнут. А ежели гость не простой, а самим Солнцеворотом послан, от чаши первой откажется. В первую порцию Светлый бог всю свою силу вкладывает, гостю-то без надобности, и без того наделен. Отдаст кому — дар бесценный пожалует, самого Солнцеворота бережу от беды любой, от урока. Будет счастливец, из гостевой мисы отведав, что дитя богу, а гостю — побратим верный.

Замерли мужики, миску, как святое, передают, не расплескать бы светлое варево, щедрый дар гостьи великой. Когда ж такое было, чтоб гость свою порцию отдал? Кому ж достанется? — переглядываются.

Встала миска перед крайним у двери, и пошел протяжный вздох по горнице, зашевелились молодцы переглядываясь. Это ж надо счастье кому выпало! Гневомиру! Вчера еще на него князь серчал, а сегодня, поди ты, самого Солнцеворота пасынок! И кого бережить-то? Наяна, буслая, погудалунесурьезного! Разболтай, до девок охочий! Таперича и князь не удержит — держись, городище. Ох, ах!

Миролюб крякнул досадливо да ложку сжал, ему бы дар! Уж он бы отслужил, не обесчестил ни себя, ни гостью дорогую, а этому, что зубы скалить, что за подолами бегать — все едино. Эх, боги!

Ладный, высокий парень, лет 25–28 с пшеничными кудрями замер, сжав громадные кулаки, в миску с кашей перед носом своим вглядываясь, словно не веря, и вдруг вскинулся над столом, на Халену синими глазами уставился, не мигая, губы сжаты, лицо растерянное и торжественное одновременно. Постоял, поглядел и поклонился, как матери, серьезно, с достоинством, лбом до столешницы.

Халена только голову в плечи вжала, испугавшись: `ну, и буйвол! Сейчас, как грохнет головой об стол, то-то треску будет! Но обошлось: не стукнулся — выпрямился, опять уставился на гостью, как на икону.

— Что с ним? — у Миролюба спросила.

— За дар благодарит, — вздохнул тот, печально поглядывая на девушку. Сама-то ведала, кого в побратимы выбирает?

— Гневомиром меня кличут, госпожа, — прогудел басок над столом. — За дар благодарствую! Велика честь, а и по сердцу. Прими и ты от меня, чем богат!

• Предыдущая
• 18/56
• Следующая