Игры с призраком. Кон третий. - Витич Райдо - Страница 15

— Нет, — ответила честно. Герхан принял это за проявление лояльности и смягчил тон:

— Я рискую, разговаривая с тобой, находясь здесь, но мне очень жалко тебя. Я советую отважиться — избавится от деспотизма Ричарда, исправить свое положение. Для этого нужно всего лишь подписать документы. Впрочем, если ты не хочешь помочь себе, если не доверяешь мне, то разговор о документах я закрою. Хочешь быть бедной и мертвой — дело твое…

— Что я сделала Ричарду? — прервала его Анжина.

— Изменила.

— Ерунда.

— Факт. Спроси капитана Шерби, любого из охраны, слуг. Тебя все ненавидят.

`Андриас? Чушь. Не-ет, он больше на подсадную утку похож, картонный любовник. Не в этом дело. Здесь заинтересованность личная чувствуется. Твоя Герхан? , - подумала Анжина:

— Что-то с логикой у меня плохо. Меня ненавидят, но плохой Ричард, и его спасать не надо, надо спасать меня. Он плохой, но ты служишь ему. Я плохая, но ты хочешь помочь мне. Объясни, как связано одно с другим. Здесь и с нормальной головой не разберешь, а у меня она повреждена, особенно в директориях памяти.

— Хорошо, к ночи я приду снова и принесу ужин, пока дежурные в аппаратной не видят. Заодно принесу журналы, чтоб ты убедилась — я говорю правду. Тогда и поговорим предметно.

— Буду ждать, — заверила женщина.

Он появился ночью с папкой, журналами и подносом. Последнему голодная женщина порадовалась особо, и принялась ужинать, заодно просматривая прессу: Ричард. Станицы пестрели скандальными заголовками о расколе в семействе Эштер Ланкранц, о дебошах устроенных королем Мидона, о его пьяных эскападах и веренице красоток, посетивших его постель, но Анжина видела лишь его голографические изображения. Ее не трогали статьи, но от взгляда на лицо Ричарда, его фигуру, поворот головы, улыбку или оскал, сердце сдавливало и ныло. Она искала в его образе разрекламированного забияку, волокиту и дебошира, но находила лишь тоску в глазах, боль и горечь. Она искала то, что отзовется в ее душе ноткой неприязни и отторжения, но находила сочувствие, нежность и сильнейшее влечение. И чем дольше смотрела на снимки, тем сильней запутывалась. Она вдруг поняла, что ей все равно, что о нем говорят и пишут, и не понимала, как такое может быть.

Она влюблена?

В этом нет сомнений.

Но как она может любить человека, которого увидела несколько дней назад? Как могла забыть, того, кого любила? Что с ней происходит?

— Он отъявленный негодяй, так? — откинула журналы.

— Поняла, что я не солгал?

— Допустим. Но так и не поняла, кто я ему.

— Жертва.

Неожиданный ответ.

— Можно подробнее?

— Ах, да, ты же ничего не помнишь. Ты клон…

— Кто? — чего, чего, а этого Анжина не ожидала и даже похолодела, уставилась на Герхана с долей недоумения и испуга. — Я — галокен? Робот? Спасибо, `приятная' весть.

— Я знал, что это тебя расстроит, поэтому не хотел говорить. И честно говоря, ты не больше клон, чем я или король. Ты такой же человек, просто созданный по образу и подобию другого, вот и все. Ты чувствуешь, так же как и мы, так же думаешь, ходишь, говоришь. И стала жертвой Ричарда, как многие другие. Его жена умерла. Не сама — он помог. Ты уже знаешь, как он привык общаться с женщинами, имеешь представление о его манерах. Так вот, несчастная королева погибла и, чтоб деяние короля не вышло за пределы узкого круга, не стало достоянием общественности, была создана ты. Всего лишь как прикрытие, не больше. Но ты посмела полюбить другого. Тебя возненавидели, не потому что действительно имеют что-то против тебя, а потому что подчинены королю. Он всех держит в страхе, — Герхан качнулся к растерянной женщине и постучал по папке, лежащей на столе. — Если ты не хочешь помочь себе — твое право, не буду настаивать, но прошу помочь мне спасти детей покойной королевы. Только ты можешь вытащить их из вертепа, из того ужаса, что устроил им отец. Скажу честно, мне ты нужна не больше, чем я тебе, но мною движет желание помочь наследникам, а это без твоей помощи сделать невозможно. Поэтому я и помогаю тебе. Теперь все ясно?

— Дети? — прошептала Анжина, чувствуя, как ее одолевает смутная тревога.

— Да, дети. Совсем малыши. Что из них вырастит при таком отце? Ты же женщина, должна понять, должна иметь сострадание.

Вроде бы все сходилось, и все же наоборот, запуталось. Анжина умом принимала аргументы мужчины, но душой и сердцем отвергала напрочь.

— Неувязка: если я копия покойной королевы, созданная для прикрытия, какая разница Ричарду что я делаю и с кем сплю?

— Он собственник.

— Допустим. Но к чему создавать меня?

— Есть люди, которым нельзя знать, что королева умерла. Они тут же устроят королю репрессию. Он потеряет все, а при его алчности, это подобно смерти.

— Значит я ширма для сокрытия преступления?

— Угу.

"Странная и очень спорная версия".

— Мне нужно подумать, — сказала, чтобы протянуть время. Ответ у нее уже был готов: нет. Твердо и четко, наплевав на факты. Анжине стало легко и спокойно, и это подтверждало правильность решения.

Клон она или не клон, дело третье, какой Ричард отец, тоже не ей, обеспамятевшей, судить, но этот мутный охранник, что слишком настойчив и виртуозен в своих обличительных речах — дело первое. Она не могла объяснить почему, отчего чует в нем старого и очень хитрого врага, а никак не друга. И заподозрила, что играют не ею, а Ричарадом, и не против нее, а против него и детей. А это уже было не просто нечестной игрой, а предательством в самом подлом ее проявлении — в кругу близких, доверенных лиц.

— Хорошо, я дам тебе пару дней на раздумья. Не больше, — сказал Герхан.

Анжина посмотрела на него: ты хочешь нанести королю удар в спину, от которого бы он не оправился. Я тебе в этом не помощник.

Мужчина сделал вид, что не заметил пристального, нехорошего взгляда женщины, и вышел.

Три дня Анжина провела с толком. Она познакомилась с охраной, которая была любезна с ней настолько, что не только угощала яблоками да булочками, но и шутила и жалела, а один даже принес ей брюки и рубашку, чтоб она смогла переодеться.

Анжина быстро поняла, отчего мальчики милы с ней и приветливы. Их заинтересованность сквозила в каждом взгляде, в каждом слове. Они были заодно с Герханом.

Она усиленно тренировалась, поддерживая форму, понимая, что период лояльности и затишья недолог и скоро придется открыто сказать нет, а значит, нужно быть готовой к любым поворотам событий, любым поступкам со стороны `друзей' — от прессинга до клеветы, от угроз до лживых посулов. Она искала выход из создавшегося положения и пеняла мысленно Ричарду, что он не распознал среди своих слуг врагов, просила скорей вернуться. Ее ужасала мысль, что он доверяет этим людям, не видит их истинного лица, и загоняет себя в ловушку, подвергая опасности детей. Месть, обиды, даже войны — она могла понять и как-то переварить, но когда затевались мало подлые игры, так еще в них вмешивали ни в чем неповинных, еще по сути ничего не видевших в жизни детей, выводила ее из себя. Да, пожалуй, порой она даже злилась на глупого папашу, что улетел по каким-то очень важным делам и не озаботился безопасностью семьи и дома.

Анжина очень боялась, что не сможет предотвратить беду. И как можно это сделать, если она мало ничего не помнит, так еще фактически полностью изолирована. Герхан, Микс, Ферроу, и еще двое были занесены ею в черный список недругов Ричарда, угрожающих его детям. Но был ли еще кто-то на стороне этой пятерки, знал ли кто об их планах — она понятия не имела.

Когда появился Герхан со знакомой папочкой в руке, она мило улыбнулась ему и с готовностью надавила на квадрат сенсорного опознавателя под дарственной, ногтем, а вместо подписи… поставила крестик.

— Что это? — в миг потерял добродушную улыбку мужчина. Взгляд стал злым и колючим.

— Автограф: здесь была я, — изобразила дурочку.