Зимняя сказка - Хелприн Марк - Страница 118

• Предыдущая
• 118/140
• Следующая

И он действительно сконцентрировался. Он изгнал из своего сознания все мысли и желания, не относящиеся к делу. Он перестал обращать внимание не только на зрителей, но и на своего противника. Он не думал ни о выигрыше, ни о проигрыше, ни о белых кудрях и бриллиантовых запонках Воздушного Акробата, ни о времени суток, ни о том, где он оказался, ни о бильярде. Для него существовала теперь только геометрия. Посредством ее простого языка Бог учил его тем же законам движения, которым следовали плавно скользящие по своим траекториям планеты. Хардести оценивал расстояния и углы не только глазами, но и каждой клеточкой своего тела, чьи мышцы должны были передать кию должный импульс.

Игроки внимательно наблюдали за его приготовлениями и чувствовали исходивший от него жар. Они заметили в его глазах странный блеск и поняли, что Воздушный Акробат на сей раз может попасть впросак. Вокруг стола собралось не меньше полутора сотен зрителей, некоторые из них забрались на соседние столы. Впрочем, для Хардести существовало теперь только зеленое поле, освещенное ярким светом висевших прямо над столом ламп, похожих на двойные звезды.

Он прицелился и сильным ударом послал шар к противоположному борту. Шар с оглушительным треском отскочил от него и, быстро теряя скорость, под одобрительные крики зрителей медленно-медленно прокатился мимо шара Воздушного Акробата, легко коснулся борта и остановился. Не обращая внимания на царящий в зале шум, Хардести стал готовиться к началу партии. И он, и его соперник играли вовсе не на деньги – речь шла о чем-то куда более серьезном.

Вокруг стола находилось уже никак не меньше двухсот зрителей, которым происходящее представлялось чем-то вроде петушиного боя. Разноцветные шары, образовавшие правильный треугольник, напомнили Хардести пасхальные яйца. Он отогнал от себя эту мысль, и ему на ум тут же пришел иной образ: шары стали казаться ему сгрудившимися в кучу планетами. Он должен был очистить от них просторы саванны. Но разве мог он это сделать? Хардести так разволновался, что ему приходилось то и дело вытирать потные ладони о брюки.

Большая часть зрителей ставила на Воздушного Акробата, к которому, судя по всему, вновь вернулась былая уверенность. Хардести почувствовал, что он вот-вот заплачет, и, желая скрыть навернувшиеся на глаза слезы, посмотрел на висевшие над столом яркие солнца. Свет их неведомо почему вызвал у него в памяти собор в Норт-Бич, где над входом были вырезаны слова:

Эта строка из Данте поддерживала его в трудные минуты не раз и не два.

– Заткнитесь! – приказал он не в меру буйным зрителям, ибо то, что он собирался сделать, требовало полнейшей тишины.

Хардести вспомнил о том, чему его некогда учил отец, и приложил законы небесной механики к этой достаточно странной модели Солнечной системы, которая в эту минуту находилась прямо перед ним. Задача была весьма непростой. Ему надлежало исчислить и оценить все возможные скорости, ускорения, импульсы, реакции, угловые моменты, упругость, орбитальную устойчивость, центробежные силы и энергетические характеристики шестнадцати сферических тел и сопоставить их с положением и размерами луз, механическими свойствами бортов, коэффициентом трения сукна и изначальной энергией большого взрыва, производимого ударом его кия. Все эти операции он должен был произвести за считанные секунды. Он утешал себя единственно тем, что погрешность измерений и оценок в данном случае была столь велика, что ему не оставалось ничего иного, как только положиться на собственный глазомер и инстинкт. Тем не менее он все-таки решил просчитать хотя бы один сценарий развития событий, используя в качестве косточек своеобразных счетов зрителей, лица и одежды которых ассоциировались у него с определенными векторами и величинами. Он рисковал, поскольку их непрестанная активность могла свести на нет все его усилия и расчеты. Если бы зрители стояли неподвижно, он мог бы использовать в качестве мнемонических средств для запоминания исчисленных сумм и углов их руки, шеи, ноги.

– Не двигайтесь! – приказал он.

И зрители, и Воздушный Акробат нашли последнее предложение более чем странным. Хардести же и не думал униматься. Он принялся расхаживать вокруг стола, внимательно разглядывая окаменевших зрителей, что-то бормоча себе под нос и время от времени покрикивая на тех, кому довелось стать зримым воплощением той или иной расчетной величины.

– Сигма, ты когда-нибудь закроешь свою пасть? – кричал он маленькому полному человечку в гавайской рубахе.

– Косинус, что это ты все время подергиваешься? – орал он на едва живого от ужаса верзилу в черной кожаной куртке.

Взмокнув от умственного напряжения, Хардести принялся бегать вкруг стола, распевая на ходу песенку, словами которой были названия математических действий и числительные. К тому моменту, когда он закончил свои расчеты, его уже покачивало от усталости. Хардести сумел найти точку приложения удара разбивающего шара, угол наклона кия и необходимую для реализации всех заданных перемещений величину силы.

– Отлично, – сообщил он изумленным зрителям. – Теперь вы можете расслабиться. Сейчас произойдет следующее. Первый номер угодит в левую боковую лузу. Третий, пятый и четырнадцатый номера скатятся в лузу, находящуюся в левом углу стола. Второй, четвертый, шестнадцатый и седьмой номер отправятся в ближний правый угол. Шестой и девятый войдут в правую боковую лузу, девятый, одиннадцатый и двенадцатый – в ближний левый угол, и, наконец, восьмерка – в дальний правый угол. Во всяком случае, таков мой план.

Он вновь принялся натирать мелом конец своего кия.

– Неужто вы не оставите мне ни единого удара? – саркастически спросил Воздушный Акробат.

– Конечно, нет! – хмыкнул Хардести, взяв кий наизготовку.

Пущенный им шар должен был сообщить всем прочим шарам такое количество движения, которое оказалось бы достаточным для того, чтобы все они – кто после краткого, а кто после длительного пути, сопровождающегося остановками и обменом ударами, – оказались в лузах. Иными словами, Хардести должен был пустить его с очень большой силой. Он в очередной раз поправил шар, прицелился и наконец послал его вперед четким движением кия от плеча.

Уже не глядя на разлетавшиеся в разные стороны шары, он повернулся к Воздушному Акробату и спокойно произнес:

– На это уйдет какое-то время.

Четыре или пять шаров тут же упали в свои лузы, все прочие шары, кроме восьмерки, как и предупреждал Хардести, сделали это далеко не сразу, когда же в лузу, находившуюся в дальнем правом углу, нехотя скатилась и восьмерка, все присутствующие замерли и в бильярдной установилась гробовая тишина.

Первым опомнился Воздушный Акробат. Он робко достал из кармана толстенную пачку ассигнаций и дрожащей рукой протянул ее своему противнику.

– Оставьте деньги при себе! – воскликнул Хардести, устремившись к выходу. – Они мне не нужны!

Все присутствующие понеслись бы вслед за ним, если бы тела не отказались им повиноваться. Их стала бить крупная дрожь. Они принялись пронзительно выть и кричать на все голоса, как кликуши. Прохожим, с опаской поглядывавшим на окна бильярдной, казалось, что в ее стенах происходит грандиозный колдовской шабаш.

По прошествии нескольких столь же безумных дней Хардести проснулся в необычном здании, напоминавшем то ли византийский храм, то ли огромный гимнастический зал. Поднявшись с тренировочного мата, он вышел в длинный коридор и обнаружил, что находится в спортивном клубе на Уолл-стрит. Внимательно изучив расписание его работы, он выяснил, что первый сотрудник появится в нем ровно в десять утра.

Как только часы пробили шесть, заработала система отопления, о включении которой можно было судить по запаху нагретой краски. Хардести вернулся в большой зал. Заглядывавшее в окна солнце освещало своими лучами канаты и гимнастические бревна.

• Предыдущая
• 118/140
• Следующая