Лев мисс Мэри - Хемингуэй Эрнест Миллер - Страница 10

• Предыдущая
• 10/31
• Следующая

В Африке много времени тратится на разговоры. Так бывает везде, где люди неграмотны. Но стоит начаться охоте, и никто не проронит ни слова. Вы понимаете друг друга молча, и в жару язык присыхает к нёбу. Но вечером, пока вы разрабатываете план охоты, разговорам обычно нет конца, и очень редко все проходит так, как вы задумали, особенно если план слишком сложен.

Той ночью лев доказал, что все мы ошибались. Ночью мы слышали его рев к северу от нашей взлетной полосы. Потом рычание доносилось уже издалека. Потом мы слышали рык других львов, и это было менее впечатляюще. Затем какое-то время было тихо, мы услышали гиен, и по тому, как они звали друг друга, по их дребезжащему смеху я понял, что какой-то лев настиг свою жертву. Чуть позже мы слышали схватку львов. И как только она стихла, начались вопли и хохот гиен.

– Ты и Арап Маина обещали тихую ночь, – сказала Мэри сонным голосом.

– Кто-то кого-то убил, – сказал я.

– Что ж, для этого мы и приехали в Африку, – сказала Мэри.

– Я расскажу тебе, что, по-моему, они делают.

– Ты и Арап Маина расскажете это друг другу утром, а я должна спать и встать рано. Я хочу хорошенько выспаться и быть в форме.

Мисс Мэри, которая встречает своего льва при далеко не идеальных обстоятельствах, чем ставит всех в опасное положение.

С. Д., главный егерь района, который готовит мисс Мэри к решающей схватке со львом. Гарри Стил, обремененный тяжелыми заботами служащий кенийской полиции, который, когда начинается охота, оказывается очень кстати. Нгуи, ружьеносец Эрнеста, который, когда подходит время праздновать, становится скорее товарищем по оружию.

Чаро, ружьеносец мисс Мэри, который пытается внушить ей, что чему быть, того не миновать.

Я сидел у костра в старой, купленной когда-то в Айдахо пижаме, поношенных противомоскитных ботинках из Гонконга, теплом шерстяном халате из Пендлтона, штат Орегон, и пил «виски с содовой», добавляя к виски из подаренной мистером Сингхом бутылки кипяченую воду горного ручья, пропущенную через сифон из Найроби.

«Чужой я здесь», – подумал я. Но виски возразило, а в это время суток правда всегда на его стороне. Виски может быть правым или ошибаться, но оно сказало, что я не чужой, и я знал – ночью с ним лучше не спорить. В любом случае мои ботинки у себя дома, потому что они сшиты из страусиной кожи, и я вспомнил лавку сапожника в Гонконге, где нашел эту кожу. Нет, нашел ее не я. И тогда я стал думать о том, кто же нашел эту кожу, и о тех временах, а потом о разных женщинах и о том, каково бы им было в Африке и как мне повезло, что я знал прекрасных женщин, влюбленных в Африку. Я знавал и невыносимых женщин, из тех, что приезжали сюда лишь развлечься, и настоящих стерв, и нескольких алкоголичек, для которых Африка была просто-напросто еще одним местом для безудержного распутства и пьянства. Стервы охотились только за мужчинами, хотя, случалось, постреливали и в других животных, а алкоголички жаловались, что не могли не пить, лишь только поднимались выше уровня моря. Но и на уровне моря они напивались ничуть не меньше.

У алкоголиков всегда находился повод – какая-нибудь необыкновенная трагедия, но те, кого я знал, были пьяницами и прежде. Белые самцы-пьяницы в Африке так же утомительны, как и бывшие алкоголики. За редким исключением, я не знаю никого скучнее бывшего алкоголика. По сравнению с ним все прочие достопримечательности: бывший фальшивомонетчик, сводник в отставке, исправившийся карточный шулер, бывший полицмейстер, бывший министр-лейборист, бывший неудавшийся посол в какой-либо из стран Центральной Америки, стареющий чиновник службы нравственного перевооружения,[19] временно исполняющий обязанности премьер-министра Франции, бывшая коронованная особа, бывший политический радиокомментатор, удалившийся от дел миссионер, страстный рыболов, напичканный статистическими данными, лишенный духовного сана священник – ослепительно интересные и обаятельные личности.

Я вспомнил одного бывшего алкоголика, которого встретил последний раз в Найроби. Он очень обрадовался, увидев меня, и тут же предложил выпить. Они обычно торчат в барах в часы, когда там и так полно народу, занимают место какого-нибудь честного выпивохи и, потягивая свой томатный сок или ячменный отвар с мускатным орехом, бросают по сторонам взгляды, в которых сочетается убежденность сторонника «нравственного перевооружения», отрешенность аиста марабу и любопытство фешенебельного владельца похоронного бюро, превысившего свой банковский кредит.

– Хем, старина, – сказал мой «большой друг». – Дружище. Что будешь пить?

– То же, что и ты.

– Но это всего лишь ячменный отвар с мускатом.

– То, что нужно. Бармен, ячменный отвар с мускатом и двойной розовый джин.

– Я бы не стал их смешивать, дружище.

– Будь по-твоему. Выпью отдельно. Что слышно о старине Стивенсе?

– Плохо. Плохо. Хуже не бывает. Дрожит как лист. Отправился на озеро Тана и подстрелил великолепного буйвола. Говорит, двести фунтов, не меньше. Сам знаешь, как они привирают.

– Конечно.

– Промазал в слона с двадцати ярдов. С ним покончено. Сомневаюсь, чтобы он объявился снова.

– Есть что-нибудь от Дорча?

– И ему конец. Не знаю даже, где он и с кем. Трагический случай. Встретил его как-то на Ямайке. Смотрит невидящим взглядом. Думал, я твой брат.

– Бедняга Дорч. Можем мы что-нибудь для него сделать?

– Ты мог бы ему помочь.

– Надо подумать. Старина Дорч всегда нравился мне.

– Однако он пропал. Совсем угас. Боюсь, не отличит день от ночи.

– Это не удивительно, если он на Ямайке: здесь может быть ночь, в то время, когда там день.

– Точно. Только он уже не на Ямайке. Вернулся в Лондон.

Принесли ячменный отвар с мускатом, и я выпил. Напиток был пьянящий, но не очень крепкий.

– Неплохо. Теперь я понимаю тебя. – Я сделал глоток розового джина. – С ячменным отваром он на голову выше виски. Забыл, как оно застревает в горле.

– Теперь ты в норме? – спросил мой «милый старый друг».

– Вполне.

– Выглядишь ты лучше, чем мне рассказывали.

– Великолепно. Как бродячая сука.

– Я слышал, ты тут немного повеселился.

– Хочешь сказать, напился?

– Да нет. Просто немного погулял. Знаешь, виски действительно ужасная отрава.

– Кто тебе сказал?

– Старший официант.

– Верно. Я был здесь с молодым С. Д. Мы действительно отмечали кое-что.

– Годовщину?

– Нет. Одно событие.

– Можешь поделиться?

– Нет.

– Извини. Я не хотел быть навязчивым.

– Слышал что-нибудь о старине Хормонсе?

– Конец ему. И трех месяцев не протянет. Может быть, уже все кончено.

– Мы бы знали. Ты ведь получаешь «Телеграф» авиапочтой? Сообщение о его смерти наверняка было бы в газете.

– Твоя правда. Это моя любимая газета. Полно сообщений о ветеранах. Пропили свою жизнь.

– Не совсем так. Я бы не сказал, что старина Хормонс всю жизнь провел за бутылкой.

– Нет, – сказал он. – Нужно быть справедливым.

– «Темпест».[20] не был рассчитан на пьяниц. Он весил семь тонн и шел на посадку почти со скоростью «спитти»[21]

– Не совсем так, дружище. Не совсем так.

– Совсем не так. Я просто хотел напомнить тебе.

– Какие были времена, – сказал он. – Какие парни! Удивительно, как быстро они угасают теперь. А все эта отрава! Доказанный факт. Тебе еще не поздно бросить, старина Хем.

– По правде говоря, мне еще чертовски рано бросать. Мне это нравится и помогает. Ну что, ты будешь? А то мне пора бежать.

– То же самое. Послушай, ты не обиделся?

• Предыдущая
• 10/31
• Следующая