Прощай, оружие! - Хемингуэй Эрнест Миллер - Страница 28

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая

– Зайдем на минутку. Мне нужно кое-что купить.

– А что?

– Пистолет.

Мы вошли, и я отстегнул свой пояс и вместе с пустой кобурой положил его на прилавок. За прилавком стояли две женщины. Они показали мне несколько пистолетов.

– Мне нужно, чтоб он пришелся по размеру, – сказал я, открывая кобуру. Кобура была серая, кожаная, я купил ее по случаю, чтобы носить в городе.

– А это хорошие пистолеты? – спросила Кэтрин.

– Все они примерно одинаковы. Можно испытать вот этот? – спросил я у женщины.

– Здесь у нас теперь негде стрелять, – сказала она. – Но он очень хороший. Вы не пожалеете.

Я спустил курок и оттянул затвор. Пружина была довольно тугая, но действовала исправно. Я прицелился и снова спустил курок.

– Он не новый, – сказала женщина. – Он принадлежал одному офицеру, первоклассному стрелку.

– А куплен был у вас?

– Да.

– Как он попал к вам опять?

– Через вестового этого офицера.

– Может быть, и мой у вас, – сказал я. – Сколько?

– Пятьдесят лир. Это очень дешево.

– Хорошо. Дайте мне еще две запасных обоймы и коробку патронов.

Она достала обоймы и патроны из-под прилавка.

– Может быть, вам нужна сабля? – спросила женщина. – У меня есть подержанные сабли, очень дешево.

– Я еду на фронт.

– А, ну тогда вам не нужна сабля, – сказала она. Я заплатил за патроны и пистолет, зарядил обойму и вставил ее на место, вложил пистолет в пустую кобуру, набил патронами обе запасные обоймы и спрятал их в кожаные кармашки кобуры, потом надел пояс и застегнул его. Тяжесть пистолета оттягивала пояс. Все-таки, подумал я, оружие форменного образца лучше. Всегда можно достать патроны.

– Теперь мы в полном вооружении, – сказал я. – Это единственное, что мне нужно было сделать до отъезда. Кто-то взял мой старый, когда меня отправляли в госпиталь.

– Только бы он был хороший, – сказала Кэтрин.

– Может быть, вам еще что-нибудь угодно? – спросила женщина.

– Как будто нет.

– Пистолет со шнуром, – сказала она.

– Да, я заметил.

Женщине хотелось продать еще что-нибудь.

– Может, вам нужен свисток?

– Как будто нет.

Женщина сказала «до свидания», и мы вышли на улицу. Кэтрин посмотрела в окно. Женщина выглянула и поклонилась нам.

– Что это за зеркальце в деревянной оправе?

– Это чтобы приманивать птиц. С таким зеркальцем выходят в поле, жаворонки летят на блеск, тут их и убивают.

– Изобретательный народ итальянцы, – сказала Кэтрин. – У вас, в Америке, жаворонков не стреляют, милый, правда?

– Разве что случайно.

Мы пересекли улицу и пошли по другой стороне.

– Мне теперь лучше, – сказала Кэтрин. – Мне было очень скверно, когда мы вышли.

– Нам всегда хорошо, когда мы вместе.

– Мы всегда будем вместе.

– Да, если не считать, что сегодня в полночь я уезжаю.

– Не думай об этом, милый.

Мы шли по улице. В тумане огни были желтыми.

– Ты не устал? – спросила Кэтрин.

– А ты?

– Нет. Приятно бродить так.

– Но только не нужно очень долго.

– Хорошо.

Мы дошли до угла и свернули в переулок, где не было фонарей. Я остановился и поцеловал Кэтрин. Целуя ее, я чувствовал ее руку на своем плече. Она натянула на себя мой плащ так, что мы оба были укрыты им. Мы стояли на тротуаре у высокой стены.

– Пойдем куда-нибудь, – сказал я.

– Хорошо, – сказала Кэтрин. Мы шли по переулку, пока не дошли до более широкой улицы, выходившей на канал. На другой стороне были кирпичные дома. Впереди, в конце улицы, я увидел трамвай, который въезжал на мост.

– У моста мы найдем экипаж, – сказал я. Мы стояли на мосту в тумане, дожидаясь экипажа. Мимо прошло несколько трамваев, набитых людьми, которые торопились домой. Потом проехал экипаж, но в нем кто-то сидел. Стал накрапывать дождь.

– Пойдем пешком или сядем в трамвай? – сказала Кэтрин.

– Сейчас найдем экипаж, – сказал я. – Здесь их много.

– Вот как раз подъезжает, – сказала она.

Кучер остановил лошадь и опустил металлический значок у своего счетчика. Верх был поднят, и на плаще у кучера были капли дождя. Его лакированный цилиндр блестел от воды. Мы уселись вместе на заднем сиденье, от поднятого верха там было темно.

– Куда ты велел ему ехать?

– К вокзалу. Напротив вокзала есть отель, туда мы и зайдем.

– А в отель разве можно так? Без багажа.

– Можно, – сказал я.

Мы долго ехали к вокзалу переулками под дождем.

– А обедать мы не будем? – спросила Кэтрин. – Я что-то уже проголодалась.

– Мы пообедаем у себя в номере.

– Мне не во что переодеться. У меня нет даже ночной сорочки.

– А мы купим, – сказал я и окликнул кучера: «Поезжайте по Виа-Манцони».

Он кивнул и на следующем углу свернул налево. На Виа-Манцони Кэтрин стала искать магазин.

– Вот здесь, – сказала она. Я остановил кучера, и Кэтрин слезла, перешла тротуар и скрылась внутри. Я сидел, откинувшись, в экипаже и ждал ее. Шел дождь, и я чувствовал запах мокрой улицы и дымящихся боков лошади под дождем. Кэтрин вышла со свертком, села, и мы поехали дальше.

– Я ужасная транжирка, милый, – сказала она, – но сорочка такая красивая.

У отеля я попросил Кэтрин подождать в экипаже, а сам вошел и переговорил с управляющим. Номеров было сколько угодно. Я вернулся к экипажу, заплатил кучеру, и мы с Кэтрин вместе вошли в отель. Мальчик с блестящими пуговицами понес сверток, Управляющий поклоном пригласил нас в лифт. Кругом было много красного плюша и бронзы. Управляющий поднялся вместе с нами.

– Monsieur и madame угодно обедать у себя в номере?

– Да. Пришлите, пожалуйста, карточку, – сказал я.

– Угодно что-нибудь по особому заказу? Дичь или суфле?

Лифт миновал три этажа, позвякивая у каждого, потом звякнул и остановился.

– Какая у вас есть дичь?

– Можно приготовить фазана или вальдшнепа.

– Вальдшнепа, – сказал я. Мы пошли по коридору. Ковер был потертый. Справа и слева было много дверей. Управляющий остановился, отпер одну из дверей и распахнул ее.

– Вот, прошу вас. Прелестная комната.

Мальчик с блестящими пуговицами положил сверток на стол посреди комнаты. Управляющий раздвинул оконные портьеры.

– Туманно сегодня, – сказал он. Комната была обставлена красной плюшевой мебелью. Было много зеркал, два кресла и широкая кровать с атласным одеялом. Вторая дверь вела в ванную.

– Я сейчас пришлю карточку, – сказал управляющий. Он поклонился и вышел.

Я подошел к окну и посмотрел на улицу, потом потянул за шнур, и толстые плюшевые портьеры сдвинулись. Кэтрин сидела на постели и смотрела на хрустальный подсвечник. Она сняла шляпу, и ее волосы блестели при свете. Она увидела себя в одном из зеркал и поднесла руки к волосам. Я увидел ее в трех других зеркалах. Она казалась невеселой. Она сбросила свой плащ на постель.

– Что с тобой, дорогая?

– Я никогда еще не чувствовала себя девкой, – сказала она. Я подошел к окну и раздвинул портьеры и посмотрел на улицу. Я не думал, что так будет.

– Ты не девка.

– Я знаю, милый. Но неприятно чувствовать, будто это так. – Голос ее был сухой и тусклый.

– Это самый лучший отель, где мы могли устроиться, – сказал я.

Я смотрел в окно. На другой стороне площади светились огни вокзала. Мимо ехали экипажи, и мне были видны деревья в парке. Огни отеля отражались в мокрой мостовой. «О, черт, – думал я, – неужели сейчас время спорить?»

– Иди сюда, – сказала Кэтрин. Сухость исчезла из ее голоса. – Иди сюда. Я уже пай-девочка.

Я повернулся к постели. Кэтрин улыбалась.

Я подошел и сел на постель рядом с ней и поцеловал ее.

– Ты моя пай-девочка.

– Конечно, твоя, – сказала она.

После обеда нам стало легче, а потом сделалось совсем хорошо, и вскоре мы почувствовали, что эта комната наш дом. Раньше моя комната в госпитале была нашим домом, и точно так же этот номер отеля стал нашим домом.

Кэтрин села, накинув на плечи мой френч. Мы сильно проголодались, а обед был хороший, и мы выпили бутылку капри и бутылку сент-эстефа. Большую часть выпил я, но и Кэтрин выпила немного, и ей стало совсем хорошо. Нам подали вальдшнепа с картофелем, суфле, пюре из каштанов, салат и сабайон на сладкое.

• Предыдущая
• 28/60
• Следующая