Прощай, оружие! - Хемингуэй Эрнест Миллер - Страница 56

• Предыдущая
• 56/60
• Следующая

– Наверно, есть, – сказал я. – В таком отеле всегда бывают итальянские вина.

Кельнер постучал в дверь. Он принес виски в стакане со льдом и на том же подносе маленькую бутылку содовой.

– Спасибо, – сказал я. – Поставьте здесь. Будьте добры, принесите сюда обед на две персоны и две бутылки сухого белого капри во льду.

– Прикажете на первое – суп?

– Ты хочешь суп, Кэт?

– Да, пожалуйста.

– Один суп.

– Слушаю, сэр.

Он вышел и затворил двери. Я вернулся к газетам и к войне в газетах и медленно лил содовую в стакан со льдом и виски. Надо было сказать, чтобы не клали лед в виски. Принесли бы лед отдельно. Тогда можно определить, сколько в стакане виски, и оно не окажется вдруг слишком слабым от содовой. Надо будет купить бутылку виски и сказать, чтобы принесли только лед и содовую. Это лучше всего. Хорошее виски – приятная вещь. Одно из самых приятных явлений жизни.

– О чем ты думаешь, милый?

– О виски.

– А о чем именно?

– О том, какая славная вещь виски.

Кэтрин сделала гримасу.

– Ладно, – сказала она.

Мы прожили в этом отеле три недели. Там было недурно: ресторан обычно пустовал, и мы очень часто обедали у себя в номере. Мы гуляли по городу, и ездили трамваем в Уши, и гуляли над озером. Погода стояла совсем теплая, и было похоже на весну. Мы жалели, что уехали из своего шале в горах, но весенняя погода продолжалась всего несколько дней, и потом опять наступила холодная сырость переходного времени.

Кэтрин закупала все необходимое для ребенка. Я ходил в гимнастический зал боксировать для моциона. Обычно я ходил туда утром, пока Кэтрин еще лежала в постели. В мнимовесенние дни очень приятно было после бокса и душа пройтись по улице, вдыхая весенний воздух, зайти в кафе посидеть и посмотреть на людей, и прочесть газету, и выпить вермуту; а потом вернуться в отель и позавтракать с Кэтрин. Преподаватель бокса в гимнастическом зале носил усы, у него были очень точные и короткие движения, и он страшно пугался, когда станешь нападать на него. Но в гимнастическом зале было очень приятно. Там было много воздуха и света, и я трудился на совесть, прыгал через веревку, и тренировался в различных приемах бокса, и делал упражнения для мышц живота, лежа на полу в полосе солнечного света, падавшей из раскрытого окна, и порой пугал преподавателя, боксируя с ним. Сначала я не мог тренироваться перед длинным узким зеркалом, потому что так странно было видеть боксера с бородой. Но под конец меня это просто смешило. Я хотел сбрить бороду, как только начал заниматься боксом, но Кэтрин не позволила мне.

Иногда мы с Кэтрин ездили в экипаже по окрестностям. В хорошую погоду ездить было приятно, и мы нашли два славных местечка, куда можно было заехать пообедать. Кэтрин уже не могла много ходить, и я с удовольствием ездил с ней вместе по деревенским дорогам.

Если день был хороший, мы чудесно проводили время, и ни разу мы не провели время плохо. Мы знали, что ребенок уже совсем близко, и от этого у нас обоих было такое чувство, как будто что-то подгоняет нас и нельзя терять ни одного часа, который мы можем быть вместе.

Как-то я проснулся около трех часов утра и услышал, что Кэтрин ворочается на постели.

– Тебе нездоровится, Кэт?

– У меня как будто схватки, милый.

– Регулярно?

– Нет, не совеем.

– Если пойдут регулярно, нужно ехать в больницу.

Мне очень хотелось спать, и я заснул. Вскоре я проснулся снова.

– Ты, может, позвонишь доктору, – сказала Кэтрин. – Может, это уже начинается.

Я подошел к телефону и позвонил доктору.

– Как часто повторяются схватки? – спросил он..

– Как часто, Кэт?

– Примерно каждые пятнадцать минут.

– Тогда поезжайте в больницу, – сказал доктор. – Я сейчас оденусь и тоже приеду туда.

Я повесил трубку и потом позвонил в привокзальный гараж, чтобы вызвать такси. Долгое время никто не подходил к телефону. Наконец я добился какого-то человека, который обещал сейчас же выслать машину. Кэтрин одевалась. В ее чемодане было уже сложено все необходимое для больницы и детские вещи. Мы вышли в коридор, и я позвонил лифтеру. Ответа не было. Я сошел вниз. Внизу никого не было, кроме ночного швейцара. Я сам поднялся в лифте наверх, внес в кабину чемодан Кэтрин, она вошла, и мы спустились вниз. Ночной швейцар открыл нам дверь, и мы сели на каменные тумбы у ступенек парадного крыльца и стали ждать такси. Ночь была ясная, и на небе были звезды. Кэтрин была очень возбуждена.

– Я так рада, что уже началось, – сказала она. – Теперь скоро все будет позади.

– Ты молодец.

– Я не боюсь. Только бы вот такси скорее приехало.

Мы услышали шум машины на улице и увидели свет от фар. Такси подъехало к крыльцу, и я помог Кэтрин сесть, а шофер поставил чемодан на переднее сиденье.

– В больницу, – сказал я.

Мы выехали на мостовую и стали подниматься в гору.

Когда мы подъехали к больнице, я взял чемодан, и мы вошли. Внизу за конторкой сидела женщина, которая записала в книгу имя и фамилию Кэтрин, возраст, адрес, сведения о родственниках и о религии. Кэтрин сказала, что у нее нет никакой религии, и женщина поставила против этого слова в книге черточку. Кэтрин сказала, что ее фамилия Генри.

– Я отведу вас в палату, – сказала женщина.

Мы поднялись на лифте. Женщина остановила лифт, и мы вышли и пошли за ней по коридору. Кэтрин крепко держалась за мою руку.

– Вот это ваша палата, – сказала женщина. – Пожалуйста, раздевайтесь и ложитесь в постель. Вот вам ночная сорочка.

– У меня есть ночная сорочка, – сказала Кэтрин.

– Вам удобнее будет в этой, – сказала женщина.

Я вышел и сел на стул в коридоре.

– Теперь можете войти, – сказала сестра, стоя в дверях.

Кэтрин лежала на узкой кровати, в простой ночной сорочке с квадратным вырезом, сделанной, казалось, из простого холста. Она улыбнулась мне.

– Теперь уже у меня хорошие схватки, – сказала она.

Сестра держала ее руку и следила за схватками по часам.

– Вот сейчас была сильная, – сказала Кэтрин. Я видел это по ее лицу.

– Где доктор? – спросил я у сестры.

– Спит внизу. Он придет, когда нужно будет. Я должна кое-что сделать madame, – сказала сестра. – Будьте добры, выйдите опять.

Я вышел в коридор. Коридор был пустой, с двумя окнами и рядом затворенных дверей по всей длине. В нем пахло больницей. Я сидел на стуле, и смотрел в пол, и молился за Кэтрин.

– Можете войти, – сказала сестра. Я вошел.

– Это ты, милый? – сказала Кэтрин.

– Ну, как?

– Теперь уже совсем часто.

Ее лицо исказилось. Потом она улыбнулась.

– Вот это была настоящая. Пожалуйста, сестра, подложите мне опять руку под спину.

– А вам так легче? – спросила сестра.

– Ты теперь уходи, милый, – сказала Кэтрин. – Иди поешь чего-нибудь. Сестра говорит, это может тянуться очень долго.

– Первые роды обычно бывают затяжные, – сказала сестра.

– Пожалуйста, иди поешь чего-нибудь, – сказала Кэтрин. – Я себя хорошо чувствую, правда.

– Я еще немного побуду, – сказал я.

Схватки повторялись совершенно регулярно, потом пошли реже. Кэтрин была очень возбуждена. Когда ей было особенно больно, она говорила, что схватка хорошая. Когда схватки стали слабее, она была разочарована и смущена.

– Ты уходи, милый, – сказала она. – При тебе мне как-то несвободно. – Ее лицо исказилось. – Вот. Эта уже была лучше. Я так хочу быть хорошей женой и родить без всяких фокусов. Пожалуйста, иди позавтракай, милый, а потом приходи опять. Я не буду скучать без тебя. Сестра такая славная.

– У вас вполне хватит времени позавтракать, – сказала сестра.

– Хорошо, я пойду. До свидания, дорогая.

– До свидания, – сказала Кэтрин. – Позавтракай как следует, за меня тоже.

– Где тут можно позавтракать? – спросил я сестру.

– На нашей улице, у самой площади, есть кафе, – сказала она. – Там должно быть открыто.

• Предыдущая
• 56/60
• Следующая