Федька Сыч теряет кличку - Сидоров Виктор - Страница 17

• Предыдущая
• 17/34
• Следующая

Однажды после такой перепалки Котька нахально заявил:

– Если не дашь пострелять, расскажу всем, что у тебя есть ружье и где ты взял деньги.

Эти слова словно ошпарили Яшку. Он, как бешеный, бросился с кулаками на Котьку.

– Ах ты, предатель! Ах ты, подлец!

Котька даже не стал защищаться, он только завывал и просил пощады.

– Не буду, Яшка, честное слово не буду! Хочешь земли съем?

– Ешь! – кричал Яшка и совал Котьке в рот полную горсть земли. – Ешь, а то голову сверну.

Котька, дрожа как последний трус, давился землей и клялся, что никому никогда не скажет о ружье и деньгах. А дни шли один за другим. Но никто в доме ни словом не обмолвился о пропаже денег, будто они продолжали лежать в маминой сумочке. «Может, так все и пройдет? Может, мама не заметит?»

Яшка уже начал оживать: повеселел, стал снова дурачиться на улице, даже хотел на часок-другой вынуть «воздушку» из тайника и пострелять на пустыре. Да вдруг разразилась такая беда, какой он не мог себе и представить.

Это произошло утром.

Яшка только что проснулся. Он с минуту лежал, глядя на открытое залитое солнцем окно. На подоконнике прыгали, громко чирикая, воробьи. Небо было такое чистое и голубое, что Яшке вдруг стало весело и легко. Все грустные мысли моментально вылетели из головы. «Все будет хорошо, – подумал он. – Сегодня постреляю». Он уже схватил край одеяла, чтобы откинуть его и соскочить с кровати, но в комнату вошла мама. Яшка прикрыл на всякий случай глаза, но так, чтобы можно было все видеть. Мама взглянула на Яшку, и, чтобы не потревожить его сна, на цыпочках прошла к шифоньеру. В груди у Яшки все замерло: неужели за деньгами? И как бы подтверждая эту догадку, мама взяла с полочки сумку. Она долго считала и пересчитывала деньги, потом, пожав плечами, пошла к двери.

– Аркаша, ты взял двадцать рублей? – услышал Яшка тихий голос матери.

– Нет, нет, голубушка, не брал. Зачем они мне?

Яшка лежал ни жив, ни мертв. «Вот оно – началось», – со страхом подумал он. Мама сначала спокойно, потом с раздражением наседала на отца. Тот тоже вначале отвечал добродушно, а потом с тревогой.

– Да не брал я, не брал, – взмолился, наконец, отец.

– Тогда кто же?

Мама и папа умолкли. Молчали долго, видимо, раздумывая о таинственном исчезновении двадцати рублей. Затем мама решительно подошла к Яшке.

– Яшустик, проснись.

Яшка, трепеща от страха, открыл глаза, встретил суровый мамин взгляд.

– Яшустик, ты брал из сумки деньги?

Язык у Яшки словно прилип к гортани. Он захлопал беспомощно глазами и еле-еле выдавил:

– Какие деньги? Я не брал…

Мама несколько секунд молча и внимательно рассматривала Яшку, потом резко повернулась, и они с папой вышли из комнаты. Сердце Яшки, казалось, совсем перестало биться. «Что теперь будет?» – тоскливо бродила одинокая мысль. Он слышал, как мама с папой сначала тихо разговаривали в другой комнате, потом заспорили, стали громко кричать друг на друга. Но вдруг сразу оба замолкли: Яшка понял, что пришла с рынка Глаша.

– Вот я с ней сейчас поговорю, – произнесла мама и пошла на кухню.

О чем говорила мать с домработницей, Яшка не слыхал. Да ему и не до этого было. Он быстро оделся и незаметно выскользнул на улицу.

Голодный, полный тяжелых предчувствий и тревог, Яшка пробродил до вечера. Но как ни боялся появляться дома, идти было нужно. Не станет же он целую ночь сидеть на улице!

Первое, что увидел, – это красные и опухшие от слез глаза тети Глаши. Она стояла на кухне с чемоданом в руках. Волосатая бородавка на ее губе печально прыгала то вверх, то вниз. Тут же были папа и мама.

Мама, еле взглянув на Яшку, снова повернулась к тете Глаше.

– Значит, смелости воровать больше, чем ответить правду?

Тетя Глаша вдруг выпрямилась, в глазах ее сверкнул огонек.

– Как вам не стыдно, – тихо, но твердо проговорила она. – И это вся благодарность ваша за три года моей работы у вас! Я ухожу, и очень обидно мне за все, что вы на меня наговорили…

Тетя Глаша торопливо сунула руку в карман, вынула небольшой узелок. Яшка увидел, как она дрожащей рукой развязала его и стала выбрасывать на стол деньги – одну бумажку за другой.

– А это вам двадцать рублей… моих собственных… чтоб вы не считали меня должной…

Остатки денег тетя Глаша сунула снова в карман, подхватила чемодан и, больше не говоря ни слова, не оглянувшись, вышла из квартиры.

Стало тихо и тяжело. Яшка был потрясен поступком и уходом тети Глаши. Он смотрел то на сиротливо лежащие деньги, то на маму, то на отца. Те тоже молчали и смотрели на деньги.

После долгих поисков удалось, наконец, обнаружить, как открывается люк в подвал церквушки. Это делалось очень просто: стоило лишь просунуть металлический прут в специально пробитое отверстие между основанием стены и плитой пола, нажать прут снизу вверх, и плита легко поворачивалась на толстой стальной оси, открывая темное нутро подвала.

Самым трудным было найти это отверстие. Его, как поняли ребята, всякий раз после посещения церквушки тщательно заделывали, чтобы никто не обнаружил, а плиту покрывали мусором.

И вот люк открыт. Ребята даже растерялись, когда у их ног зачернел провал. Андрюшка заглянул туда и боязливо поежился.

– Что-то и лезть неохота. Вдруг там сидит какая-нибудь рожа и нас поджидает…

Тимка тоже нерешительно топтался возле люка, прислушиваясь, не раздаются ли из темноты подозрительные звуки. Но там стояла мертвая тишина. Лезть в подвал ребята не спешили. Внимательно оглядели крышку. На внутренней стороне ее было массивное кольцо, в него продета толстая цепь.

– Зачем это?

– Наверное, закрывать крышку, когда спустишься в подвал, – предположил Андрюшка.

Потом он улегся прямо на захламленный пол, чуть ли не до пояса свесился вниз. В лицо пахнуло сыростью и затхлостью. Тимка пристроился рядом.

– Свети.

Луч фонарика упал в узкий каменный ход, напоминающий колодец. С одной стороны ребята увидели вделанные в стену скобы. Они шли до самого низа и, видимо, служили для спуска в подвал.

– Лезем? – спросил Тимка.

Андрюшка кивнул головой и тут же решительно стал спускаться вниз. Тимка последовал за другом. Спустившись до половины, Тимка схватил болтающийся конец цепи и потянул на себя. Оказалось, что Андрюшка прав: крышка глухо ухнула над головами ребят.

– Ты смотри, как легко закрывается! – восхитился Тимка. Но Андрюшка не разделил этой радости.

– Ты что? Вдруг в подвале сидит кто-нибудь? И выскочить не успеешь, как сцапает.

Тимка струхнул, залепетал:

– Я сейчас, я открою… Она легко открывается…

Он быстро влез по скобам вверх, уперся рукой в крышку. Она не открылась. Нажал изо всей силы – крышка даже не шевельнулась.

– Ну, что? – шепотом спросил Андрюшка, освещая фонариком Тимку.

– Не открывается…

Андрюшка обозвал Тимку идиотом и полез к нему на помощь. Однако, сколько они ни бились, поднять крышку не смогли.

– Вот это влипли! – прошептал Андрюшка, вытирая вспотевший лоб. – Как теперь отсюда выберемся?

Ребята висели на скобах до тех пор, пока руки не онемели от напряжения.

– Давай спустимся, – мрачно прошептал Андрюшка. – Я не ласточка.

И ребята снова стали спускаться вниз, скованные страхом перед неизвестностью и мраком.

Лаз был глубокий. Когда ребята встали на дно, показалось, что попали в другой мир: такая здесь темень и тишина! Даже не верилось, что наверху сияет радостное солнце, зеленеет трава и поют птицы. Андрюшкин фонарик нащупал в стене довольно высокий и широкий боковой ход. Ребята осторожно и почти не дыша двинулись по нему. Через несколько шагов они попали в просторное помещение, потолок которого был сделан из каменных плит. Это и было то самое подземелье, в котором Тимка через щелку заметил свет.

• Предыдущая
• 17/34
• Следующая