Бесплатных завтраков не бывает - Хендерсон Крис - Страница 22

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая

Впрочем, сейчас не до того. Выкинув Миллера, Рэя, Джорджа и всех прочих из головы, я вошел внутрь и возблагодарил небеса за то, что там работали кондиционеры. Я тут ненадолго — с Хьюбертом мы должны встретиться у меня в офисе от полуночи до половины первого — но какое блаженство хоть на несколько минут опомниться от удушливой жары, мучившей меня с утра, где бы я ни был.

Вытирая пот, который теперь приятно охлаждал лицо и шею, я заметил, что ко мне двинулся некто в наимоднейшем и наишикарнейшем вечернем костюме, обрисовывавшем вполне мускулистую, стройную фигуру. Он смотрел на меня, как смотрит усталый отец на ухажера своей четырнадцатилетней дочери, у которого задний карман оттопыривается бутылкой, а руки по известной причине трясутся.

Держа меню перед собой наподобие щита, он спросил:

— Вы один... — самим тоном отвергая возможность того, что я умею считать хотя бы до двух.

— Благодарю, не беспокойтесь, я — в бар.

Он выразительно закатил глаза под веки, издав одновременно с этим презрительный вздох, и потерял ко мне всякий интерес, обратив его в сторону открывающейся двери. Когда он направился навстречу новому посетителю, мне захотелось учинить с ним какую-нибудь детскую пакость — вылить ему на голову бокал, или отрезать полгалстука, или сделать что-то подобное в стиле лихих киногероев конца сороковых, Но я подумал, что это никогда не поздно, Успеется и на обратном пути, если запал не пропадет.

Усевшись у стойки и оглядевшись, я понял, почему тот парень, с которым я говорил по телефону, так настойчиво советовал мне сначала побывать в заведении, а потом уже снимать его под вечеринку сотрудников моей компании. «Страус» был баром-рестораном для педерастов — одним из тех, какими некогда был полон манхэттенский Ист-Сайд. В пятидесятые годы их все вместе именовали «птичником»: в названии каждого присутствовала какая-нибудь птичка. Все эти «Красные Попугаи», «Воробышки» и «Павлины» понимающим людям указывали верный путь к оазису наслаждения.

Разумеется, так было в те времена, когда однополую любовь скрывали или хотя бы не выставляли напоказ. В конце шестидесятых или в самом начале семидесятых, когда борцы за права секс-меньшинств вынырнули на поверхность и — по крайней мере, в крупных городах — сделали свои пристрастия всеобщим достоянием, «птичник» захирел. И долго еще владельцы клубов «Туалет», «Уоллиз», «Шахта», как с цепи сорвавшись, открыто объявляли, для кого и для чего они предназначены, благо рекламы — и забавной, и не очень — хватало. Но пришли восьмидесятые, а с ними — СПИД, и все эти «турецкие бани» и секс-клубы, входившие в группу риска, городские власти закрыли. Хорошенького понемножку.

Очевидно, Стерлинг принял все это в расчет, сделав заведение в высшей степени благопристойное и тихое, куда не было доступа парням в клетчатых шерстяных куртках, джинсах и грубых башмаках. Здешние посетители носили шелковые галстуки и костюмы явно не из магазина готового платья. Сюда приходили люди высшего разбора, самые, так сказать, сливки, любовники, которым хотелось поворковать вне дома и обсудить, кто чью бритву взял, в какой цвет перекрасить этой осенью гостиную, кому после веселой ночи обязаны они моднейшей болезнью, а также то, умрут они от нее или нет.

Я положил шляпу на стойку и свистнул. Бармен, крепыш лет двадцати, с усами как на рекламе сигарет, осведомился, что мне угодно.

— "Джилби", льду побольше.

— Понял.

Через полминуты он пододвинул ко мне стакан, не проявив и доли того высокомерие, с которым встретил меня метрдотель, Молодой еще, все впереди. И опять же, наверно, решил, что раз я пришел, значит, из этих... Логика его меня не повергла в ужас, но подтвердить ее я при всем желании не мог. Хотя иные доктора считают, что все мы — из этих. Ну и черт с ним: я решил выпить за здоровье медицинского сословия и больше на эту тему не размышлять.

Джин покатился по предназначенному ему пути, а я осмотрел бар. Ничего похожего на кабинет Стерлинга, даже намека на что-то подобное. А мне хотелось попробовать отыскать его самому и никого не спрашивать. Что-то мне подсказывало: мистер Стерлинг пустил дело на самотек, и за него все делают его служащие. Но в данном случае никто его заменить не может, как это ни прискорбно для босса.

Посетители, которых в ресторане было значительно больше, чем за стойкой, ни на какую мысль меня не наводили, однако по лицам своих соседей я понял, что кто-то тут явно пришелся не ко двору. Костюм каждого из них был от ста до трехсот долларов дороже моего, и тогда меня осенило: выпадал из ансамбля я. Лица и взгляды подтвердили эту ошеломительную догадку. Юноша, выглядевший как герой киноутренников, — лет на десять моложе меня, — подсел поближе.

— Вы в первый раз тут?

— Угу, — ответствовал я.

— Ну, и как вам? Недурное местечко, и совсем недавно открылось.

— Да, я слышал. А кто ж его содержит?

— Понятия не имею. А что? Вы слышали что-нибудь забавное?

— Ничего, так просто.

Юнец снова оглядел меня, и по лицу его я понял, что он пытается понять, кто же я такой. Он чувствовал какой-то подвох, но не знал, в чем он. Пришел. Сидит. Пьет. Все вроде правильно, но вот он подсел, а я никак не отреагировал. В чем же дело? Что, он — я то есть — не видит, как хорош его собеседник?

Парень начинал меня раздражать. Я не нуждался в прикрытии: ничего особенного в том, что я сидел в этом баре, не было, никто не собирался ко мне привязываться, обнаружив, что я не «голубой», и выставлять вон. Однако больше привлекать к себе внимание я не хотел — хватит и того, что сделал мой костюм, — а потому не собирался оскорблять нового знакомого в его лучших чувствах. Пока.

— Меня зовут Джек, — полуобернувшись к нему, сказал я.

— Привет, Джек. Бад. Вообще-то я — Юджин, для родителей и прочих, но ты можешь называть меня Бад.

— Ну, спасибо, Бад. Послушай-ка... Можно с тобой быть откровенным?

— Что за вопрос! — ответил он так искренне и убежденно, что я решил по возможности не вести себя с ним совсем уж бессовестно.

— Понимаешь, какое дело... Я не только тут в первый раз. Я вообще — в первый раз. Понимаешь, что я хочу сказать?

— У-у-у! — протянул он, вложив в этот звук и понимание, и сочувствие, и поощрение. Он дотронулся до моего запястья в доказательство того, что проникся, и прикосновение это было хоть и беглым, но достаточно ощутимым, однако ничего такого не означало. Почувствовав, что я внутренне напрягся, он отдернул руку и чуть-чуть — на несколько дюймов — подался в сторону.

— Ничего страшного. В первый лучше, чем в последний. Но я так понимаю, потанцевать ты еще не хочешь?

Я промолвил «нет» учтиво и застенчиво, как барышня на первом балу. Самое смешное, что ни учтивость, ни застенчивость не были напускными. Бад тепло улыбнулся мне:

— Конечно, это тебе внове. Ладно, можешь не объяснять, я все понимаю. Вон мой столик, возле самой сцены, я там с друзьями — отличные ребята, они тебе наверняка понравятся. Они тоже все понимают. Если хочешь — осваивайся дальше, никто тебе слова не скажет и не прихватит. Идет?

Я кивнул — быть может, поспешней, чем следовало бы. Я не знал, что ему ответить. С одной стороны, хорошо, что этот парень поможет мне «внедриться». С другой же — мне, вполне нормальному тридцатилетнему мужчине, оказавшемуся среди сплошных педерастов, было не по себе, и трудно было видеть в них людей, а не бешеных собак. Я что-то заблеял, но Бад прижал пальчик к моим губам, напомнив:

— Нет-нет, ни слова. Ни слова, пока не почувствуешь, что готов. Я буду за тобой присматривать и скажу тебе, когда этот момент наступит.

Я снова кивнул, одной рукой — дрожащей рукой — помахивая ему вслед, а другой — вцепившись а стакан. Странно, как это я его не раздавил. Мгновение мысли мои в панике неслись врассыпную, но я их собрал и выстроил. Я чувствовал злость, тревогу, и одновременно — облегчение. Все, кроме него, я отбросил и поднес стакан к губам. В ту минуту я увидел, как медленно плывет вверх ободок стакана, я вспомнил палец Бада, которым он прикоснулся к моему рту и испугался — не попадет ли вместе с джином ко мне в нутро какая-нибудь зараза?

• Предыдущая
• 22/52
• Следующая