Зубочистка для людоеда - Хендерсон Крис - Страница 6

• Предыдущая
• 6/11
• Следующая

— Я вижу, ты спокоен. Отлично, продолжай в том же духе. Голдберг! — окликнул он одного из своих сотрудников и ткнул пальцем в Хью. — Этого законопослушного гражданина — в соседнюю комнату, сними с него показания. Джерелла, иди сюда! Собери всю обертку, поищи, нет ли отпечатков пальцев. — Потом кивнул на банку: — Ты открывал ее?

— Зачем? — с обиженной интонацией спросил я. — Наш бакалейщик всегда присылает мне пикули к обеду.

— Иди к дьяволу.

Я сел за стол, забарабанил по нему пальцами, наблюдая за тем, что творится в моем кабинете. Ветерок, еще совсем недавно задувавший из приоткрытого окна, стих, и дышать в комнате, где толпилось шестнадцать человек, было решительно нечем. Рэй торопил своих подчиненных: они забрали оберточную бумагу, коробку, банку, бечевку и последние крохи моего душевного равновесия. После того, как я изложил Муни, помощнику капитана, все, что имело место быть и во что верилось с трудом, полиция молча удалилась, пройдя сквозь строй «никон» и «сони».

Рэй, ухмыляясь, обернулся ко мне. Он всегда ухмыляется, когда делает ближнему пакость.

— Мы уходим. Эту слякоть, — он показал на Хью, — вверяю твоему попечению. Да! Чуть не забыл! Мы с журналистами говорить не будем, так что готовься — сейчас они тебя начнут рвать в клочья.

До сегодняшнего дня пресса, как ни странно, мне особенно не докучала. Близко журналисты не подходили, держались на почтительном расстоянии, рылись в подшивках старых газет и в полицейских архивах, выискивая новую подробность моей биографии, передаваемой в эфир раз семьдесят в сутки. Я — не должностное лицо, жаловаться на то, что я избегаю встреч с прессой и шваркаю трубку телефона, когда мне звонят, — некому.

Кроме того, вопреки общепринятому мнению, журналисты — неглупый народ. Они не хуже меня знали, каковы шансы поймать Шефа. Никаких. Но — до сегодняшнего дня, до этой посылочки, подброшенной к моим дверям.

Мало кто из них увязался за спускавшимися по лестнице Рэем и его помощниками, — все опять полезли в дверь. Хьюберт из последних сил сдерживал их натиск.

— Дж-жеки, не могу!

Я пересек приемную и навалился на дверь всем телом.

— Лезь в окно, на пожарную лестницу! — крикнул я ему: профессии Хьюберта категорически противопоказаны фотографии его физиономии, напечатанные на всю полосу. И Хьюберт проворно полез вниз, прыгая по ржавым ступенькам. И даже нельзя сказать: повезло, что я снимал угловую квартиру. Нельзя, ибо именно в расчете на подобные непредвиденные обстоятельства я и приглядел эту конуру.

Убедившись, что Хью благополучно удрал, я отпрянул от двери, и двое журналистов под напором всей остальной оравы не устояли на ногах. Я отступил к своему письменному столу, прикрывшись им с тыла.

Кое-кто из ворвавшихся кинулся было к окнам, но я вежливо остановил их, осведомившись, кто именно их интересует — я или мой помощник. Журналисты притормозили, сочтя, очевидно, что отыщут Хьюберта потом. Это доказывало лишь, как мало знали они, с кем имеют дело. Я начал отвечать на вопросы, одновременно пытаясь понять, много ли они знают обо мне.

Да, с некоторыми моими прошлыми подвигами они были знакомы, но большинство вопросов касалось настоящего. Их интересовало, кого я выпустил из офиса через окно; какое отношение имеет он к делу; как я собираюсь выслеживать Шефа; почему он прислал мне нерожденное дитя Минди Фриберг. И прочая, и прочая.

Я не стал, разумеется, спорить: несомненно, что и плод принадлежал несчастной жертве Шефа и подкинул его мне сам убийца. То и другое было очевидно. По крайней мере, для меня. А для них, оказывается, нет.

— Салли Бреннер, Дабл'ю-Кью-Кью-Ти. Скажите, мистер Хейджи, как, по-вашему, почему Шеф прислал это вам, а не в полицию?

— Понятия не имею. Когда поймаю его, обязательно спрошу.

Затем градом посыпалось «как?», «когда?», «где?», «вы уверены, что?» «не считаете ли?..» и т.п. Я сидел тихо, пережидая этот шквал. Вперед опять вырвалась Салли:

— Не думаете ли вы, что он считает себя вашим личным врагом, вашим соперником, новым Мориарти, бросившим вызов Шерлоку Холмсу наших дней?

Салли стала нравиться мне чуточку больше. По крайней мере, она знала свое дело и знала, что знает. Большинству ее назойливых коллег было еще далеко до этого. А кроме того, каждому сыщику лестно, когда его сравнивают с Шерлоком Холмсом, уж вы мне поверьте.

— Все может быть, — согласился я, хотя перспектива поединка с этим маньяком мне вовсе не улыбалась. Однако, судя по всему, предстояло именно это.

— И как вы намерены реагировать? — продолжала Салли.

— Выслежу его и поймаю — вот и вся реакция. Так, дамы и господа, позвольте теперь я вам кое-что скажу.

Зажужжали телекамеры. Я поздравил себя со вступлением в шоу-бизнес и затем приступил к неприятному процессу общения со средствами массовой информации. «Удочки» и выдвижные микрофоны нацелились на меня со всех сторон.

— Попытаемся взглянуть на факты и не будем гадать, какие мысли роятся в голове этого субъекта. Может быть, он воображает себя Джеком Потрошителем или Иисусом Христом в его новом воплощении. Может быть, он мстит женщинам за эмансипацию, за отстаивание равных прав и прочее. Может быть, он ненавидит свою мать, или бросившую его жену, или всех женщин как таковых. Мне это неинтересно. Причины, по которым он творит свои злодеяния, неважны. Хотя он убежден в обратном...

— Пожалуйста, поясните! — выкрикнул кто-то: лица я не разглядел.

— Каждый, кто берется убивать людей, находит для этого веские основания. Это ни в малейшей степени его не оправдывает. Уважительных причин для такого нет и быть не может. Он просто трус, — На этом месте раздались восклицания, атмосфера накалилась от «вспышек» и общего возбуждения. Дождавшись, когда установится тишина, я снова заговорил: — Я понимаю ваше недоумение. Он повинен в гибели многих. На его совести гораздо больше жизней, чем вы думаете, — Тишина стала напряженной, а потом опять посыпались вопросы. Я заставил себя не частить, прогуливаясь по самому краешку обрыва и приглашая репортеров за собой. Потом, уняв дрожь в руках, я как можно более спокойно прыгнул вниз: — Этот самый Шеф по моим сведениям убил двадцать три женщины за... — Тишина взорвалась общим воплем; кое-кто ринулся из комнаты наружу — к телефонам или в машины. А тем, кто остался, я рассказал все. Я привел им цифры, которые полиция умудрилась до сих пор не предать огласке, — больше ей, по правде говоря, ничего не удалось. Рэй будет в бешенстве. Ничего, переживем. В мои планы входила газетная шумиха, и я се устрою, можно не сомневаться.

Потом я сообщил им, что убивать Шеф принялся довольно давно, а вот сообщать об этом — совсем недавно, И не просто сообщать, а устраивать из этого целое шоу. И я объяснил им, как повышенное внимание к его персоне способствует его самоутверждению.

— Не сомневайтесь, он вырезает из газет любое упоминание о себе, он записывает на видео все, что вы говорите и показываете, и переживает свои острые ощущения по нескольку раз...

— Все это чудно и прекрасно, — перебила меня Салли, — но почему вы считаете его трусом? — Я надеялся, что она — в эфире, и потому дал ей договорить. — Он поставил весь город вверх дном, полиция и пресса сбились с ног, каждый житель Нью-Йорка, затаив дыхание, следит за его действиями... В чем же проявляется его трусость?

— Вот в этом и проявляется. Это далеко не Робин Гуд, а просто глист. У него ни на гран мужества. Он убивает тайно, он скрывается во тьме. А тьма не страшна тому, у кого хватает ума оставаться на свету. У всех его жертв просто на лбу было написано: «Это может со мной случиться». — Я перевел глаза на телеоператора и продолжал, глядя прямо в объектив его камеры: — Вы предположили, что он — мой враг. Нет. Враг в чем-то угрожает тебе, врага нужно опасаться. А у этого кретина — даже если он прикончит еще сотню беззащитных женщин — никогда не хватит духу постучать в мою дверь. И, пожалуйста, не считайте мои слова этакой психологической провокацией или ловушкой — я не из тех, кто любит нарываться на неприятности. Я говорю правду, а не заманиваю его. Шеф — жалкий сморчок. Он убивает женщин, чтобы почувствовать себя сильной личностью, не понимая, что с каждым новым преступлением делается все ничтожней, все мельче. Не думаю, что мы встретимся с ним лицом к лицу — и прежде всего потому, что я не хочу копаться в дерьме, где он так уютно устроился.

• Предыдущая
• 6/11
• Следующая