Мое бурное прошлое - Хендерсон Лорен - Страница 6

• Предыдущая
• 6/78
• Следующая

– Выпороть мальчика, и дело с концом!

– Мэл, ты зациклилась?

– Ты и не ведаешь, дурочка, насколько я права, – возвестила Мэл тоном оракула.

– И почему это все чувствуют себя обязанными подавать какие-нибудь навороченные блюда? Я, например, предпочитаю еду, которую можно брать руками, – сказала Джил, отправив в рот порцию запеканки по-французски.

– Приготовленную и сервированную выдрюченным рабом, – добавила Мэл.

Я немного приободрилась. Вопреки моим опасениям, разговор принимал более приятный оборот. Вместо того чтобы изводить себя за истеричность, лучше разобраться в причинах моей проклятой проблемы.

– И это не в первый раз, – снова заговорила я. – Помните того парня, с которым я закрутила в апреле?

– Греческий бог? – уточнила Джил. Я кивнула:

– Мне еще все время хотелось назвать его Иваном. Так звали моего первого парня, и это имя каждую секунду было готово сорваться у меня с языка.

Мэл замерла с салфеткой, зажатой меж острых сиреневых ноготков.

– Он что, был похож на этого твоего Ивана? – с любопытством спросила она.

– Немного. Такой же смуглый и такой же секси. Но Иван немного сутулился и вообще был стеснительный, а этот, наоборот, – кобель без комплексов. Впрочем, ему это шло, – добавила я и отправила в рот сосиску. – Я словно хожу по кругу. Каждый новый парень оказывается лишь пародией на одного из старых бойфрендов. Жизнь просто не в силах предложить мне что-то новенькое!

– Вот это и есть дерьмовая реальность, – заметила циничная Мэл. – На свете просто убийственно мало мужских типов.

– Хотя все не так уж и плохо, – задумчиво произнесла я. – Можно ведь наслаждаться оттенками одного и того же вкуса – как гурман…

– И где ты набралась подобного собачьего бреда? – презрительно пробормотала Мэл.

– Но я чувствую себя не гурманом, а старой каргой.

– Ха, мне это нравится! – рассмеялась Мэл. – Пора сдать тебя в утиль.

– Девочки, – вмешалась Джил, – вы не устали ругаться, как две злобные старухи?

– Нет! – ответили мы в один голос. Джил наш выкрик проигнорировала.

– Все мы жаждем недостижимого, – задумчиво сказала она. – Мне, например, многие завидуют: ведь я так мило устроилась со своим муженьком в уютном семейном гнездышке. В общем, они правы, – поспешно добавила она, – но иногда я горько сожалею, что не могу порезвиться на свободе. Вот я иногда смотрю на тебя, Джулс, и мне кажется, что удачное замужество – не такой уж плохой жребий. И тогда я начинаю примерять к тебе своих знакомых… Знаю, знаю, это ужасно, можешь не говорить. Но потом я понимаю, что просто завидую тебе, потому что не могу, как ты, валяться по ночам бог знает где и корчиться от удовольствия в объятиях роскошных двухметровых жеребцов!

Она задумчиво посмотрела на очередной кусок запеканки и целиком отправила его в рот.

– Эй, Джил, что за классная штуковина? – воскликнула я, только сейчас заметив на ее руке браслет.

Джил вытянула руку, чтобы я могла получше рассмотреть сверкающие камни, усеявшие толстую золотую пластину.

– Бриллианты, – сказала она, энергично жуя. – Джереми привез из Штатов.

Мэл с вожделением разглядывала украшение.

– Небось кучу бабок за него выложил, – жадно сказала она.

Мэл не носит ни золота, ни бриллиантов, отдавая предпочтение серебру и кроваво-багряным рубинам. Но сейчас она как сорока глаз не могла оторвать от блеска дорогих камней. Мэл выросла в бедной семье и в детстве поклялась выбиться в люди, что до сих пор у нее отлично получалось.

Джил пожала плечами.

– Да, Джереми очень милый. Обожает заваливать меня дорогими безделушками, – сказала она с легким надрывом.

Прежде чем снова накинуться на еду, она запихнула браслет под рукав.

Потягивая мартини, я наблюдала за Джил. Она такая аккуратистка: ест за обе щеки, а губная помада выглядит безупречно. Впрочем, тут нечему удивляться. Джил происходит из семьи богатеньких аристократов, хотя сейчас голубую кровь в ней не выдает ничего, кроме нелепой косметики и почтового индекса[4]. Она почти всегда одета в черное платье и скрывающий излишние округлости жакет – конечно, за исключением тех случаев, когда стряпает на кухне. Ноги, чтобы казались стройнее, Джил затягивает в черные колготки. Девицы голубых кровей обычно напоминают либо собственных кобыл (длинных и тощих), либо собственных собак (приземистых и пухлых). Джил попадает под вторую категорию.

Золото замечательно идет к ее светлым волосам и бледно-розовой, как у свинки, коже. Все в ее облике – от одежды до макияжа – преисполнено строгой сдержанности. Чистопородные британки зачем-то размалевывают физиономию с помощью нелепейшего, если не сказать абсурдного, макияжа, словно положение в обществе ставит их решительно выше какого-то там вкуса. У Джил эта глупая манера выражается в подводке и туши для ресниц ярко-синего цвета. Можно вытащить девицу из Челтнема[5], но нельзя вытащить Челтнем из девицы.

– А во-вторых – что? – спросила она, внедряясь в мои раздумья. – Ты сказала, что, во-первых, трахнуть его тебе помешал дух некоего Алана, который застрял у тебя в мозгу. А во-вторых?

Я поднялась и направилась к холодильнику. Если предстояло ораторствовать всю ночь, то требовалось промочить горло.

– Мне просто надоели бездумные перепихи. Мэл схватилась за голову, изобразив немой крик с картины Эдварда Мунка.

– Это вовсе не значит, что я разочаровалась в самом сексе, – поспешно объяснила я, наполняя наши стаканы.

Джил, похоже, хватит. Говорить она стала громче и четче – верный признак, что выпивка уже здорово ударила ей в голову. Состояние Джил определить довольно сложно: она выглядит трезвой как стеклышко, пока не хряснется головой в тарелку. За долгие годы знакомства мы с Мэл научились вовремя предотвращать катастрофу. Спасибо еще не начала твердить, как она нас любит, что было вторым верным признаком. Так что еще один стакан – и все.

– Что за херню ты несешь, – сказала Мэл, хватая свой бокал. Когда Мэл напивается, она начинает ругаться больше обычного. Что до меня, то я по пьянке начинаю клеиться ко всем подряд.

– Не то чтобы я не хотела переспать с Томом, просто меня стали посещать странные мысли. Ты идешь в чужой номер, имеешь там мужика, пять минут чувствуешь удовлетворение и сразу сматываешься. Или остаешься и притворяешься, что спишь. А утром – сконфуженные взгляды, смущенное прощание. Собираешь свое тряпье и опять же сматываешься. И понимаешь, что не так уж было классно, потому что ты совсем его не знаешь.

Мэл нахмурилась:

– Чушь! Так не всегда бывает.

– Знаю. Но… послушай, на следующее утро, перед тем как слинять, Том обнял меня, поцеловал и сказал, что все было очень сексуально, хоть секса-то и не было. И я безмятежно захрапела себе дальше.

Мэл язвительно фыркнула:

– Отпад! Я тронута, мать твою. Осталось только написать на бумажке и повесить над кроватью: «Приз в номинации "Секс без секса", 2001 год».

– Слушай, Мэл. – Мысли путались все сильнее. – После банального перепиха, как правило, хочется поскорее куда-нибудь смыться. Ну да, можно валять дурака всю ночь, пока не надоест. Но часто так бывает, скажи мне? Ты же знаешь мужчин! Они обхаживают тебя только поначалу, пока готовы на все ради одной лишь надежды завалить тебя в койку. В этот период ты можешь растягивать удовольствие до бесконечности. Согласись, любовная игра и есть самое лучшее, что есть в сексе. Хорошо еще, если вы друг друга отлично знаете и он может довести тебя до оргазма. Но обычно минут через пятнадцать твой любовник вырубается, стягивает на себя все одеяло, а ты мерзнешь, уставясь в потолок.

Джил не сводила с меня пьяных остекленевших глаз. Мэл на протяжении моей вдохновенной речи любовалась своими ноготками. Наступила тишина.

– Ты просто перегорела, – бесцветно сказала Мэл после паузы, словно мировой судья, выносящий вердикт.

• Предыдущая
• 6/78
• Следующая