Дорога смерти - Стоун Роберт - Страница 36

Ланда Уэллс, министр внутренних дел, туже запахнула стеганый халат, хотя камин в спальне горел достаточно ярко, чтобы прогнать прохладу весеннего утра. Она знала, что ей следовало одеться, приготовиться к работе. Однако Ланда почти слышала зловещее бормотание, раздававшееся на улицах Прандиса.

Марко, ее муж, вышел из ванной, обмотав вокруг талии белое полотенце, а другим вытирая волосы. Там и здесь, запутавшись в волосах на груди, словно драгоценные камни, блестели капли воды. В другой день подобное зрелище целиком захватило бы ее внимание, но сегодня министру было не до того.

— Ты хоть немного поспала? — спросил Марко из-под полотенца, почти полностью скрывавшего его морщинистое лицо.

Ланда расхохоталась, словно подобная возможность показалась ей верхом абсурда. Она пробежалась рукой по жестким, седым волосам и задумалась, на что она должна быть похожа — без сомнения, напуганная, с темными мешками под глазами.

«Наверное, я выгляжу как преступница», — вздохнула она про себя и стала гадать, как отреагируют прочие члены Совета, когда увидят ее сегодня. Впрочем, остальные тоже должны выглядеть так, словно последние два месяца за ними охотились.

— Что тебя тревожит? — не унимался Марко. Он стоял перед ней, держа в руках полотенце, а волосы с сильной проседью забавно топорщились. Ланда улыбнулась и коснулась пальцем ямочки на подбородке. Верный Марко, наивный Марко, как он воспримет известие, если правда все же выйдет наружу?

С реки донеслись крики, и оба они невольно повернулись к окну. Окна находились высоко под потолком, рамы были полностью распахнуты, утренний ветерок играл мягкими складками полотняных занавесок. Вдали текла река Веселая, и там на причале, расположенном ниже моста Правосудия, собралась толпа. Центральная часть моста опиралась на две массивные каменные колонны, возвышавшиеся на восемьдесят футов над водой друг напротив друга на разных берегах, и таким образом по реке беспрепятственно могли проходить любые парусные суда. Восьмидесятифутовый мост Правосудия был одной из самых высоких построек Прандиса и, следовательно, одним из любимейших мест для тех, кто желал покончить счеты с жизнью.

На причал выскочили двое мужчин и нырнули в ледяную воду, надеясь спасти самоубийцу, бросившегося с моста. Ланда могла бы объяснить им, что они зря тратят время. Никого из тех, кто прыгнул с моста Правосудия, не увидят, пока по дну реки не пройдутся драгой, чтобы отыскать тело.

— Третий за эту ночь, — потрясенно пробормотал Марко. — Норма целого сезона. Что творится на свете?

Он не ожидал ответа, но Ланда подумала, что вполне могла бы его дать. По всей вероятности, это началось вчера днем, когда по городу принялись с невинным видом порхать стаи белых конвертов. Некоторые предназначались для газет. Другие — для правительственных учреждений, а остальные — городской страже и частным лицам. В каждом конверте лежала одна папка. А в каждой папке содержались семена чьей-то погибели.

Она не сомневалась, что это были папки Галатина Хазарда.

Целую ночь Ланда провела, сходя с ума от беспокойства из-за этих папок, вернее из-за одной, конкретной. Ее папки. Много лет — больше, чем она могла сосчитать по пальцам, — Ланда аккуратно вносила плату именно тем способом, которого требовал он. Нужное количество монет, своевременно, год за годом. Так что у Хазарда нет причин выдавать ее.

«Если ты на самом деле в это веришь, — спросила она себя, — то почему не можешь спать?»

Ланду Уэллс беспокоило количество разоблачений, произошедших накануне. Она сама слышала о десяти, но опасалась, что ей известна лишь малая часть. Было бы абсурдом полагать, будто десятки должников Хазарда решили бойкотировать платежи. А если Хазард собрался предать гласности папки тех, кто платит… Она содрогнулась и подумала, что будет с бедным, милым Марко.

Ланда винила во всем Тейлора Эша, это назойливое дерьмо. Каким-то образом обнародование папок Хазарда было связано с убийствами экс-министров. С самого первого случая убийца пытался свалить вину на Хазарда, но Совет знал, что тот невиновен. Тейлор Эш заявил об этом на заседании больше месяца назад, но он также сказал, что собирается использовать подозрение, павшее на Хазарда, чтобы заручиться помощью бывшего шпиона. Эш как-то сумел запугать и вынудить того к сотрудничеству. И вот результат. Хаос. «Если весь город прямиком отправится в ад, — подумала Ланда, — кого будет волновать, кому достанутся эти чертовы Фразы?»

С побережья задул пронизывающий ветер, и в сердце Хирама Минза зазвучала радостная мелодия. Середина весны обычно означала начало мертвого сезона в его лавке от Топливной концессии портового района, расположенной на нижнем этаже его дома. Торговля затихла уже десять дней назад. Хотя у Минза не имелось официальных конкурентов — он являлся единственным в городе обладателем лицензии на поставку топлива в этом районе, — весенняя оттепель являлась достойным противником. Именно весной жители подчищали собственные запасы угля, стараясь полностью исчерпать их до начала лета. Однако несколько дней этого пронизывающего берегового ветра, и очередные стоуны угля еще один, последний раз в этом сезоне превратятся в золото в его карманах.

Минз задержался возле зеркала, стоящего на полу рядом с дверью в спальню. Оно было заключено в большую, овальную раму красного дерева и Минзу полностью подходило, словно он выбрал овальную форму, чтобы избежать траты денег на лишнее стекло. Минз внимательно оглядел себя, начиная от маленьких ступней и тонких, искривленных икр к раздавшимся бедрам, с годами раздувшемуся, словно у объевшейся змеи, животу, чахлой груди и длинной, яйцевидной голове. Он заметил ниточку на своем сером костюме и еще раз тщательно почистил свой наряд, прежде чем спуститься в лавку.

Сама лавка была немногим больше обычной комнаты, разделенной пополам длинной конторкой. Да и к чему ему большое помещение? Лавка существовала исключительно для того, чтобы принимать заказы, они затем передавались другому городскому концессионеру (как бы Минз хотел, чтобы ему удалось прибрать к рукам ту лицензию!), который распределял уголь. Хотя высокие бочонки с углем стояли по обе стороны двери, а рядом выстроились специальные лопаты, все это было бутафорией. Согласно договору, здесь вы не смогли бы получить ни единого стоуна угля. Минз подумал, что в эти весенние дни, будь у него хотя бы фунт, деньги, полученные за его продажу, могли бы превысить всю дневную выручку. Он вздохнул, предоставленный себе в эти одинокие утренние часы. В пик сезона Минз нанимал дополнительных клерков, которые помогали ему оформлять заказы, но сегодня ему предстояло работать одному, пока не появится один из его помощников, чтобы отпустить хозяина перекусить.

Раздавшийся стук в дверь вызвал улыбку на лице Минза. Прибрежный ветер уже принес ему удачу. Вот и клиент, а он даже не успел очинить перо и открыть чернильницу. Минз отпер дверь и нимало удивился, обнаружив вместо одного человека небольшую толпу, собравшуюся возле ставень его лавки.

— Ба, мастер Дийзен, — произнес Минз, узнав дородного судовладельца, чья контора находилась прямо напротив его собственной. — Да еще мастер Азерьян. И мистрис Клойзи.

Вокруг собралось человек тридцать, слишком много, чтобы протиснуться и открыть ставни.

— Не будете ли вы так добры отодвинуться от ставень… — начал Минз.

— Ваши ставни могут подождать, — проревел из-под бороды Дийзен. Этот человек был капитаном в течение двадцати лет, а потом оставил море ради конторы и славился среди моряков тем, что никогда не улыбался, даже завидев землю. Но уж слишком мрачный, даже для вечно хмурого Дийзена, был у него тон.

— Вряд ли я смогу записывать заказы в темноте, — заметил Минз, теперь уже нервно поглядывая на толпу. Он сообразил, что даже в самый холодный зимний день возле его лавчонки никогда не собиралось тридцать клиентов еще до ее открытия.

— Сегодня тебе не придется записывать заказы, — буркнул Дийзен, грубо толкая Минза в сторону дверей. Старый мореход отличался бесцеремонным нравом человека, проведшего в море нелегкую жизнь.