Гордость и целомудрие - Хенке Ширл - Страница 28

• Предыдущая
• 28/78
• Следующая

Не тратя времени даром, они быстро спустились в гостиную, чтобы повидаться с другом.

— Алекс, я беспокоилась о вас! — воскликнула Джосс, не в силах сдержать охватившее ее волнение. Пок с радостным лаем кинулся навстречу юноше. Алекс присел на корточки и похлопал его по спине. — Что с вами стало? — с укором спросила Джосс.

— Пожалуй, в данном случае уместнее тревожиться о том, что стало с вами! — Он выпрямился и обвел гостиную выразительным взглядом. — Джосс, это чертовски похоже на золотую клетку! — Он ласково сжал ее ледяные руки в своих, с тревогой заглядывая ей в глаза.

Джосс ответила неестественно безмятежной улыбкой:

— Да, пожалуй, это выглядит несколько… вычурно на мой вкус.

— А что же ваш дражайший дядюшка Эверетт? — Алекс по-прежнему не сводил с нее живых темных глаз.

— Боюсь, нам с графом так и не удалось найти общий язык, — призналась она.

— Шестое чувство мне подсказывает, что вы не сошлись во взглядах на жизнь. — Алекс не выдержал и усмехнулся.

Джосс прошла к окну, села на стул и жестом предложила гостю расположиться напротив.

— Рано или поздно мне все равно пришлось бы научиться терпению. Папа всегда укорял меня в излишней дерзости. Его милость запретил мне работать и в больнице, и в приюте для беспризорников.

— Боюсь, что по его понятиям это несовместимо с представлением о приличной леди.

— Да, я знаю, что леди предназначена быть украшением приличной семьи, но коль скоро из меня украшения не получится, я, кажется, нашла способ продолжать свою деятельность… хотя для этого мне придется прибегнуть к небольшой хитрости, — добавила она, заговорщически понизив голос.

— Что это вы задумали, Джосс? — поинтересовался Алекс с лукавой улыбкой.

— Я скажу графу, что решила восполнить пробелы в образовании и хочу изучить все тонкости поведения приличной дамы. По утрам я буду ходить на уроки к месье Ле Бо. Как вам должно быть известно, утром бывает самое выгодное освещение для занятий живописью, — пояснила она с ехидной улыбкой. — А днем синьор Вальполла станет давать мне уроки игры на фортепиано.

— Графу ваше образование влетит в приличную сумму! — Теперь уже Алекс улыбался во весь рот.

— Совершенно верно. Представляете, сколько всего можно будет накупить на эти деньги для школы и больницы! Пока он будет считать, что я хожу на уроки, мне никто не помешает заниматься своими делами!

— А если он что-то заподозрит?

— Мне будет достаточно ходить в платье, заляпанном краской, и бренчать на фортепиано по вечерам, — отвечала Джосс, небрежно пожимая плечами. — Я ведь уже умею играть! — добавила она с дьявольской улыбкой.

— Ах, вот теперь я снова вижу мою прежнюю неунывающую Джосс! — Алекс по-братски пожал ей руку. — Я ужасно огорчился, когда узнал, что вас вынудили покинуть ваши с отцом комнаты.

— Тетя Регина не так уж и виновата. — Джосс пожала плечами, давно смирившись с этим предательством. — Она отлично знала, что мне нечем будет платить ей.

— А разве какое-нибудь из этих ваших бесчисленных обществ не могло назначить вам хоть какое-то содержание?

— Я стала одинокой женщиной, лишившейся опекуна, — впервые в голосе Джосс прозвучали обида и боль, — и все как один решили, что это не позволяет мне ни учить детей, ни ухаживать за больными.

— Черт бы побрал всех этих святощ с их идиотской моралью и приличиями! Вы сами вольны выбирать себе занятие по душе, Джосс!

— Спасибо вам, Алекс, за то, что все еще верите в меня! — Она грустно улыбнулась при виде его простодушной вспышки гнева.

— Но почему вы не пришли ко мне, Джосс? Я сумел бы вам помочь. У меня достаточно денег. Черт побери, я…

— Алекс, я не могу жить на чьи-то подачки. Я слишком ценю вашу дружбу.

— Именно поэтому вам и следовало обратиться ко мне, а не разыгрывать из себя идиотку, стараясь выжить у Сатингтона!

— Алекс, вы представляете, какой поднимется шум, если узнают, что я живу с вами под одним кровом? По-вашему, нас не обвинят в том, что мы сами стараемся кого-то разыграть? Я-то отлично понимаю, что полная чушь — вообразить нечто подобное о такой образине, как я. Но слухи пойдут один чудовищнее другого! А я не хочу, чтобы из-за меня на вас возводили напраслину! — убежденно закончила Джосс.

У Алекса вырвался громкий вздох.

— С каких это пор нас стало беспокоить общественное мнение? — решительно сказал он. — Обещайте, что если жить у графа станет совершенно невозможно, если у вас возникнут какие-нибудь проблемы, вы немедленно отправитесь ко мне! Вместе мы непременно найдем выход из любой ситуации. Обещаете?

— Обещаю, — неохотно ответила она. — Но вы напрасно беспокоитесь, этот старый дьявол уже у меня в руках. Понимаете, ему ведь главное — внешние приличия, а что за этим кроется — наплевать.

— Он что, считает заботу о вас неприятной для себя обязанностью?

Джосс неохотно кивнула и постаралась сменить тему беседы:

— Ну а теперь ваша очередь, выкладывайте мне всю правду, где вы пропадали? Разбивали сердца красоткам или обставляли полгорода в вист?

Алекс с суровым видом покачал головой и достал из кармана жилета золотые часы.

Джосс невольно охнула, почувствовав на ладони знакомую тяжесть. Пальцы сами нажали на пружину и пробежались по искусной гравировке на крышке.

— Где вы их нашли, Алекс? Как вам это удалось?

— Там, где я и пропадал все эти дни — в логове убийцы вашего отца, Джосс, — тихо сказал он.

Ее глаза наполнились слезами. Она упрямо смахнула их и строго взглянула на Блэкторна:

— Вы нашли того, кто убил папу?

— Это был Джим Баркер, — сказал Алекс. — Он нанял другого убийцу, по имени Джон Слокум.

— Алекс, вы… вы убили этих людей?

— Скажем по-другому: я восстановил справедливость, — твердо ответил он.

— Понимаю. Моя вера учит прощению и осуждает месть. Но я не могу сожалеть об их гибели, потому что в противном случае, кто знает, сколько еще невинных жертв пострадало бы от их рук? Но вы снова рисковали жизнью ради меня. А вдруг бы вы погибли?

— Как говорит бабушка Чарити, я слишком большой пройдоха, чтобы умереть в молодые годы! — заявил Алекс с самодовольной улыбкой. — К тому же я был не один. Меня повсюду сопровождал Драмм.

— Значит, теперь я в долгу и перед ним. Непременно нужно будет его поблагодарить. — Однако ее не очень-то радовала эта перспектива.

— Джосс, вы что, подавились костью? — ухмыльнулся Алекс.

Вслед за томительными зимними месяцами пришла весна 1812 года, и слухи о грядущей войне с Америкой затмила скандальная речь премьер-министра Спенсера Персиваля, произнесенная 11 мая. Не прошло и месяца, как правительство пало. Пока городская чернь бушевала на улицах Лондона, в литературных салонах все дружно пели дифирамбы выдающемуся новому поэту, сочинившему бесподобное «Паломничество Чайльд Гарольда».

Алексу удалось побывать на нескольких вечерах и даже познакомиться с юным литературным львом, однако Джосс мало интересовал скандальный успех лорда Байрона. Она была слишком занята своей двойной жизнью под крылом у дражайшего дяди Эверетта. Какое-то время девушка опасалась, как бы ему не пришло в голову забрать ее из Лондона в загородное поместье, но граф снизошел до просьбы Джосс не прерывать успешных уроков. Скорее всего он был только рад хотя бы на время избавиться от ее присутствия.

Но в апреле Сатингтон вернулся, и Джосс снова пришлось врать и притворяться, чтобы иметь возможность заниматься своими делами. Это угнетало ее открытую и честную натуру, да вдобавок дядю все сильнее раздражали визиты в их дом Алекса Блэкторна. Надо сказать, что молодой американец к этому времени успел приобрести столь скандальную славу, что с успехом мог бы помериться ею с самим лордом Байроном.

Итак, жизнь Алекса и Джосс шла своим чередом и была в общем-то довольно монотонной, если бы не Пок. Как-то раз летом, в то время как Джосс трудилась с больнице, Пок среди бела дня бежал по улице, сжимая в зубах огромную черную крысу. К вечеру слухи о его доблести распространились по всему городу. К несчастью, в них упоминалась не просто «собака», а «чистокровный стаффордширский терьер дочки убитого священника». И когда вечером Джосс, ни о чем не подозревая, вернулась домой, граф уже поджидал ее в своем «логове». Так Джосс называла его вызывающе роскошный кабинет с огромной медвежьей головой, злобно сверкавшей алыми стеклянными глазами. Однако хищное выражение оскаленной медвежьей морды не шло ни в какое сравнение с холодной яростью, полыхавшей в колючих глазах графа Сатингтона.

• Предыдущая
• 28/78
• Следующая