Дерзкая пленница - Хенли Вирджиния - Страница 10

• Предыдущая
• 10/63
• Следующая

Отряд Ги де Монтгомери состоял из сорока всадников, включая двух его младших братьев — Николя и Андре. Ги было тридцать лет. Андре и Николя — двадцать и девятнадцать. Последние десять лет Ги приходилось быть для них не только братом, но и отцом. Мальчики жили очень дружно: всюду бывали вместе, все делали сообща. Беспечные, озорные, они никогда не унывали, с готовностью бросались навстречу любому, самому отчаянному приключению, и на их красивых смуглых лицах всегда играла радостная улыбка.

Ги частенько вздыхал и качал головой, глядя на братьев, хотя и сознавал, что он чересчур серьезно относится к жизни, но обстоятельства сложились так, что ему пришлось с юных лет взять на себя ответственность за всю семью. Ги был прирожденным вожаком. Его слушались, уважали, а некоторые и искренне любили, как, например, его помощник Рольф.

Ги позвал к себе братьев и Рольфа.

— Мы не пойдем ни с Вильгельмом, ни с моим славным другом Робером де Мортеном. Нам предстоит отправиться на север с тем, чтобы заявить права Вильгельма на все земли от Гастингса до Лондона. Туда двинутся и другие отряды, но мы будем действовать самостоятельно. Ближе к Лондону мы присмотрим места побогаче и возьмем их себе во владение. В тех же селениях, что встретятся нам на пути, будем забирать все ценное. Охрану нашей добычи я поручаю Николя и Андре, Дело это весьма опасное. В любой момент на нас могут напасть грабители. Если хорошо поработаете, каждый из вас получит во владение поместье. Даю вам под начало двенадцать воинов. Старайтесь держать их в узде. — Ги подмигнул Рольфу, понимая, с какими трудностями сопряжен этот совет.

Воины Вильгельма жили в нужде. Им давно уже стало тесно во Франции, которую они алчно разорвали на клочки. Опасаясь их раздражения и озлобленности, Вильгельм нашел для них страну за морем. И Ги знал, что эти изголодавшиеся люди будут набрасываться и с жадностью хватать все, что попадет им в руки: земли, сокровища, женщин…

Белолицые сакские девы с золотыми волосами очень привлекали молодых нормандских завоевателей. Они были так не похожи на черноволосых женщин их родины, у которых зачастую и кожа была желтоватой.

У жителей сельской местности конные отряды норманнов вызывали панический ужас. Всадники казались им громадными и могучими в своих кольчугах, латах и шлемах со щитками, закрывавшими нос. На огромных боевых конях, также закованных в броню, они важно ехали, подняв копья, и узкие флажки развевались на ветру. Эти люди были сильными, решительными и беспощадными, они не ведали ни жалости, ни снисхождения. При одном появлении норманнов у обитателей глухих деревушек начинали стучать зубы от страха. В таких затерянных поселениях норманнам достаточно было просто заявить: «Вильгельм, герцог Нормандский, объявляет Англию своим суверенным владением». После того как жители приносили клятву на вассальную верность, у них бесцеремонно отбирали все, что представляло какую-нибудь ценность, и, разумеется, насиловали приглянувшихся женщин. Когда же на пути попадался город, оказывавший вооруженное сопротивление, норманны, захватив era, грабили и поджигали дома, убивали или увечили его защитников.

Конь сам нашел дорогу к конюшням Годстоуна. Эдвард попытался слезть, но упал с седла и потерял сознание. Человек, стороживший конюшню, сначала не узнал юношу — настолько ужасен был его вид. Уже давно перевалило за полночь, но как только сторож понял, кто перед ним, он тут же помчался в господский дом. Срочно послали за леди Элисон.

— Отнесите его наверх, в самый дальний покой, — приказала слугам леди Элисон. — Спасибо, теперь я управлюсь сама. Возвращайся в конюшню и никому не говори, что он вернулся, — предупредила она конюха.

Потом подошла к опочивальне Лили и тихонько •постучала в дверь.

— Лили, мне срочно нужна твоя помощь. Надень теплое платье, разбуди кого-нибудь из слуг и пошли на кухню вскипятить воду. Я возьму свою шкатулку с притираниями и снадобьями. Приготовься, Лили. Вернулся Эдвард — ему отрубили руку.

Леди Элисон исподтишка взглянула на дочь, когда они приблизились к молодому человеку. Ее тревожило, справится ли Лили с первым в ее жизни глубоким потрясением. На Эдварда было страшно смотреть: прекрасные волосы и борода были покрыты кровью и грязью. Культя обрубленной руки воспалилась и кровоточила, а в тех местах, где прижигание не помогло, гноилась. Лили нежно коснулась его лба.

— У него жар, матушка.

— Да, я напою его отваром ромашки. Подай мне вон тот зеленый бальзам из кандыка, он очень полезен при воспалении ран. Помоги мне раздеть его.

Они стали снимать с Эдварда кольчугу и кожаную тунику. Он приподнялся, взглянул на них безумными, лихорадочными глазами и попытался сопротивляться, но силы его скоро истощились, и он, потеряв сознание, упал. Вошла Эдит с горячей водой, и они стащили с него поножи и штаны. Тело Эдварда было мертвенно-белым и казалось безжизненным.

— Я омою его матушка, — спокойно сказала Лили. — Он приехал один? Что-нибудь говорил

— Он был один. Другие, возможно, приедут следом. Нет, он еще не сказал ни слова. Я поместила его сюда, в эту дальнюю комнату, чтобы не потревожить леди Хильду. Не говори ей пока ничего: она в таком плохом состоянии, что не выдержит потрясения.

Леди Элисон перевязала культю. Лили и Эдит сменили на постели белье и осторожно укрыли Эдварда меховыми одеялами. Он забормотал что-то, а потом несвязно выговорил:

— Все погибли… все погибли… поле мертвых… зарублены, убиты…

Скоро он успокоился.

— Ступай к себе, дочка, отдохни. Утром, когда он проснется, твое присутствие будет для него целебным. И потом завтра нам придется многое решить.

Когда заря окрасила небосвод розовым светом, леди Элисон тихо вошла к Лили:

— Эдвард проснулся и чувствует себя лучше, хвала Господу! Но он принес страшную весть. Милорд Этельстан убит. Эдвард видел это собственными глазами.

Лили прижала руки к губам, чтобы удержать крик ужаса.

— Погибли и все наши воины. Вулфрик тоже мертв. Мы с тобой овдовели в один день.

У Лили бешено заколотилось сердце и голова пошла кругом. Она одновременно испытывала и чувство горестной утраты, и большое облегчение. Это так поразило ее, что она в замешательстве потрясла головой. «Как это я могу сразу чувствовать и горе, и радость? — в смятении подумала она. — Как будто во мне живут два разных человека».

— Мы даже не можем перевезти их домой и похоронить. Все саксы либо мертвы, либо бежали на север, и Эдвард говорит, что силы норманнов несметны и они двигаются очень стремительно. Остановить их невозможно. Думаю, Лили, они уже близко. Разбуди всех женщин, всех служанок. Пусть соберутся в зале. Мне надо поговорить с ними.

— Матушка, как вы себя чувствуете? — с тревогой спросила Лили.

— Я буду горевать потом — сейчас для такой роскоши нет времени.

Выйдя к домочадцам, леди Элисон подняла руку, призывая к молчанию.

— Слушайте меня внимательно! Король Гарольд убит в сражении при Гастингсе! Норманны пришли, чтобы покорить нас. Хозяин Годстоуна погиб, и все мужчины, что были с ним, тоже. Ваши отцы и мужья мертвы. Враги уже близко. Они убивают, грабят, сжигают дома. У нас есть только одна возможность спастись, и та очень зыбкая. Я намерена сдать норманнам это поместье и просить их о милосердии.

— Но нас изнасилуют! — воскликнула одна из девушек.

— Это будет наименьшая беда, милая, из всего того, что может с вами случиться, — выразительно произнесла леди Элисон.

— Саксы умеют насиловать не хуже, чем норманны! — усмехнулась Лили, сжав кинжал, висящий у нее на поясе.

— Убери свой кинжал, Лили! — приказала мать. — Так вот! Они — мужчины! И они хотят поработить нас! Но они забыли, что это женщина всегда покоряет мужчину! Нам очень повезет, если мы сумеем остаться в живых. Да, мы лишимся всего, у нас ничего не будет, кроме жизни. Но этого достаточно! Умные женщины во все времена превращали мужчин в своих рабов. И я надеюсь, что каждая из вас сумеет доказать это. Не нужно никакого вероломства. На мед поймаешь больше мух, чем на уксус. Я сделаю для вас все, что смогу. Остальное в ваших руках. Я пойду в деревню и сама поговорю с крестьянами. Мы не поднимем на них оружие. Никакого отпора они здесь не получат! Да и, честно говоря, разве для крестьян что-нибудь изменится, когда у них будут новые хозяева? Разумеется, если эти хозяева не причинят им вреда.

• Предыдущая
• 10/63
• Следующая