Дракон и сокровище - Хенли Вирджиния - Страница 23
- Предыдущая
- 23/76
- Следующая
Ричард взглянул на гостя с восхищением, тогда как на лице Генриха отразились недоверие и испуг. Симон де Монтфорт появился перед монаршей особой вооруженным, потому что никто не осмелился предложить ему сдать свой, меч, как того требовал придворный этикет.
Улыбка, осветившая лицо Симона, была столь открытой и дружелюбной, что братья сердечно улыбнулись ему в ответ, лишь теперь осознав, что человек этот еще совсем юн, скорее всего одних с ними лет.
Он поклонился и глубоким, низким голосом проговорил:
— Примите мои поздравления, сир. Как мне стало известно, вы только что успешно завершили военную кампанию в Уэльсе. — Он адресовал свою похвалу Генриху, мгновенно догадавшись, что более слабый и менее привлекательный из двоих братьев и есть король Англии.
Генрих издал нервный смешок. Ему было приятно услышать искренний комплимент из уст столь прославленного воина.
— Будь у меня меч, подобный вашему, мы победили бы этих валлийцев значительно быстрее!
Симон немедленно расстегнул перевязь и протянул королю свой огромный двуручный меч. Не желая обидеть герцога Корнуоллского, он передал ему свой кинжал. Это оружие не поражало глаз богатой отделкой, чеканкой и драгоценными камнями, но его десятидюймовый клинок был остро отточен, а рукоятка, обернутая в кожу, была выточена из дерева столь искусно, что удобно ложилась в самую нетвердую, неопытную ладонь и крепко удерживалась даже неумелыми пальцами. Братья вынули подарки из ножен и принялись пробовать остроту лезвий подушечками больших пальцев. Все трое с упоением разглядывали, меч и кинжал, обмениваясь воинственными возгласами. Кровь быстрее заструилась по их жилам, щеки окрасил румянец. Они испытали прилив острейшего сексуального возбуждения и, поняв это по лицам друг друга, громко расхохотались. Симон не стал дожидаться, пока король изволит спросить его о цели этого визита.
— Я прибыл, чтобы поступить к вам наслужбу, сир.
— И вы готовы принести присягу на верность мне? — с сомнением в голосе спросил Генрих.
— Что вы просите взамен? — осведомился практичный Ричард.
— Лишь то, что принадлежит мне по праву, — спокойно ответил Симон. — Мои предки появились в Англии во время норманнского завоевания. Один из них женился на принцессе и стал графом Лестером. Когда ваш родитель потерял Нормандию и ею стала владеть Франция, мой отец оказался перед выбором, в какой стране ему поселиться, какому королю служить. Когда он после мучительных колебаний остановил свой выбор на Франции, король Джон конфисковал все его земли и титулы в Англии. Он отдал графство Лестер Ранульфу Честерскому, чтобы тот управлял им временно как наше доверенное лицо. А поскольку вы, ваше величество, не так давно решили передать Лестер упомянутому барону в вечное владение, я поспешил сюда, чтобы заявить свой протест и отстоять свои права.
Ричард, прекрасно помнивший все родословные знатных норманнских семей, нехотя кивнул:
— Я согласен с тем, что графство Лестер по праву принадлежит Симону де Монтфорту. Но не вам, а вашему отцу!
— Мой отец убит в сражении близ Тулузы. Старший брат мой не так давно назначен коннетаблем Франции. Поскольку нам с ним, признаться, тесновато на одном континенте, мы заключили соглашение. Я обязался не претендовать на французские владения нашей семьи при условии, что он отказывается от таковых на территории Англии, уступая их мне. Я приехал сюда, чтобы вступить во владение графством Лестер.
Плантагенеты многозначительно переглянулись. Прямота и откровенность Симона произвели на обоих благоприятное впечатление. Сила же и властность, скрывавшиеся за этой прямотой, страшили и одновременно восхищали их.
— А если вам не удастся вернуть свою собственность мирным путем? — спросил Ричард.
В ответ Симон молча улыбнулся. То была улыбка хищного зверя, сознававшего свое могущество.
— Вы получите Лестер! — поспешно произнес Генрих.
— Я всего лишь воин, — со сдержанным достоинством проговорил Симон. — В настоящий момент у меня нет ни денег, ни земель, ни титулов. Все, чем я располагаю в избытке, — это честолюбие. — И он снова улыбнулся, на сей раз — по-юношески простодушной, обезоруживающей улыбкой.
Двери распахнулись, и слуги, предшествуемые церемониймейстером, внесли тяжелые подносы с едой и напитками. Ричард был доволен, что свежей, ароматной, изысканной снеди оказалось вдоволь, — этот великан наверняка должен есть за десятерых!
— Сожалею, что не в моей власти немедленно вернуть вам Лестер, — сказал Генрих, пригубливая вино. — Честер наделен огромной силой и властью. Я не могу оскорбить его, велев вернуть вам ваши владения. По крайней мере в ближайшее время. Но ведь Ранульф — глубокий старик. Когда он покинет сей мир, я позабочусь о том, чтобы графство Лестер оказалось в ваших руках. Видите, все не так уж плохо, и вам надо лишь набраться терпения, дорогой Симон.
Симон сдержанно кивнул и одним глотком опорожнил вместительный кубок эля.
— Почему вы все же предпочли Англию своей солнечной, цветущей, благоуханной родине? — осторожно спросил Ричард.
— Я всегда считал, что отец, да упокоит Господь его душу, сделал неверный выбор.И сколько я себя помню, меня всегда снедала досада из-за того, что он потерял такие земли!
— Впрочем, подобные же мысли наверняка беспокоят и вас обоих?
Симон задел чувствительную струну в душах обоих принцев. Они с детства сгорали со стыда при любом упоминании о бездарном правлении своего отца, короля Джона, о его потерях на континенте, прочно закрепивших за ним позорное прозвище Безземельный. Нынче их заветная мечта о возвращении под власть английской короны Нормандии и Аквитании захватила обоих с небывалой силой. Победа в Уэльсе вскружила Генриху голову, и он все больше склонялся к мысли о войне с Францией, хотя Губерт де Бург и Уильям Маршал высказались против подобной рискованной авантюры.
— Ваш знаменитый предок Генрих II всегда служил для меня примером, — признался Симон. — Ведь по рождению он был всего лишь графом, но отвага и честолюбие вознесли его на английский трон, сделали его властителем анжуйских провинций, Нормандии и почти всей Аквитании. Но меня восхищает не только та решимость, с какой он завоевывал титулы и земли. Ведь его величество был умным, тонким политиком, во времена его правления было принято множество новых законов, принесших немалую пользу стране. О, что это был за человек! Впрочем, простите меня, — и Симон виновато усмехнулся, — я, похоже, сел на своего любимого конька. Когда речь заходит о короле Генрихе II, я теряю чувство меры и могу часами превозносить его доблести и заслуги!
— Я назначу вам жалованье в четыреста марок, дорогой Симон, если вы согласитесь поступить ко мне на службу, — заявил король.
Симон едва не поперхнулся элем. Вот так королевская щедрость! Ничего не скажешь! Но, поставив кубок на стол, он скрыл свое разочарование под учтивой улыбкой. Он найдет возможность сам о себе позаботиться!
— Сотня рыцарей ожидает моих приказаний, сир. Я немедленно пошлю за ними.
— Не спешите с этим! — ответил король. — Граф Бретанский объявил Франции войну и просил меня присоединиться к нему. Поскольку ваши люди еще не покинули континента, я пошлю туда вас, дорогой Симон. Де Бург и Маршал против этой войны, и я совсем было решил отказать графу Бретанскому в поддержке, но теперь, после вашего согласия служить мне, ситуация переменилась. Я дам вам письмо к графу.
Генрих взглянул на Ричарда в надежде, что брат поддержит его смелые планы.
Ричард кивком выразил свое согласие.
— Когда как не теперь воевать нам с Францией, — задумчиво проговорил он. — У них столько внутренних смут, которые ослабляют военную мощь страны!
В расчетливом, практичном уме Ричарда уже созрел план, как сделать Симона полезным ему самому, герцогу Корнуоллскому. Ричард не сомневался, что де Монтфорт железной рукой подчинит мятежную Гасконь и принудит ее к повиновению. Пожалуй, если кто из военачальников и способен на подобное, то только он — Бог войны!
- Предыдущая
- 23/76
- Следующая
