Дракон и сокровище - Хенли Вирджиния - Страница 63

• Предыдущая
• 63/76
• Следующая

— Я не хуже вашего знаю, как слаб и безволен наш монарх, но ведь принцесса Элинор любит его. Она способна простить ему все, что угодно, но не смерть Уильяма.

— Разве Генрих повинен в этой трагедии?

— Я уверен, что Маршал был отравлен по приказу Винчестера, который взял в свои руки бразды правления Англией. И Генрих не помешал ему совершить это злодеяние. Если принцесса узнает обо всем этом, негодяй де Рош почувствует, что земля горит под его ногами, и не остановится ни перед чем. Я очень тревожусь за свою госпожу…

— Ее благополучие в моих руках. — Лицо Симона расплылось в торжествующей улыбке. — Она моя!

Рикард облегченно вздохнул, но глаза его выдавали тревогу и смущение.

— Я сделаю для твоего дяди все, что будет в моих силах. Но для этого мне потребуется время. Пусть наберется терпения и ждет благоприятных перемен в своей судьбе. Сейчас Англии, как никогда прежде, нужны защитники, подобные Губерту де Бургу, иначе кто же будет противостоять проискам де Роша, савойяров и де Лусиньянов?

— Милорд, ваши слова — словно бальзам для моего сердца.

— Полно, сэр Рикард! Позаботьтесь-ка лучше об устройстве на ночь своих людей и их коней: завтра мы отправимся в Виндзор.

Гарнизон Чипстоува, после смерти Уильяма Маршала формально находившийся под командой графини Пембрук, отправился в путь вместе с Элинор, Рикардом де Бургом и графом Лестером. Воины желали примкнуть к числу лучников и копьеносцев де Монтфорта, и тот был рад такому пополнению.

— Это научит гадкого щенка Уильяма де Лусиньяна не задирать лапу там, где мочатся взрослые псы! — мрачно изрек он. После остановки в Одигеме их с Элинор пути должны были разойтись: он направлялся в Лестер, чтобы доставить туда валлийских воинов, она намеревалась ехать ко двору, чтобы отстоять свои имущественные права, которые так жестоко попрал Генрих.

Тайная связь Элинор и Симона продолжалась все три дня, что они провели под крышей Одигема. Они разлучались лишь днем, чтобы ночью снова насладиться близостью друг друга. Элинор, которую всю жизнь называли бесценным сокровищем, лишь теперь поняла истинное значение этих слова. Симон берег, лелеял и нежил ее, он не уставал восторгаться ее красотой и умом, он ловил влюбленными глазами каждый ее жест, внимал каждому ее слову. «Как несправедливо, что я никогда не смогу принадлежать ему по праву, не смогу связать свою судьбу с этим бесконечно дорогим мне человеком!» — думала она, наматывая на тонкий пальчик его шелковистые локоны.

С тяжелым сердцем отправилась она в Виндзор, предвидя, что разговор с Генрихом будет не из легких. Предчувствия не обманули ее. Король непременно хотел одарить своего единокровного брата со всей монаршей щедростью. Он пообещал Элинор, что заставит парламент назначить ей солидную пенсию в возмещение потерянных Пембрука и Кенилворта. При всем своем старании Элинор не смогла добиться от него большего. В конце концов она сдалась на его уговоры, вспомнив, как отчаянно она нуждалась в деньгах, ведь ей надо было содержать всю челядь Одигема и Дарем-хаус!

— Останься здесь, дорогая! — убеждал ее король. — Мне будет легче уговорить этих тупоголовых вельмож в твоем присутствии. Они не посмеют отказать тебе в пенсии.

Элинор нехотя согласилась. Ей хотелось как можно скорее вернуться в Одигем, чтобы ждать там возвращения Симона. Ведь здесь, при дворе, их связь не могла бы надолго остаться тайной.

Элинор была поражена той неприкрытой ненавистью, которую выказывали члены парламента ее брату-королю. Они нехотя согласились назначить ей пенсию, потребовав от Генриха восстановить действие Великой хартии. Парламентарии упрекнули монарха в тех щедротах, которые он неумеренно расточал трем своим единоутробным братьям, и Элинор не могла не признать, что полностью разделяет их негодование. С тяжелым чувством покинула она Виндзорский дворец и вернулась в свою резиденцию, где все напоминало ей о Симоне.

Прошел целый месяц, а он все еще находился в своих владениях. Жизнь при дворе тяготила Элинор, но она не торопилась в Одигем, снедаемая досадой и желанием дать понять де Монтфорту, что вовсе не стремится к возобновлению их связи.

В конце октября королева праздновала свой день рождения. Элинор, преподнесшая Красавице дорогой золотой пояс с подвесками из драгоценных камней, была удостоена чести сидеть рядом с виновницей торжества.

Графиня Пембрук надолго запомнила этот вечер, превратившийся для нее в утонченную пытку. Королева со злорадной усмешкой посвятила ее в тайны интимной жизни короля Джона и королевы Изабеллы и, довольная тем, что щекотливые подробности похождений ее родителей вызвали у Элинор смущение, безмятежно добавила:

— Нет ничего удивительного, что у их потомства столь своеобразные любовные пристрастия.

— Что вы имеете в виду? — спросила Элинор как можно более равнодушно.

— Ну как же, дорогая, возьмите хотя бы Уильяма де Лусиньяна. Бедняжка Джоан! Как нелегко ей будет ужиться с этим мужеложцем! Как, вы разве не знали, что он охотнее ложится в постель с мужчинами, чем с собственной супругой? — Элинор густо покраснела и помотала головой. Красавица с улыбкой продолжала: — А Генрих во время любовных игр любит изображать из себя верного пса. Он становится передо мной на колени и тихонько скулит…

— Если он мнит из себя пса, то считает вас своей сучкой? — сверкнув глазами, спросила Элинор.

— Кстати, о сучках, — дружелюбно кивнула королева. — Ваша приятельница Изабелла Маршал вешалась на Ричарда Корнуоллского задолго до того, как ее муж погиб во Франции. Ей удалось женить на себе принца, но сколько сил она, бедняжка, затратила на это!

Элинор хотела ответить злоречивой француженке резкой отповедью, но та не дала ей и рта раскрыть, торопливо продолжив:

— Да и вы, моя дорогая, тоже хороши. Как это вам удалось заездить до смерти нашего могучего Маршала, надежду и опору королевства?

У Элинор перехватило горло, на глаза ее навернулись слезы. Как посмела эта наглая распутница коснуться своими безжалостными руками кровоточащей раны в ее сердце? Внезапно в зале послышался шум, и Элинор увидела в дверях огромную фигуру де Монтфорта. Он направлялся прямо к ней. «Нет! Нет! — беззвучно взмолилась она. — Не подходи ко мне, не то все они сразу же догадаются о нашей связи!» Симон, даже не взглянув на нее, опустился на одно колено перед королевой и, вручив ей подарок, занял место за соседним столом. Элинор облегченно вздохнула и не сразу переключила внимание на королеву, продолжавшую свой монолог.

— …Только и ждет, когда я подам ему сигнал. Вы заметили, как он смотрел на меня? Разумеется, бедняге нужны деньги и он подыскивает себе богатую вдовушку, но все они так безобразны! Граф Лестер женится на одной из них только ради денег, а сердце его будет принадлежать одной лишь мне!

Слова королевы словно раскаленным железом жгли сердце Элинор. Так вот, оказывается, какие планы вынашивал ее возлюбленный! А она так надеялась, что он любит лишь ее одну, свое бесценное сокровище.

С трудом дождавшись конца пиршества, Элинор покинула дворец и побрела вдоль ограды в свое уединенное жилище. Она не отдавала себе отчета в своих действиях, душу ее давила нестерпимая тяжесть. Лишь почувствовав, что замерзла, она огляделась вокруг и обнаружила, что сидит на каменной скамье в своем саду.

— Кэт, — нежно прошептал вдруг возникший перед ней из темноты Симон.

— Не подходите ко мне!

— Ты замерзла. Я согрею тебя!

— Уйдите! Я нездорова и не желаю с вами разговаривать. Позвольте мне пройти к дому!

— Кэт, что с тобой?

— Не знаю. Меня тошнит. Голова кружится…

Сердце Симона подпрыгнуло от радости и забилось где-то в горле. Если Элинор не лгала, то состояние ее свидетельствовало о том, что он близок к осуществлению своей заветной цели. Она носила под сердцем его дитя!

— В чем дело, Кэт? Почему ты сердишься на меня? — ласково спросил он.

— Де Монтфорт, вы клялись мне в вечной любви, а сами подыскиваете себе богатую вдову, чтобы жениться на ней ради денег, и засматриваетесь на королеву.

• Предыдущая
• 63/76
• Следующая