По зову сердца - Алексеев Николай Иванович - Страница 56

• Предыдущая
• 56/101
• Следующая

– Дорогу! – восторженно кричала Майя, летя следом за Яковом Ивановичем. Ее лицо горело ярким румянцем и не столь от мороза, как от чувства восторга, что она так близка от человека, за которым, не моргнув глазом, пошла бы в полымя боя, на край света, куда угодно. И без страха вслед за ним лихо проскочила одну, другую снежные горбушки, а на третьей, не успев скосить лыжи и только вскрикнув «Берегитесь!» – со всего маху налетела на Железнова и вместе с ним кувыркнулась в пушистую постель намета.

– Ух ты! – лежа, звонко выкрикнула Майя, глядя в запорошенное снегом лицо комдива. И, вскочив, с юношеской простотой стала платочком сметать с его лица снежную пыль.

– Ну как? Еще, что ль? – Комдив показал на место старта.

– Угу, – кивнула головой Майя. – Давайте.

Но ее Яков Иванович остановил:

– Подождем всех и тогда решим.

Первым подошел Хватов.

– Молодец? – Яков Иванович покосил глазами на Майю.

– Молодец, – поддакнул Фома Сергеевич. – Надо зачислить в лыжный батальон, – пошутил он, на что Майя, взяв под козырек, бойко ответила:

– Служу Советскому Союзу!

Вечером все штабные, а вместе с ними и Яков Иванович слушали в клубе концерт труппы Московской филармонии. После, поужинав с артистами и проводив их, комдив пожелал Хватову и Доброву спокойной ночи, а сам вернулся к себе и засел за директиву, только что полученную из штаба фронта, по которой дивизия передавалась в распоряжение армии генерала Поленова, действовавшей по оси Московско-Минской автострады.

Разложил на столе приложенную к директиве разведкарту оперативной обстановки противника. И, глядя на нее, сокрушенно потирал лоб: «Где здесь сейчас Вера? Что с ней?..»

Неожиданный стук в двери прервал его раздумья. В дверях стоял Никитушкин.

– К вам, товарищ генерал, Волгина.

– Майя? – удивился Железнов.

– Срочная телеграмма, – протянула Майя листок. – Вас, товарища Хватова и товарища Бойко вызывает командарм.

– Отдали бы оперативному, а уж он сообщил бы всем, – пробегая глазами телеграмму, пробурчал Яков Иванович, что неприятно кольнуло девушку: она привыкла видеть комдива мягким, внимательным и душевным.

– Разрешите идти? – спросила Майя.

– Нет, подождите. – И Железнов написал на телеграмме: «ОД! Сейчас же доложите тт. Хватову и Бойко» и передал ее Майе. – Можете идти. Спокойной ночи.

В начале февраля советское командование развернуло широкое наступление на ржевском, гжатском и юхновском направлениях, ставя своей задачей ликвидировать ржевско-вяземский плацдарм. На этих направлениях наступали пять армий Калининского и шесть армий Западного фронта.

Наступление было настолько стремительным, что ни Модель, ни Хейндрице не только не успевали под прикрытием арьергардов отвести основные силы, но вынуждены были ввести их в бой, дабы не допустить окружения наподобие сталинградского.

Но как упорно ни сопротивлялись войска их армий, они не могли сдержать натиск советских дивизий.

Дивизия Железнова действовала на заходящем фланге гжатской группировки.

Главный удар на Гжатск наносила гвардейская дивизия генерала Стученко.

– Везет же Андрею Трофимовичу, – аж крякнул Добров, обижаясь на свою судьбу. – Как его было прижал Георгий Константинович Жуков, назначая с кавалерийской на пехотную дивизию. Грозил, что в случае провала не даст даже и эскадрон! А тут, накось, генерала дал, гвардейской командует, да еще не где-нибудь, как мы на заходящем фланге, а на главном направлении.

– Полноте, Иван Кузьмич, я Андрея Трофимовича еще до войны знал. Он тогда командовал кавалерийской дивизией. Прекрасный командир. Знающий. Да и люди его любили.

– Нет, Яков Иванович, тут уж чья-то рука действует… – глубоко вздохнул Иван Кузьмич и наконец выдавил из себя то, что давно его мучило: – Вот взять меня. У меня руки там нет, – двинул он головой в сторону штаба фронта, – и взлета нет. А ведь когда он был комвзвода, я тогда эскадроном командовал.

Яков Иванович чуть было не выпалил: «Для нас, военных, война самая лучшая проверка, где все наносное слетает и человек зримо раскрывается либо своим талантом и воинской красотой, либо посредственностью». Но так как это касалось самого Доброва, а утром бой, бой тяжелый и суровый, он ограничился короткой фразой:

– Все это, Иван Кузьмич, напраслина. Давайте-ка еще раз подумаем, не проглядели ли чего-нибудь, – Железнов подвинул карту своего решения. – Будем действовать, как говорил Суворов, по принципу – быстрота и натиск! Главная задача, Иван Кузьмич, не упустить врага, – сказал и сам насторожился. – Вот что. Ты смотри решение, а я позвоню на передний край разведчикам, спрошу, как ведет себя супостат.

На вопрос комдива разведчики ответили:

– Нормально. Как всегда. Пускают ракеты. Больше всего у Сорокино. Там чего-то шумно.

Часов в десять вечера на участке полка майора Кожуры через бруствер переднего края перевалились первоначально саперы, а за ними поползла за языком и разведгруппа во главе со старшиной Груздевым.

Теперь Яков Иванович неустанно находился на НП и вслушивался в каждый хлопок. А когда вспыхивала вражеская ракета, бросался к наблюдательной цели и всматривался в сторону действия разведчиков.

Но они в своем белом одеянии настолько сливались со снежным покровом, что даже в стереотрубу такому опытному фронтовику, как Железнов, казалось, что впереди никого нет. Он было навел трубу по низу проволоки противника, стремясь разглядеть саперов, за которых переживал не меньше чем за разведчиков, но тут его окликнул связист:

– Товарищ генерал, на проводе командующий.

Яков Иванович досадливо нахмурился, так как командарм, начиная со вчерашнего дня, который раз уже звонит, чтобы не прозевали врага. И сейчас говорил с раздражением:

– Чего вы ждете, противник уйдет, тогда будете бить по пустому месту…

Помня недавнюю трагедию соседней дивизии, наступавшей на Лукьянцево, Яков Иванович чуть было не брякнул на грозный голос командарма: «Противник пока сидит прочно, и на его пулеметы напрасно людей бросать не буду!», но учтя, что командующий только три дня, как принял армию, ответил сдержанно:

– Противник, товарищ командующий, на месте. Что касается меня, то я неослабно веду наблюдение и разведку. Передовые отряды и артиллерия наготове. И как только противник шелохнется к отходу, сразу ударим.

– Ну смотрите, Железнов, прозеваете – пеняйте на себя! – на этом командующий закончил разговор, оставив в душе Железнова неприятный осадок.

«Нехорошо. Будто в душу плюнул, – размышлял про себя Яков Иванович. – И зачем обидные слова, да еще перед боем? Ведь ты же занимаешь большой пост, должен понимать…» В его представлении командующий должен обладать не только прекрасными военными качествами, он должен быть человеком, и человеком с большой буквы! Чутким, внимательным и к людям бережливым. Ведь это ж война! А на войне надо беречь и людей, и их нервы, и душу!..

Зуммер телефона отвлек его от этих размышлений.

– Наши заняли Ржев, а Ватутин – Льгов и Дмитриев-Льговский, – радостно звучал голос Хватова.

– Прекрасно! – Железнов смотрел на десятикилометровку. – В такой ситуации фон Клюге тоже должен дрогнуть.

– Я тоже так понимаю, – отозвался Хватов. – Сейчас печатаю сообщение Совинформбюро и рассылаю в части. Заканчиваю так: «Воины! Враг дрогнул. Вперед на разгром врага!»

– Замечательно, – одобрил комдив. – Действуй. – Не успел положить трубку, как позвонил майор Кожура и сообщил, что вернулись разведчики и притащили языка. Яков Иванович распорядился – разведчиков и языка – на машины и в штаб дивизии!

Подъехал он к блиндажу Бойко, когда к нему вводили пленного. Жаль было смотреть на этого дрожащего всем телом замерзшего солдата, в серой на «рыбьем меху» шинелишке, повязанной по воротнику женским шерстяным платком и скованного в движении большущими соломенными ботами на ногах.

• Предыдущая
• 56/101
• Следующая