Соблазненная - Хенли Вирджиния - Страница 25

• Предыдущая
• 25/117
• Следующая

Антония подняла темную волну доходивших до пояса волос.

— Обязательно? Я могла бы запрятать их под один из париков Тони.

— Ты же знаешь, что он не носил парик дома или когда ходил под парусом. Если он никуда не уходил, то ходил с открытой головой, откидывая волосы назад. Я хочу, чтобы слуги, за исключением, разумеется, мистера Бэрке, думали, что ты — Антони. Если уж домашняя прислуга поверит; что ты — это твой брат, то все остальные тем более.

Не стало доходившей до пояса гривы, волосы рассыпались по плечам. Тони закрыла глаза, переживая потерю роскошных блестящих темных локонов. У нее вдруг перехватило дыхание, лицо пылало.

Роз тщательно собрала срезанные волосы, чтобы потом потихоньку избавиться от них, затем зачесала назад волосы Антонии, перевязав сзади черной ленточной.

— Надень-на халат Антони и встань у балконного окна, а я позвоню горничной.

Антония считала это напрасной тратой времени. У слуг не было причин для неверности, тогда зачем заниматься чепухой и дурачить их? Правда, страшно интересно посмотреть, удастся ли ей.

На звонок отозвалась Анна. Роз, открыв дверь постучавшей горничной, сказала:

— Анна, попроси Джеймса принести воды для ванны Антони. И перестели постель.

Присев перед Роз в книксене, Анна украдкой глянула на молодого лорда Лэмба. Покраснела, увидев, что он в ночном халате, и, чтобы скрыть смущение, пролепетала:

— Принести вам завтрак, сэр?

— Нет, спасибо, Анна. Буду завтракать внизу, как обычно, — ответила Антония, надеясь, что ее голос такой же хриплый, как у Тони.

— О, сэр, мы все так волновались за вас. Слава Богу, вы живы и здоровы.

— Спасибо, Анна, — тихо ответила Антония. Молоденькая горничная покраснела еще больше. Молодой хозяин впервые назвал ее по имени. Она выскользнула из комнаты искать Джеймса, а Антония вышла на балкон — ей страшно не хватало воздуха. На мгновение все поплыло перед глазами, ноги стали как ватные. Чтобы не упасть, она оперлась о стену балкона. Глаза тотчас обратились к пристани, но там не было ни души. Как назло, на воде было тихо, будто в пруду.

Антония с трудом вернулась в комнату Тони, где Джеймс перелил два ведра кипятку в стоявшую в углу небольшую ванну. Прежде чем забрать пустые ведра, Джеймс глянул украдкой в сторону леди Рэндольф. Та была занята — доставала одежду хозяина. Он сунул в ладонь Тони гинею и тихо сказал:

— Ваш выигрыш, сэр. Дали двадцать к одному. Проводив слугу до двери, она заперла замок.

— Пока все хорошо.

Антония сняла халат и встала перед зеркалом, чтобы осмотреть синяки. На груди и на ребрах кровь запеклась под кожей в большие темные пятна. Во все бедро длинный болезненный синяк. Морщась от боли, она ощупала царапины на коленях и локтях, думая, что от теплой воды боль немного утихнет. Это было последнее, что она помнила.

За всю жизнь леди Розалинд Рэндольф не было так страшно. У ее любимой внучки было воспаление легких. Когда Антония потеряла сознание и ее отнесли в постель, Роз сразу почувствовала, что внучка горит в лихорадке. Шесть дней и ночей она, не отходя от постели, ухаживала за ней, обтирала влажным полотенцем, крепко держала за руки и успокаивала нежными словами, когда Антония металась в бреду.

Все эти долгие ночи мистер Бэрме бодрствовал, чтобы, если задремлет леди Рэндольф, быть готовым присмотреть за Антонией.

Роз молилась, как еще никогда не молилась:

— Боже, смилуйся, не забирай обоих. Оставь мне это дитя, я ни о чем больше не прошу.

Роз показалось, что Господь услышал ее молитвы, потому что лихорадка наконец ослабла, Антония перестала метаться и спала спокойнее.

Майор Блаунт приезжал каждый день, но Роз было не до гостей. Она послала ему записку, в которой благодарила за все и просила продолжать поиски, какими бы безнадежными они ни казались. Майор Блаунт также ответил запиской, сообщая, что боится, как бы в «Газетт» не пронюхали о несчастном случае, и что он не подтвердил, но и не опроверг их бестактные спекуляции, когда они обратились к нему.

Розалинд поняла, что даже Джереми Блаунт еще не знал, что это Антония обманула смерть, но решила, что следует подождать и объясниться на словах. Не стоило доверять бумаге. Письма, случается, всплывают на поверхность, когда не надо.

За всю неделю после несчастья на берегу не появилось никаких новых следов крушения. Роз смирилась с горькой правдой, что Антони никогда уже не вернется. Она устала, сознавая, что понесла тяжелую потерю. Единственное, что она могла, так это смириться-с утратой, сохранив веру и достоинство.

С помощью мистера Бэрке она начала укладывать вещи. Когда Антония, открыв глаза, попросила пить, у Роз словно гора свалилась с плеч. Наконец-то внучка пришла в себя. Лихорадка почти прошла. Антония была еще слаба, и на щеках пылали два ярких пятна, но теперь Роз знала, что внучка поправится.

Она взяла из рук Антонии стакан и поставила рядом с кроватью. Заметив, что Антония мирно уснула, Роз спустилась вниз и, сев за изящный секретер, принялась за письмо. Она много дней откладывала неизбежное, понимая, что обязана уведомить Уотсона и Голдмана о том, что лорд Антони Лэмб пропал без вести в море и предположительно утонул.

Это было самое трудное письмо, которое ей когда-либо приходилось писать. Смахнув слезу, она посыпала песком чернила. Затем выпрямилась, позвала Джеймса и дала ему письмо, приказав отнести в почтовую гостиницу в Стоук.

Двумя часами позднее проснулась Антония, и Роз увидела, что той стало значительно лучше. Взяв руку Антонии, она осторожно промолвила, что никаких надежд в отношении Антони не осталось.

— Сколько времени прошло? — спросила Антония, все еще с трудом дыша.

— Ты проболела семь дней, милая.

Антония лежала не шелохнувшись, осмысливая ужасное известие о своем брате. Взглянув на Розалинд, она увидела, как та похудела и осунулась, и поняла, сколько ей пришлось пережить за эту неделю.

— Спасибо, бабушка. Ты отдала мне не только всю свою любовь, но и все свои силы. Теперь моя очередь быть сильной ради тебя.

— Дорогая моя, знаю, что для тебя будет большим огорчением, но чему быть, того не миновать. Я собираюсь послать Анну в твою комнату собрать твои прелестные вещички. Когда ты достаточно окрепнешь, скажем, завтра или послезавтра, мы переедем в мой вдовий домик.

Антония поглядела на нее как на сумасшедшую.

— Абсолютно никакой необходимости укладываться. Лэмб-холл — это наш дом. Я ни за что его не отдам.

— Милая, уже поздно. Все мои вещи уложены и запакованы, и я уведомила Уотсона и Голдмана о несчастном случае.

Антония села, выпрямившись, в постели.

— Как? Когда? — потребовала она ответа.

— Часа два назад Джеймс отнес письмо в почтовую гостиницу.

Сбросив одеяла, Антония с усилием стала вставать с постели.

— Боже, дитя мое, что ты делаешь? Немедленно ложись в постель, — обеспокоенно воскликнула Роз.

— Я собираюсь вернуть проклятое письмо. Я намерена быть Антони!

— Милая, если мы будем продолжать обман, то, когда все откроется, окажемся в большой беде. То, что мы сделали, — противозаконно. Это преступное деяние, не говоря уже о том, что это идет против нравственности.

— Здесь я с тобой не согласна. Преступное — может быть, но с моей стороны было бы безнравственно позволить Бернарду Лэмбу занять место Антони, захватить дом Антони и его титул!

Антония опять задыхалась, хватая ртом воздух. Вздымавшуюся грудь разрывала боль. Когда встала на ноги, комната поплыла перед глазами. Она протянула руку чтобы удержаться на ногах.

— Я намерена занять место Антони, и не только на это время, а на сколько надо.

Роз, видя, как ее шатает, и только чтобы успокоить ее и убедить лечь в постель, сказала.

— Я пошлю мистера Бэрке в почтовую гостиницу забрать письмо обратно.

— Нет, — твердо возразила Антония. — Я лорд Лэмб, и это моя обязанность.

Розалинд опасалась, что у Антонии снова начинается горячка, но она исчерпала все свои силы и перед лицом яростной решимости Антонии была вынуждена молчать.

• Предыдущая
• 25/117
• Следующая