Сокол и цветок - Хенли Вирджиния - Страница 5
- Предыдущая
- 5/105
- Следующая
Фолкон с сожалением глянул на кровать, но тут же понял: так далеко они просто не успеют добраться. Раздвинув ноги Морганны, он встал между ними и бесцеремонно потянул пленницу на себя. Пока он срывал с нее кожаную тунику, Морганна лихорадочно высвобождала из лосин набухший, пульсирующий член. Оба дрожали от нетерпения и предвкушения столь совершенного слияния.
Фолкон, слегка согнув колени, врезался в девушку, крепко сжимая ее ягодицы. Морганна, не помня себя, извивалась под ним. Никогда еще ее не возбуждали так мгновенно и яростно. Сила страсти этого великолепного самца лишила ее воли и стыда, и когда он довел ее до ошеломительного, невероятного экстаза, острые ноготки впились в его плечи, а из горла девушки вырвался дикий вопль. Не выходя из нее, Фолкон поднял Морганну со стола и устремился к кровати. Слишком давно у него не было женщины, и желание почти мгновенно вернулось с новой силой. Положив девушку на постель, он навис над ней, опираясь локтями о тюфяк, чтобы не придавить ее своим весом. Морганна была миниатюрной, прекрасно сложенной, смуглокожей. Волосы, такие же темные, как у Фолкона, разметались по подушке, глаза сверкали ненасытной чувственностью – не часто встречались такие страстные любовники, как де Берг. Он снова взял ее, быстро, без поцелуев и нежных слов; Морганна была потрясена, когда опять забилась в судорогах наслаждения, гораздо более сильного, чем в первый раз.
Фолкон откатился от нее, но не лег рядом. Сильные руки подняли Морганну так, что она оседлала мускулистые бедра. Девушка мечтала только об одном: раствориться в объятиях этого человека и уснуть рядом с ним. Ноги ее ослабели, полузакрытые маза удовлетворенно блестели, сладостная истома охватила тело. Фолкон, сузив веки, наблюдал за ней. Такая красавица ни за что не ускользнула бы от внимания Ллевелина!
– Надеюсь, я выигрываю по сравнению с валлийскими крестьянами? – спросил он.
– Сам король пользуется моей благосклонностью, – гордо объявила девушка.
Следовательно, ее ценность как заложницы значительно увеличилась, особенно теперь, когда она столь опрометчиво похвасталась своим положением.
– Ллевелин лорд, а не король, – резко оборвал он.
Девушка пожала гибкими загорелыми плечами, не желая спорить. Поскольку он все равно не даст уснуть, она решила получше познакомиться с этим великолепным мускулистым телом, поросшим темными жесткими волосами. Тонкая рука, скользнув по ребрам, спустилась ниже, к плоскому животу, пальцы сомкнулись вокруг поднявшегося из густой поросли налитого кровью копья. Девушка недоуменно взглянула на набухшее мужское естество. Неужели он в силах взять ее трижды за ночь?
И неожиданно в ней загорелась кровь. Должно быть, де Берг находит ее очень привлекательной, если так ненасытен. Морганна едва сдержала улыбку. Теперь она сможет сделать его своим рабом. Изогнувшись всем телом, она насадила себя на него, и словно стальной клинок вошел в шелковые ножны. Наклонившись, она накрыла губами его рот и застонала от наслаждения, отвечая на мощные толчки.
Позднее, гораздо позднее, когда он, насытившись, лениво растянулся на постели, а обессиленная Морганна свернулась рядом, Фолкон спросил:
– Что же тебе нужно от меня?
Девушка охнула – она уже торжествовала, считая, что покорила рыцаря, лишив его разума.
– Не хочу, чтобы меня брали в Англию заложницей, – в отчаянии прошептала она.– Не желаю терпеть унижения, когда англичанки будут с презрением, свысока смотреть на меня.
Морганна понимала: бесполезно взывать к его жалости – этот человек лишен всяческого сострадания, и поэтому обмякла от облегчения, когда Фолкон пробормотал:
– Может, я отправлю тебя в Маунтин-Эш.
Едва рассвело, огромная армия Уильяма Маршалла, состоявшая из почти двухсот рыцарей и трехсот тяжеловооруженных всадников, вместе с обозами и осадными машинами, была готова свернуть лагерь и двинуться на Пемброк. Но в этот момент прибыл гонец с ужасной вестью, мгновенно положившей конец уэльской кампании.
Король Ричард был ранен так тяжело, что врачи опасались за его жизнь. Он приказал Маршаллу немедленно сесть на корабль и отправиться в Руан, где находилась государственная казна Нормандии. Весь лагерь пришел в смятение, и когда стали известны подробности трагедии, отвращение лордов было неподдельным: подумать только, из-за жалкой горстки золота и ненасытной жадности Ричарда произошло такое несчастье! Как выяснилось, на поле в Шалу нашли клад: золотой щит и сосуд с древними монетами. Король с горсткой рыцарей поскакал в Шалу, желая присвоить сокровище, и был сражен стрелой, пущенной из-за стены замка. Человек, вынесший тяготы долгих крестовых походов, сражавшийся с неистовыми язычниками, человек, завоевавший славу величайшего воина-короля, жившего когда-либо на шмле, теперь лежал на смертном одре. И только потому, что хотел получить все!
Уильям Маршалл переправился через реку Северн, пересек Уэссекс и отплыл на своем судне в Нормандию, в город Руан на реке Сене, чтобы охранять сокровищницу.
Фолкон де Берг вернулся в Англию вместе с Сейлсбери. По пути он старался не сказать ничего лишнего, поскольку опасался попасть между молотом и наковальней. Король Ричард почти не бывал в стране, предпочитая добытую в боях славу тяжким обязанностям монарха. Он так мало заботился об Англии, что продал бы Лондон, если бы нашелся покупатель. Но все же, при всех своих недостатках, Ричард был предпочтительнее двух оставшихся наследников династии Плантагенетов. Брат Ричарда Джеффри был убит на турнире, оставив сиротой сына – подростка Артура. Тринадцатилетний мальчик никогда не ступал на английскую землю и полностью находился под влиянием матери, Констанции Бретонской, ненавидевшей многих при английском дворе и особенно королеву-мать, Элинор Аквитанскую. Филипп Французский представлял такую угрозу для Англии, что короновать юного Артура было равносильно самоубийству.
Оставался только младший брат Ричарда Джон Мортен, фактически правивший бы Англией и Ирландией в отсутствие брата, если бы не упорное сопротивление могущественной знати. Среди них не было ни одного, кого бы радовала перспектива видеть Джона королем.
За время путешествия Фолкон де Берг лучше узнал и полюбил Сейлсбери, поняв, что главными достоинствами этого человека были верность и преданность. Фолкон не желал, чтобы какие-нибудь его слова были истолкованы Сейлсбери как критика в адрес его сводных братьев королевской крови.
– Если Ричард не оправится от раны, милорд, скорбь англичан будет безгранична.
– Не бывать этому! – убежденно воскликнул Уильям.– Он получал десятки ран и потяжелее, выживет и на этот раз. Помяни мои слова, еще до конца месяца мы вновь вернемся в Уэльс.
Фолкон дипломатично кашлянул, подумав, что в этой ситуации Уильям намеренно закрывает глаза на правду. Что ни говори, а они спешат в Англию на тот случай, если придется собраться в Нормандии на похороны короля и коронацию нового монарха.
– От всего сердца надеюсь, что вы правы, милорд, но все же вряд ли Уильяму Маршаллу приказали бы отправиться в Нормандию, не будь положение достаточно тяжелым, – осторожно заметил он.
– Уильям Маршалл – единственный барон, ставящий честь превыше собственных интересов. Такие люди рождаются раз в столетие. Если Ричард прикован к постели, лишь одному человеку он может доверить свою казну.– И, подмигнув де Бергу, добавил:– Уж мы-то знаем, как заботится о деньгах наш король!
Фолкон рассмеялся, обрадованный, что именно Уильям затронул эту тему.
– Да, такому человеку, как Маршалл, любой может доверить свою жизнь или свою жену, – пошутил он.
Оба ни словом не упомянули ни об Артуре, ни о Джоне, поэтому Сейлсбери решил открыть де Бергу все, что таил в душе.
– Знаешь, всегда говорю себе, что унаследовал мужество и умение сражаться от отца, короля Генриха, но совсем лишен ненасытного честолюбия и стремления заполучить трон, терзающих моих братьев. По-видимому, эти качества перешли к ним от матери, королевы Элинор. К счастью, у меня другие стремления. Я прекрасно вижу недостатки Артура и пороки Джона, но оба они – принцы королевской династии и наследники трона, и если придет день, когда один из них будет коронован, я останусь ему верен до конца.
- Предыдущая
- 5/105
- Следующая
