Язва - Хеннеберг Натали - Страница 24

• Предыдущая
• 24/94
• Следующая

— Вот именно. Сейчас вы должны решить ее судьбу.

— Что?! Но вы же не можете спасти ее!

— Верно, мы ничем не можем помочь ее телу. Его жизнь поддерживалась до сих пор искусственно, благодаря питательной среде… Объясните ему, Арцес.

— Да, кожа сгорела, — сказал высокий арктурианец с какой-то странной нежностью в голосе. — Сохранилось только несколько жизненно важных органов, и среди них — мозг. А 120-я статья межгалактического кодекса запрещает нам бесконечно хранить «человеческие останки в законсервированном виде». Итак, вы должны решить…

— Это ведь такая драгоценная кровь… — сказал стальной голос. — Не думайте, что мы так наивны: речь идет о символе. Для землян на Арктуре эта девушка — все, что осталось от Земли. От их Земли.

И Валеран тотчас вспомнил Христиана VII, который отвечал своим тусклым и грустным голосом верным придворным, умолявшим его эмигрировать: «Мы не можем оставить Землю. Мы сами и есть Земля…»

— Но вы говорите, — крикнул принц (или ему показалось, что он крикнул?), — что не можете спасти ее тело! Если остается только эта куча законсервированных остатков, то что же вы собираетесь из нее сделать?!

— Биоробота.

Мог ли он — должен ли он был лишить ее этого последнего шанса? В час выбора он снова понял, кем он был на самом деле — земной принц, довольно незамысловатое существо, которое в общем-то, верит в свою исключительность. Предки Валерана поклонялись культу расы. В их экспериментальных лабораториях посредством скрещивания и инъекций создавались гибриды, и в том, что прекрасно сохранившийся и отделенный от несовершенного, безжизненного тела мозг будет помещен в черепную коробку андроида, не было ничего сверхъестественного. Конечно, хирурги и невропатологи Сигмы творили чудеса. Так можно было бы сохранить всех последних землян «старого двора» — древнего маршала, старого камергера, фрейлин — всех, кто знал прежнюю Астрид. А потом терпеливо, мало-помалу, подбирая то аметистовый оттенок радужной оболочки глаза, то магнолиевую бледность лица, можно будет создать настоящий шедевр, живую статую, и она будет еще совершеннее, чем настоящая Астрид… если бы она была жива. К тому же, биологические андроиды всегда получались красивее, чем люди.

Он еще долго думал, но потом дал согласие и поставил подпись.

Выйдя с территории Центра и не встретив, к счастью, никого из знакомых, он зашел в первое подвернувшееся злачное место на космодроме, отказался от опиума и схрауи, а также местных сегхиров, и основательно напился.

На рассвете, вернувшись в адмиральский дворец, он увидел Леса, как всегда аккуратного и бледного, в летной форме. Он пришел попрощаться. Валеран был еще достаточно пьян, чтобы толком передать Лесу все свои мысли. Коротко пересказав ход событий, он процедил сквозь зубы:

— Я же не мог отказать ей в этом, да?

И Лес ответил, как и следовало ожидать:

— Да, не мог.

Позже Валеран вспомнил, что в изголовье Леса, влюбленного в Землю, висел портрет пятой принцессы…

А потом?

Потом прошли месяцы. Годы. Шел курс адаптации, ужасно долгий и трудный. Еще несколько веков назад один ученый писал: «…самым трудным этапом является соединение коллоидального механизма с электрической системой».

Между экспедициями Валеран находил время посетить Центр. Он узнавал, что там происходили странные чудеса, что величайшие умы Арктура создавали из живой плоти оружие, предвидя будущие беспощадные битвы с врагом. Но все это мало интересовало его, он спешил к Астрид. Стадия адаптации мозга, искусственно питаемого, помещенного в капсулу, успешно миновала, наступила стадия формирования андроида, движимого электрическими импульсами, с гибкими суставами и крепкими мускулами.

При первом свидании Ральф оказался лицом к лицу с бессмысленным коконом, по которому время от времени пробегали судорожные пульсации. В следующий свой визит Ральф увидел застывшую безликую маску и неподвижное тело…

Лес исчез. Он улетел на встречу с незнакомой, опасной и страстно любимой Землей. Конечно, Валеран должен был предупредить его, что нельзя посетить ее безнаказанно. Но они больше не встречались. Принц Еврафриканский, словно зачарованный, продолжал ходить в Центр Мутаций; после каждого полета — к этому ложу… До него начал доходить смысл старинного земного выражения, несколько сатанинского: нелюбовь. «Я ненавижу тебя и не могу обойтись без свиданий с тобой…» — говорилось в старой песне одного из народов Земли, которому когда-то пришлось много выстрадать.

Наступил день, когда она смогла управлять своими рефлексами.

Однажды она подняла руку. Левую. Правая оставалась неподвижной из-за обрыва цепи.

Однажды красиво очерченные губы разомкнулись, и она произнесла: «Р-р… Ральф…»

Он тотчас вышел. Его вырвало.

Талестра думает:

В то время, как на Сигме происходили все эти события,

когда в созвездии Рака вспыхнула Новая,

когда какая-то комета задела своим хвостом несколько незначительных звездочек в Гиадах,

когда, спрятавшись от подступившего врага в погребе, какая-то женщина-мать на Земле душила своего ребенка, чтобы он не кричал,

когда собака нашла своего убитого хозяина и лизала ему лицо, когда десятки собак — и тысячи собак…

когда потоки и пучки частиц встречались в космосе, когда одни миры рождались, а другие — нет,

(и все это я знала),

когда в одно и то же время на деревьях наливались плоды, а люди умирали с голода,

когда узник выпрыгнул в окно, чтобы избежать пыток,

когда один ученый нашел способ победить рак, а

другой ученый — как опрокинуть вселенную

(оказалось, что оба они ошибались. Я проникала в их мысли. И не могла же я знать…)

В то время, как происходили все эти события, и много других, я, Талестра, кончила тем, что обнаружила две опасности, две угрозы. Да, две. Именно в этом заключалась трудность.

Заряд взрывчатки поместили в систему снабжения горючим, а прибор, создающий помехи, — на пульте управления.

У меня не было времени, чтобы обдумать и определить, кто подложил эти штуки. На первый взгляд, это мог быть электроник. Прибор, создающий помехи, был страшно опасен, но взрывное устройство вызывало большее беспокойство. Тогда я сотворила одну штуку, которая требует определенного умения: я переместилась в пространстве. Казалось бы, это такая безделица, но попытайтесь сами как-нибудь! Я обнаружила заряд в глубине трюма (если можно так выразиться). Люди сбились там, как сельди в бочке. Во всяком случае, мне так показалось. Пожалуй, они одурели, когда я материализовалась.

В центре толпы.

Тут я обнаружила, что дело идет к катастрофе: заряд был в капсуле, прикрепленной к трубе. Циферблат на ней показывал, что через несколько минут он сотрет нас всех в порошок… а дурачье вокруг думало, что это обычный корабельный прибор. Но самым неприятным было то, что я забыла, какой была слабой, с моими тонкими, как спички, ручками. Слабой, когда не надо было изменять облик или переноситься в пространстве. И теперь я держала эту капсулу обеими руками и никак не могла остановить ее адское тик-так! Все, что мне удастся, это взлететь при взрыве на воздух раньше всех… Когда он грянет, естественно.

И я мысленно закричала изо всех сил:

«Лес! Лес Кэррол!»

И откуда-то сверху, оттуда, где должен находиться верх, меня резанул хрустальный голос:

«Ну, что ты от меня хочешь, противная девчонка?!»

Он следовал за мной! Он понял, что полупрозрачная фигура, в углу — это я!

Я так возликовала, что заговорила во весь голос:

— Лес Кэррол, вот она! Я не могу сказать, что это… даже подумать… здесь есть телепаты! Ну, эта штука, вы знаете… она взрывается. Я держу ее в руках.

— А… а… А-а-а-х-х-х…

В одно мгновение меня сплюснули, как ту селедку.

— О… ох… она ее держит!!!

— А дальше что? — спросил невозмутимый голос.

— Я ничего не могу с нею сделать… она запаяна.

• Предыдущая
• 24/94
• Следующая