Королевское зерцало - Хенриксен Вера - Страница 27

• Предыдущая
• 27/56
• Следующая

Между Харальдом и Господом Богом была глухая стена.

Другое дело — Божья матерь. Она была матерью церкви, матерью всех грешников и всех заблудших. Несмотря на длинный перечень грехов Харальда, она могла заступиться за него перед Отцом Небесным.

Уже потом мне пришло в голову, что Харальд, который легко добивался от женщин чего угодно, наверное, надеялся, что сумеет растопить сердце и Пресвятой Теотокос.

Когда пришла весна и мы собрались двинуться в путь, я снова была беременна. Но это было еще незаметно, и я скрыла свою беременность ото всех, даже от Харальда.

Я не хотела, чтобы он из-за меня снова отложил свое возвращение в Норвегию.

Мне было тяжело расставаться с родителями, с братьями и сестрами, я не надеялась снова увидеть их. И когда наши суда вышли на стрежень Днепра и Киев остался позади, я поняла, что навсегда простилась с городом моего детства.

Я плохо представляла себе, что меня ждет.

Конечно, Харальд рассказывал мне о Норвегии, о ее горах, водопадах и море. Но я не могла представить себе горы, ведь ни гор, ни водопадов я никогда не видела. И только от Харальда я знала про море, про страшные морские бури.

Я всегда жила в городе, который окружали бескрайние равнины, плодородные земли, бесконечные леса.

И все же предстоящий путь меня радовал. Я знала: мой дом там, где Харальд, — золотой свет еще осенял нас обоих.

Мы плыли на двух кораблях, нас сопровождало сто человек — Харальд взял из Киева свою дружину. Корабли были построены по его указаниям.

Он называл их малыми, теперь-то я знаю, что он был прав. Но по сравнению с теми кораблями, что я привыкла видеть с детства, они казались большими.

Харальд объяснил, что на более крупных кораблях от Киева до Новгорода добраться невозможно, потому что часть пути их приходится перетаскивать по суше.

Со мною плыли женщины из нашей челяди, некоторые должны были нянчить Марию. Больше всех я любила Предславу.

Кроме того, с нами поехал епископ Авраамий и два священника, Стефан и Петр. Отец отправил со мной также одного из своих лендрманнов, Свейна. Они с Харальдом договорились, что в Норвегии Свейн займет такое же высокое положение, как и на Руси.

Вверх по Днепру мы поднимались на веслах мимо бесконечных лесов, изредка на нашем пути встречалось какое-нибудь селение. Когда Днепр повернул на восток, мы продолжали плыть на север по его правому притоку. Потом небольшое расстояние протащили корабли на катках и спустили их в другую реку, текущую на север. По ней мы доплыли до Двины — это большая река, она течет на запад. Из Двины мы свернули в ее приток — Торопу — и снова поплыли на север. Так мы добрались до самого длинного волока.

Это был уже наезженный путь. Здесь мы нашли и катки, и людей, готовых нам помочь.

Переход был долгий, а я не привыкла к долгой ходьбе — Харальду же это было невдомек. Правда, мы шли медленно, потому что должны были идти за кораблями. Но я выбилась из сил, у меня все болело, особенно спина.

Наконец Харальд заметил, что со мною неладно.

— Осталось уже немного, — сказал он.

Но тут мне так ударило в спину, что я невольно согнулась.

— Хочешь, я подниму тебя на корабль? — спросил Харальд.

— Жаль, что я оказалась такой слабосильной, — посетовала я и тут же почувствовала, что вдруг стала мокрая.

— Постой! У меня пошла кровь.

— С чего это? Разве время приспело?

— Пресвятая Теотокос, помоги мне!

— Да что с тобой такое? — Голос у Харальда был сердитый.

— Я беременна. Кажется… Кажется, у меня начались до срока роды.

Я села, заливаясь кровью, больше у меня сомнений не было. Харальд опустился на колени рядом со мной.

— Вот глупая! Почему ты ничего мне не сказала?

— Я не хотела, чтобы ты снова откладывал из-за меня возвращение в Норвегию.

Нас окружили люди. Харальд встал и крикнул, чтобы впереди идущие остановились, позвал женщин и священников.

Я лежала вся в крови, надо мною читали молитвы священники, Предслава бормотала то христианские молитвы, то языческие заклинания.

Наконец ребенок появился на свет — крохотный, окровавленный комочек плоти.

Это был мальчик. Харальд велел епископу окрестить его, пока в нем еще теплилась жизнь. Он дал ему имя Олав.

Я видела его — маленький, с большой головой, но уже совсем человек — лицо, пальчики на руках и ногах…

Его обмыли и запеленали, чтобы взять с собой в Новгород и похоронить там в освященной земле.

Я лежала в полузабытьи. Все происходило как будто далеко-далеко — женщины вымыли и переодели меня, потом меня подняли, понесли. Харальд говорил после, что не хотел, чтобы меня устроили на корабле, который сильно трясло на катках.

Я дремала, покачиваясь на сделанных для меня носилках.

Очнулась я уже на новой реке, корабли были спущены на воду. Меня как раз перенесли на борт, совсем близко было лицо Харальда.

Он заметил, что я открыла глаза. Никогда, ни до, ни после, я не видела в его лице столько нежности. Он улыбался мне, как улыбается только мать. Молча он погладил меня по щеке.

Люди поставили на корабле палатку, устроили мне удобное ложе.

Предслава не отлучалась от меня, даже когда приходил Харальд.

Он не обращал на нее внимания.

— Елизавета, — сказал он, садясь рядом и обнимая меня. — Я понимаю, что ты поступила так ради меня.

— Мне следовало рассказать тебе о ребенке.

Он кивнул.

— Не нужно было тебе идти пешком. Мы могли бы нести тебя.

От подступающих слез у меня сдавило горло.

— Мне так хотелось родить тебе сына.

Он взъерошил мне волосы, слез он не любил, чувствовал себя беспомощным и сердился.

— Уж я постараюсь, чтобы ты подарила мне десять сыновей, — пообещал он.

Оправилась я не сразу.

Но Харальд и без того собирался задержаться в Новгороде, где княжил в то время мой брат Владимир. Харальд хотел найти себе подходящий корабль.

Он отправился в город Ладогу, что стоит недалеко от озера Нево [28], вы этот город называете Альдейгьюборг. Там он подыскал корабль по своему вкусу и велел кое-что в нем переделать. Только после этого он забрал меня из Новгорода.

Новый корабль был так велик, что на нем поместилась вся дружина, те же корабли, на которых мы приплыли из Киева, Харальд продал.

На носу этого великолепного корабля красовалась позолоченная голова дракона, позолота сияла повсюду.

Но лучше всего было то, что на корме под палубой имелось помещение, где можно было укрыться от непогоды и посторонних взглядов.

Из озера Нево мы вошли в полноводную реку Неву и по ней добрались до моря, русские называют его Варяжским.

— Больше у тебя не было сына? — спросил Олав.

— Нет.

— И все-таки у тебя есть сын. И зовут его Олав.

Их глаза встретились.

— Не спеши так, — предупредила его Эллисив. — Подумай, хочешь ли ты иметь мать, которой место в битве у Станфордского моста? И еще одно, — прибавила она. — В каком-то смысле я там была. Ведь это я вышила стяг Опустошитель Стран, который сопровождал твоего отца — черный ворон на белом поле, — тот самый, что привиделся тебе парящим над полем битвы.

Приближалось Рождество.

Из Англии пришла весть, что в битве с Вильяльмом Незаконнорожденным погиб Харальд сын Гудини. Теперь в Англии правил Вильяльм. Но Эллисив это было уже безразлично.

Свирепствовали бури, и Эллисив почти все время проводила дома за переписыванием книг.

Она привыкла к своей поварне, сжилась с ней. Здесь было уютнее, чем в покоях епископа.

Да и служанки ее здесь тоже освоились — все чаще они норовили остаться при ней.

• Предыдущая
• 27/56
• Следующая