Королевское зерцало - Хенриксен Вера - Страница 6
- Предыдущая
- 6/56
- Следующая
Эллисив опустила голову — боялась встретиться с его властным, зовущим взглядом.
— Тогда я плохо знала жизнь, — голос ее звучал неуверенно, Харальд пробудил в ней старые чувства.
Он угадал это, взял ее за подбородок, поднял ее лицо.
— Посмотри мне в глаза!
— Святослав пал позорной смертью, — с трудом выговорила Эллисив. — Враги отрубили ему голову и сделали из черепа чашу. Ты хочешь такого конца?
Харальд рассмеялся:
— Думаешь, из моего черепа не получится чаша? Посмотри какой ладный! — Он провел рукой по голове от лба до затылка.
— Харальд!
— Что?.. — Его забавляло, что ему удалось вывести ее из равновесия.
Она не ответила.
— Елизавета, я хочу, чтобы ты благословила меня на этот поход.
— А я думала, ты хочешь, чтобы я молилась за твою душу.
— Молись, это тоже нужно. Но прежде благослови меня на победу.
Теперь Эллисив смотрела прямо на него, наконец-то она поняла, чего он добивался все время. Могла ли она отказать ему? Да и хотела ли отказывать?
— Ты благословишь меня?
— Да. — Однако, покоряясь его воле, Эллисив была не в силах унять дрожь. — Да благословит тебя Господь, Харальд. Да пошлет он тебе победу.
Наступило молчание. Потом у нее над головой снова раздался его голос:
— Но это еще не все. Ты должна мне сказать несколько слов, чтобы я вспомнил их в разгар битвы. Прежде ты всегда так поступала.
Эллисив попыталась уклониться:
— Но ведь это было так давно, Харальд.
— Да, и тогда я одерживал ради тебя победы. Ты меня больше не любишь?
— Люблю, и ты это знаешь.
Харальд снова обнял ее, его губы коснулись ее уха, в голосе была не просьба, а повеление.
— Скажи мне эти слова.
Эллисив почувствовала, что к глазам почему-то подступили слезы; когда она заговорила, они полились помимо ее воли.
— Хорошо, скажу. Иди, высоко подняв голову, ты, вызвавший на бой небесное воинство. Не прячься за щит, стремись туда, где гуще стрелы и громче удары клинков. Не склоняйся даже перед Всевышним. И если он не даст тебе победы, то, может быть, за твою доблесть он даст тебе уйти с честью, как поступают земные хёвдинги!
Эллисив все еще сидела в церкви Христа Спасителя, построенной Торфинном ярлом. Она думала об этом ярле, погребенном у церковной стены.
Если Харальд победит, сможет ли он, завоевавший Англию, Дублин, Данию, Руду, отказаться, как Торфинн ярл, от мирской суеты и посвятить себя добрым делам?
В это трудно было поверить.
А если он погибнет — не она ли сама послала его на смерть.
С каждым днем жизнь на Борге все больше тяготила Эллисив.
Однажды утром Эллисив смотрела, как в проливе прибывает вода, стремительно затопляя скалы и валуны, образуя водовороты и бурные потоки.
Когда-то прилив был исполнен для нее глубокого смысла. Ей казалось, что в чередовании приливов и отливов проявляется воля Божья. Она ощущала, что жизнь на острове, только на другом, заброшенном среди моря и отданном на волю ветра, приближала ее к Господу.
Нужно уметь раскрываться навстречу и доверять воле Божьей. И пусть приливная волна его любви очистит тебя, выверни наизнанку душу и омой ее в этих живительных потоках.
Эллисив вдруг подумала, что ей так тяжело на Борге, потому что Господь отвернулся от нее.
И ее охватил страх.
Прилив, это выражение воли Божьей, пугал ее, потому что она, человек, отказалась покориться Богу. И в сердце своем отказывалась покориться и сейчас.
А вода все прибывала.
После разговора с Харальдом Эллисив уже вместе с ним желала победы над Англией, и ей было неважно, кому будет служить эта победа, Богу или Дьяволу. Боевой пыл Харальда охватил и ее — ей следовало раньше понять то, что она поняла сейчас. Это ли был не вызов Богу?
Неудивительно, что она не могла молиться, чтобы Бог послал Харальду победу, — разве смела она просить о чем-то? Не было ли с ее стороны кощунством даже просто преклонять колена пред алтарем?
Прилив, где спрятаться от него на этом острове? Со всех сторон поднимается и подступает вода.
Харальд! Она всегда считала, что у нее хватит воли выстоять перед его непокорством и богохульством. Считала, что годы изгнания дали ей силы, которых недоставало раньше.
Зачем понадобилось Харальду сломить ее тягу к добру, втянуть ее в свой мятеж?
Эллисив не ждала иного ответа, кроме клокотанья воды в проливе, прибывавшей с каждой новой волной. Она и не требовала никакого ответа.
Ведь Харальд ее не принуждал. Он просто воспользовался ее слабостью перед ним, перед воспоминаниями; пробудил пылавшую в ней в юности страсть. Но только бы он не погиб, только бы не погиб!
Прилив, остановись!
Эллисив старалась не думать о Харальде. Но у нее было слишком много досуга и слишком мало дел. А тревога в душе росла.
Она уговаривала себя, что сны бывают обманчивы и что Харальд, наверное, прав, рассчитывая на победу. Однако это не помогало.
Зато благодаря избытку времени она могла подолгу бывать с дочерьми, У нее уже давно не было такой возможности: конунг Харальд и его дела оттеснили все, даже дочерей.
Трехлетняя Ингигерд больше знала нянек, чем мать.
Эллисив попыталась привлечь к себе дочь, но из этого ничего не вышло. Засунув два пальца в рот, Ингигерд капризничала и просилась к Ауд, своей кормилице, которую Эллисив привезла с собой из Норвегии.
С Марией все было иначе, и не только потому, что она была уже взрослая.
Она жила с Эллисив в изгнании, они очень сблизились в те трудные годы.
Мария росла без сверстников, это сделало ее неразговорчивой. Ее друзьями были ветер и море, прибрежные камни, птицы, овцы, любая живая тварь. Она научилась слушать и смотреть, была открытой и доверчивой. Ей было доступно многое, недоступное другим, — она слышала вздохи не обретших покоя мертвецов и духов-покровителей, что незримо сопровождают некоторых людей, ей снились вещие сны, она видела сияние над ракой святого.
С такой открытой душой Мария легко может оказаться жертвой любого злого умысла, часто думала Эллисив.
Но Марию как будто хранили ангелы.
Марии было четырнадцать лет, когда Харальд вдруг обнаружил, что дочь у него красавица. Стройная и светловолосая, она походила на отца, только в лице у нее не было ни высокомерия, ни суровости.
С той поры жизнь Марии изменилась.
Харальд стал посылать за ней, и она, знавшая прежде лишь скалы да море, вскоре освоилась в покоях конунга и подолгу гостила у отца.
Сперва Эллисив радовалась за дочь. Но, когда поняла, что Мария безгранично предана отцу и не видит его пороков, ей стало тревожно. Она-то слишком хорошо знала жестокость Харальда, его себялюбие, его ядовитые насмешки, которыми он любил унижать других.
Однако, судя по всему, Харальд желал Марии только добра — он заботился о дочери так, как не заботился никогда ни о ком. Пообещав Марию в жены Эйстейну Тетереву, а не какому-нибудь чужеземному конунгу, он хотел не только вознаградить преданность своего лендрманна. Это он мог бы сделать и по-другому. Харальду хотелось удержать Марию под своим крылом.
Какое ему было дело до Эллисив, которой было не по душе отдавать дочь за брата Харальдовой наложницы!
И снова у Эллисив сердце болело за дочь: что станет с Марией, если Харальд погибнет?
Но Мария казалась безмятежной, наверное, она и мысли не допускала, что отца может ждать поражение.
В те дни они были неразлучны и говорили о многом. Только разговоров о будущем Эллисив избегала.
Они часто сидели в покоях епископа, занимаясь рукоделием, или бродили по острову.
- Предыдущая
- 6/56
- Следующая